Азимов_Прелюдия к Академии (Части 14-19)

Фантастика

Серия Основание (Фонд) - 1

Айзек Азимов
Прелюдия к Академии

Оглавление

Глава четырнадцатая Биллиботтон
Глава пятнадцатая Подпольщик
Глава шестнадцатая Рейч
Глава семнадцатая Сэтчем
Глава восемнадцатая Ниспровержение
Глава девятнадцатая Дорс

Глава четырнадцатая
Биллиботтон

Даль – как нистранно, наиболее известной достопримечательностью этого сектора является Биллиботтон, полулегендарное место, о котором ходит множество рассказов. Образовалась даже целая отрасль литературы, посвященная опаснейшим приключениям героев в Биллиботтоне. Эти произведения настолько хорошо стилизованы, что в одном из наиболее известных романов есть фрагмент, где описывается просто-таки фантастическое приключение Гэри Селдона и Дорс Венабили, которые…

Галактическая энциклопедия

65

Когда Гэри Селдон и Дорс остались наедине, Дорс нахмурилась и спросила:

– Ты в самом деле собираешься посетить эту… матушку?

– Я думаю об этом, Дорс.

– Странный ты все-таки человек, Гэри. Похоже, тебе просто не терпится от плохого поскорее перейти к худшему. Потащился на поверхность в Стрилинге – ну ладно, там хотя бы цель была более или менее разумная. В Микогене тебя понесло в алтарь Старейшин. Это было намного опаснее, чем выход на поверхность, а уж цель была гораздо более дурацкая. Теперь, в Дале, ты собираешься отправиться в такое место, поход куда, если верить этому молодому человеку, равносилен самоубийству, и цель у тебя, ты уж меня извини, попросту бессмысленная.

– Меня заинтересовало упоминание о Земле. Я должен выяснить, что за этим кроется.

– Это легенда, и не такая уж интересная, – уговаривала Дорс. – Ничего особенного. В разных мирах эту планету называют по-разному, но суть одна и та же. Это всегда рассказ о мире-прародине человечества и его золотом веке. Все легенды до одной отражают тоску по замечательному, прекрасному, нехитрому прошлому, и это так естественно для людей, живущих в хитросплетениях жестокого мира. А все миры, все сообщества таковы, или таковыми их себе представляют те, кто в них живет, как бы проста на самом деле ни была их жизнь. Это ты, кстати, не забудь записать для своей психоистории.

– Все равно, я должен учесть эту вероятность, вероятность того, что когда-то существовал один-единственный мир. Аврора, Земля – не имеет значения. На самом деле…

Он умолк на полуслове и молчал, пока Дорс не поторопила его:

– Ну?!

Селдон покачал головой.

– Помнишь, ты мне в Микогене рассказала про забавный случай насчет руки, лежащей на бедре? Сразу после того, как я получил Книгу от Капельки Сорок Третьей… В общем, история почему-то пришла мне на память однажды вечером, совсем недавно, когда мы болтали с Тисальверами. Что-то я такое сказал и вдруг на мгновение вспомнил…

– О чем вспомнил?

– Уже не помню. Вспомнил, и все тут же вылетело из головы, но почему-то всякий раз, стоит разговору зайти об этом самом единственном мире, у меня возникает такое ощущение, будто я прикасаюсь к чему-то очень важному, но оно тут же ускользает от меня.

Дорс удивленно смотрела на Селдона.

– Ничего не понимаю. История о руке, лежащей на бедре, не имеет ничего общего ни с Землей, ни с Авророй.

– Знаю, но все равно что-то такое… что все время ускользает, все равно должно быть связано с этим единственным миром, потому-то меня не покидает чувство, что я должен во что бы то ни стало разузнать о нем гораздо больше, О нем и о роботах.

– И о роботах? А я думала, что приключение в алтаре поставило точку на твоем интересе к роботам.

Но Селдон только молча покачал головой.

Дорс нахмурилась.

– Гэри, я тебе вот что хочу сказать. В настоящей истории, в официальной – поверь мне, я отвечаю за свои слова – нет ни единого упоминания ни о каком первоначальном мире. Да, многие в это верят, это правда. Не только в таких местах, как Микоген, где это – народное предание, не только в Дале, где в это верят униженные, отверженные термальщики, но в это верят и некоторые уважаемые биологи, которые настаивают, что единственный мир-прародина обязательно должен был существовать; правда, откуда у них такая уверенность, я судить не могу. Есть и мистически настроенные историки, которые также утверждают, что такой мир существовал. Подобные мысли бродят и у роскошествующих интеллектуалов. И все-таки настоящая, официальная история, научная история об этом ничего не говорит.

– Тем больше причин заглянуть туда, – сказал Селдон упрямо, – куда не сует нос эта самая официальная история. Мне нужно средство, которое помогло бы упростить подход к созданию психоистории, и мне все равно, что это будет за средство – математический ли фокус, исторический ли, или вообще что-то совершенно невообразимое. Если бы этот молодой человек, с которым мы только что беседовали, был бы чуть-чуть более образован, я бы поручил ему разработку этой проблемы. Он мыслит оригинально, местами даже гениально…

– Значит, ты действительно собираешься ему помочь?

– Безусловно. Как только смогу.

– Но стоит ли давать обещания, когда ты сам не знаешь, когда сможешь их выполнить?

– Я хочу выполнить свое обещание. Если же тебя так волнуют невыполнимые обещания, лучше вспомни, что пообещал Челвик Протуберанцу Четырнадцатому. Ведь он посулил ему ни много ни мало – что с помощью психоистории микогенцы получат обратно свой возлюбленный мир. А шансы-то почти нулевые. Даже если я разработаю психоисторию, кто знает – можно ли будет ее применить для выполнения столь узкой, конкретной задачи? Вот уж гораздо более яркий пример невыполнимого обещания.

Дорс возмущенно воскликнула:

– Четтер Челвик, к твоему сведению, пытался спасти нам с тобой жизнь, вырвать нас из рук Демерзеля и Империи. Не забывай об этом! И потом, я думаю, он искренне хочет помочь микогенцам.

– А я искренне хочу помочь Юго Амарилю, и шансы помочь ему у меня гораздо более реальны, чем в случае с микогенцами. Так что, если ты оправдываешь обещание Челвика, не придирайся к моему. А главное, Дорс, – тут глаза Селдона сердито блеснули, – я действительно хочу разыскать матушку Ритту, и пойду я туда один.

– Ни-ког-да! – отчеканила Дорс. – Мы пойдем вместе.

66

Госпожа Тисальвер вернулась за ручку с дочерью примерно через час после того, как ушел Юго Амариль. Она не сказала ни слова ни Дорс, ни Селдону, в ответ на их приветствие только коротко кивнула и придирчиво осмотрела комнату, как бы желая убедиться, что термальщик не оставил никаких следов своего пребывания. Брезгливо принюхалась, одарила Селдона гневным взглядом и промаршировала через гостиную к себе в спальню.

Господин Тисальвер пришел попозже и, усевшись за обеденный стол и улучив минутку, пока жена отдавала какие-то последние распоряжения насчет обеда, тихонько спросил:

– Ну что, был здесь этот человек?

– Был и ушел, – спокойно ответил Селдон. – Вашей жены в это время дома не было.

Тисальвер кивнул и спросил:

– Больше не будете с ним встречаться?

– Не думаю, – ответил Селдон.

– Ну и славно.

Обед протекал в молчании, но потом, когда девочка ушла к себе, дабы предаться сомнительным развлечениям – практике общения с компьютером, – Селдон выпрямился и небрежно сказал:

– Расскажите мне про Биллиботтон.

У Тисальвера отвисла и беззвучно задвигалась челюсть. Однако Касилия не так легко, как ее муж, лишалась дара речи.

– Значит, там, – сказала она, презрительно поджав губы, – живет ваш новый приятель? Собираетесь нанести ответный визит?

– Я пока спросил всего-навсего о Биллиботтоне, – уточнил Селдон.

– Это трущобы, – фыркнула Касилия. – Там живут отбросы общества. Туда никто не ходит, кроме тех бродяг, что там живут.

– Я так понял, что там живет матушка Ритта.

– Никогда про такую не слыхала, – отрезала Касилия. Она явно не желала иметь ничего общего ни с кем из живущих в Биллиботтоне.

Тисальвер, украдкой взглянув на жену, пробормотал:

– А я… про нее слышал, вроде бы. Это выжившая из ума старуха, говорят, она предсказывает будущее.

– И она живет в Биллиботтоне?

– Не знаю, господин Селдон. Я ее в глаза не видел. Иногда про нее говорят в новостях, когда она делает какое-нибудь предсказание.

– И что, ее предсказания сбываются?

Тисальвер фыркнул.

– Разве предсказания вообще когда-нибудь сбываются? А она, вдобавок, предсказывает всякую чушь.

– А о Земле она ничего не говорит?

– Не знаю. Не удивился бы, если бы и говорила.

– А вот вы даже не удивились при упоминании о Земле. Вы что-нибудь знаете о Земле?

Вот тут-то Тисальвер на самом деле удивился.

– А как же, господин Селдон? Вроде бы, это мир, откуда пошел род человеческий.

– Вроде бы? А вы в это не верите?

– Я? Я человек образованный. Глупые люди верят – многие.

– А книги о Земле есть?

– В детских сказочках иногда говорится о Земле, Помню, когда я был маленький. была у меня любимая сказка, она так начиналась: «Когда-то, давным-давно, на Земле, когда Земля была единственной планетой…» Помнишь, Касилия? Ты тоже обожала эту сказку.

Касилия пожала плечами, но в беседу вступать не пожелала – все еще дулась.

– Неплохо было бы пролистать, – кивнул Селдон, – но только я спросил у вас о настоящих книгах, научных – библиофильмах или печатных.

– Я сам никогда о таких не слышал, но может быть, в библиотеке…

– Попробую поискать. …А скажите, разговоры о Земле – не табу?

– Что такое «табу»?

– Ну, это когда нельзя говорить о Земле, а иноземцам нельзя про нее спрашивать.

Тисальвер столь выразительно выпучил глаза, что стало ясно – спрашивать дальше бессмысленно.

– А в Биллиботтон, – спросила Дорс, – иноземцам можно ездить?

Тисальвер нахмурился.

– Ездить-то можно, но я бы никому не посоветовал. Я бы туда ни за что на свете не пошел.

– Почему? – спросила Дорс.

– Опасно. Страшно! Все вооружены до зубов. То есть, в Дале вообще все вооружены, но в Биллиботтоне оружием пользуются. Лучше не покидайте нашего района. Здесь безопасно.

– Пока, – скептически заметила Касилия. – Пока безопасно. Но термальщики уже и сюда подбираются, – и она одарила Селдона еще одним гневным взором.

– В Дале все вооружены? – удивленно переспросил Селдон. – Что это значит? Насколько мне известно, в Империи очень строгие законы насчет ношения оружия.

– Конечно, – кивнул Тисальвер. – И здесь ни у кого нет ни парализаторов, ни пневматики, ни психозондов, ничего такого. Зато у всех есть ножи, – сказал он и сам растерялся.

– Вы тоже ходите с ножом, Тисальвер? – спросила Дорс.

– Я?! – в ужасе воскликнул Тисальвер. – Я мирный человек, и район у нас безопасный, тихий.

– Мы держим в доме пару ножей, – сообщила Касилия. – Не так уж мы уверены, что наш район тихий и безопасный.

– И что, все ходят с ножами? – спросила Дорс.

– Почти все, госпожа Венабили, – ответил Тисальвер. – По привычке. Но это вовсе не значит, что все ими пользуются.

– А в Биллиботтоне, надо понимать, пользуются? – спросила Дорс.

– Иногда. Когда злятся, затевают драки, поножовщину.

– И правительство закрывает на это глаза? Я разумею Имперское правительство?

– Иногда они пытаются устраивать нечто вроде прочесываний района, но ножи так легко спрятать, да и привычка не расставаться с ними очень сильна. И потом, далийцы погибают то и дело, и не думаю, чтобы Имперское правительство сильно горевало по этому поводу.

– Ну, а если убьют заезжего?

– Если такой случай становится достоянием гласности, Имперские власти могут занервничать. Но вся беда в том, что, как правило, все обстряпывается так, что никто ничего не видел, никто ничего не знает. Даже если и задержат кого-то, доказать ничего невозможно. Мне так думается, в конце концов власти просто машут рукой на случившееся и решают, что попавший в беду в Биллиботтоне сам виноват – дескать, нечего было туда соваться… В общем, не суйтесь и вы в Биллиботтон, даже если у вас будут ножи.

Селдон лениво покачал головой.

– Я не возьму с собой нож. Я не знаю, как обращаться с ним. Вряд ли у меня получится.

– Чего же проще, господин Селдон? Не ходите туда. Не надо.

– Не ходить у меня тоже вряд ли получится, – сказал Селдон.

Дорс, не скрывая гнева, глянула на него и спросила у Тисальвера:

– А где продаются ножи? Или можно у вас позаимствовать?

– Ножи не принято одалживать! – возмущенно воскликнула Касилия. – Хотите, так покупайте сами.

– Нож купить – не проблема, – объяснил Тисальвер. – Магазинов таких полно. Они, конечно, все подпольные. Но ножи продаются во всех хозяйственных магазинах. Словом, если увидите на вывеске стиральную машину, можете не сомневаться – нож вам там продадут.

– А в Биллиботтон как добраться? – спросил Селдон.

– Экспрессом, – ответил Тисальвер и смутился, заметив, как укоризненно глянула на него Дорс.

– А точнее? – упорствовал Селдон.

– Садитесь на восточный маршрут и следите за указателями. Только… господин Селдон, если уж вам так невтерпеж, вы хоть госпожу Венабили не тащите с собой. К женщинам там относятся… хуже.

– Она не поедет, – успокоил Селдон.

– А я говорю, поедет, – спокойно, уверенно заявила Дорс.

67

Усы у продавца в хозяйственном магазине были роскошные – густые, пушистые, блестящие, вот только подвыцвели с годами, хотя шевелюра его по-прежнему была черной, как смоль, без единой сединки. Увидев Дорс, продавец приосанился, пригладил усы, подкрутил их кончики.

– А вы – не далийка, – кокетливо угадал он.

– Нет, но мне все равно нужен нож.

– Закон не позволяет продавать ножи, – сообщил продавец.

– Я не полицейская ищейка, не правительственный шпион. Просто я еду в Биллиботтон.

– Одна? – изумленно спросил продавец.

– С другом, – и Дорс показала через плечо большим пальцем правой руки на Селдона, который покорно ожидал ее на улице.

– Так значит, вы для него хотите нож купить? – спросил продавец, оценивающе поглядел на Селдона и сделал заключение: – Он тоже не местный. Пускай сам зайдет и купит.

– Он тоже не правительственный шпион. А нож мне нужен для себя.

Продавец покачал головой.

– Ненормальный вы народ, заезжие. Ну, если вам до смерти не терпится потратить ваши денежки, мне-то что…

Он наклонился под прилавок, вытащил футляр, легко, уверенно раскрыл его; блеснуло лезвие ножа.

– Это что, самый большой? – спросила Дорс.

– Самый лучший женский нож.

– Вы мне мужской покажите.

– Он для вас тяжеловат будет. Вы хоть знаете, как ножом пользоваться?

– Научусь, а тяжелый или нет – не важно. Показывайте мужской.

Продавец ухмыльнулся.

– Ну, если хотите…

Он наклонился пониже и достал футляр побольше. Нож на сей раз был гораздо более внушительный – прямо-таки мясницкий.

Улыбаясь, продавец протянул Дорс нож, держа его за лезвие.

– Ну-ка, покажите, как вы его вынимаете, – попросила Дорс.

Продавец медленно продемонстрировал, как обнажается лезвие и как убрать его обратно.

– Вот так повернуть… а потом перехватить, – пояснил он.

– Еще разочек, сэр.

Продавец повторил.

– Хорошо, – кивнула Дорс, – закройте и сделайте вид, что угрожаете мне.

Он медленно замахнулся.

Дорс вырвала у него нож, вернула и сказала:

– Теперь порезче.

Продавец слегка опешил, потом без предупреждения замахнулся левой. Дорс левой же рукой перехватила нож; лезвие мелькнуло и тут же исчезло в рукоятке. У продавца отвисла челюсть.

– Значит, этот у вас самый большой? – как ни в чем не бывало спросила Дорс.

– Да. Но если собираетесь им пользоваться, скоро устанете.

– Ничего. Буду дышать поглубже. И еще один такой же.

– Для вашего друга?

– Нет. Для меня.

– Вы что, двумя ножами орудовать собираетесь?

– У меня же две руки. Продавец вздохнул.

– Ох, госпожа, не суйтесь вы в Биллиботтон. Вы даже не представляете, что там с женщинами делают.

– Догадываюсь. А как засунуть эти ножи в ремень?

– Тот, что на вас, не подойдет, госпожа. Он не годится для ножей. Я бы мог поискать для вас такой, какой нужно.

– А два ножа в нем поместятся?

– Где-то у меня завалялся двойной ремень. Сейчас поищем… Их не очень-то берут.

– Я возьму.

– Боюсь, он вам широковат будет.

– Ничего, подрежу как-нибудь, ушью.

– Но это все вам обойдется недешево.

– Не волнуйтесь, у меня хватит.

Когда Дорс наконец вышла из магазина, Селдон скорчил кислую мину и сообщил:

– Ну у тебя и видок с этим ремнем!

– Правда, Гэри? Такой видок, что неприлично показаться рядом с тобой в Биллиботтоне? Тогда давай вернемся к Тисальверам и никуда не поедем.

– Нет, я сам поеду. Так будет безопаснее.

– Не надо, Гэри. Все решено. Либо мы вместе возвращаемся, либо вместе едем. Я с тобой не расстанусь.

Ее голубые глаза смотрели так уверенно, губы были так сурово сжаты, руки так твердо легли на ремень, что Селдон понял – она не шутит.

– Ладно, – сказал он, – но если ты останешься в живых, и я еще раз увижусь с Челвиком, я потребую с него плату за то, что буду продолжать возиться с психоисторией. Дорс, как бы ты ни была мне дорога, я потребую, чтобы он забрал тебя. Понимаешь?

Дорс неожиданно улыбнулась.

– Не надейся. И не подлизывайся. Со мной этот номер не пройдет. Никто меня не заберет. Понимаешь?

68

Как только мелькнули буквы «Биллиботтон», Дорс и Селдон торопливо выскочили из вагончика экспресса. Первым признаком того, что их ожидало, могла служить хотя бы отсутствующая вторая буква «и» в названии остановки. На ее месте просто горело пятнышко света.

Гэри и Дорс спустились по лестнице и оказались на улице. Было немного за полдень, светло, и на вид улица ничем не отличалась от того района Даля, из которого они уехали.

А вот пахло тут совсем иначе, какой-то тухлятиной, а на тротуаре повсюду валялись кучи мусора. Уборочными машинами, в буквальном смысле слова, не пахло за километр.

И тем не менее – улица как улица, ничего особенного. Откуда же бралась такая напряженность, почему так тяжело дышалось?

Может быть, из-за пешеходов? Их было не больше и не меньше, чем в других местах, но все-таки они были какие-то другие. Обычно в городской сумятице и спешке люди выглядят занятыми, торопливыми, думают о чем-то своем. Только так и можно выжить на Тренторе – игнорировать друг друга, не смотреть встречным в глаза, ни о чем не думать, кроме того, куда и зачем идешь. Или наоборот, как в тихом райончике, где обитали Тисальверы, предаваться ритуальному дружелюбию вечернего променада.

А здесь, в Биллиботтоне, и в помине не было ни дружелюбия, ни отчужденности. По крайней мере, по отношению к не местным. Головы всех встречных до единого, а также всех, кого обгоняли Селдон и Дорс, автоматически поворачивались им вслед, и все взгляды были злобные, нехорошие.

Одеты прохожие были неряшливо, потрепанно. Грязью и нищетой несло ото всех, и Селдон почувствовал себя неловко в чистой, глаженой одежде.

– Как ты думаешь, – спросил он у Дорс, – где может жить матушка Ритта?

– Не знаю, – покачала головой Дорс. – Это твоя идея, вот и гадай теперь, где она живет. Я другим заниматься буду. На мне – защита, и у меня сильное подозрение, что без работы я не останусь.

– Я-то думал, что можно будет просто спросить у первого встречного, – сказал Селдон немного виновато, – а теперь как-то не могу решиться.

– Я тебя не виню. И не думаю, что кто-то с радостью придет тебе на помощь.

– Ну да ладно, есть еще такая вещь на свете, как детишки, – сказал Селдон и поманил кого-то пальцем. На его призыв сразу откликнулся мальчишка. На вид ему было лет двенадцать, по крайней мере, усы еще не пробились. Он остановился как вкопанный, во все глаза разглядывая Дорс и Селдона.

– Ты, наверное, думаешь, – фыркнула Дорс, – раз он такой маленький, он меньше ненавидит чужаков?

– По крайней мере, может, хоть не такой злющий, как взрослые. Если мы подойдем поближе, он в худшем случае удерет и осыплет нас ругательствами, но уж драться-то вряд ли полезет.

– Молодой человек! – позвал мальчишку Селдон. Мальчишка отступил на шаг, но смотрел по-прежнему на Дорс и Селдона.

– Поди сюда, – поманил его Селдон.

– А на чё? – поинтересовался мальчишка.

– Хочу спросить дорогу. Да не бойся, подойди поближе, чтобы мне не кричать.

Мальчишка сделал два шага вперед. Мордашка у него была чумазая, но глазки умненькие и веселые. На босых ногах красовались совершенно разные сандалии, а на штанине – грубая заплатка.

– Каку таку еще дорогу? – спросил он и шмыгнул носом.

– Мы ищем матушку Ритту.

Глаза мальчишки загорелись.

– А тебе она на чё сдалась?

– Я ученый. Знаешь, что такое ученый?

– В школе, видать, учился?

– Да. А ты?

– Не-а, – мальчишка помотал головой и презрительно сплюнул.

– Мне нужно потолковать с матушкой Риттой. Можешь отвести нас к ней?

– Чё, хотишь, чтобы тебе судьбу предсказали, а? Приперся в Биллиботтон таким фертом, так и я тебе предскажу, не больно-то трудно. Незавидная у тебя судьба.

– Как тебя зовут, молодой человек?

– А тебе на чё?

– Чтобы можно было говорить по-дружески. Чтобы ты отвел нас к матушке Ритте. Ты знаешь, где она живет?

– Может, знаю, а может, нет. А звать меня Рейч. А чё ты мне дашь, коли я тебя отведу?

– А чего бы тебе хотелось, Рейч?

Взгляд Рейча остановился на ремне Дорс.

– У тетечки у твоей пара ножичков. Дашь один – так и быть, отведу вас к матушке Ритте.

– Это взрослые ножи, Рейч. Ты еще слишком маленький.

– Ну, тода и к матушке Ритте водить я тоже буду слишком маленький, – заявил Рейч, хитро глянув на Селдона из-под спутанной челки.

Селдон занервничал. Еще немного, и вокруг соберется толпа. И так уже некоторые останавливались, но не высмотрев ничего интересного, уходили. Но стоило мальчишке разозлиться, он бы наверняка мог созвать целую шайку.

– Читать умеешь, Рейч? – с улыбкой спросил Селдон.

Рейч снова сплюнул сквозь зубы и сказал:

– Не-а. Чё я, дурак, что ли – читать? Пусть дураки читают.

– А с компьютером обращаться умеешь?

– С говорящим-то? А то как же. Это каждый дурак умеет.

– Тогда мы вот как договоримся. Веди меня в ближайший магазин, где продаются компьютеры, и я куплю тебе маленький компьютер с приставкой для обучения чтению. Через несколько недель сумеешь сам читать.

Селдону показалось, что на мгновение в глазах мальчишки мелькнул огонек, но если и мелькнул, то тут же угас.

– Не-а, – мотнул тот головой. – Не дадите ножик, так мне ничё не надо.

– Подумай хорошенько, Рейч. Будешь учиться потихоньку, а потом всех удивишь, Только не говори никому, что учишься. А потом поспорь с кем-нибудь на пять кредиток, выиграешь обязательно; глядишь и сам сможешь купить себе ножик.

Мальчишка растерялся.

– Не-а. Кто со мной спорить-то будет? Деньжат ни у кого нету.

– Ну, тогда по-другому. Выучишься читать, сможешь найти работу в магазине, где торгуют ножами, и купишь себе ножик за полцены. Подходит?

– И чё, прям щас можешь купить говорящий компьютер?

– Прямо сейчас, но отдам тебе тогда, когда отведешь нас к матушке Ритте.

– А денежки у тебя есть?

– У меня есть кредитная карточка.

– Ладно, валяй, покупай.

Компьютер был незамедлительно приобретен, но когда мальчишка потянулся за ним, Селдон покачал годовой и убрал машину в карман.

– Сначала отведи нас к матушке Ритте, Рейч. Ты точно знаешь, где она живет?

– А то! – возмутился Рейч. – Отвести я вас отведу, не без этого, токо ты мне компьютер смотри сразу отдай, а то я быстренько кликну ребят, и тебе, и тетечке твоей не поздоровится. Так что смотри, не обмани.

– Зря ты так, – улыбнулся Селдон. – Мы тебя не обманем.

Рейч быстро повел их вдоль по улице, свернул в переулок, потом в другой, в третий… Селдон молчал, Дорс тоже. Вот только Дорс не была погружена в собственные мысли, а внимательно наблюдала за встречными и теми, кто шел позади. Любопытные, злобные, похотливые взгляды она встречала спокойно, холодно. Время от времени, когда позади слышались шаги, она оборачивалась.

Наконец Рейч сообщил:

– Туточки! – и ткнул грязным пальцем в длинное одноэтажное здание. – Чё стоите? Не на улице она живет-то.

Дорс и Селдон вошли в дверь следом за Рейчем. Потянулся бесконечно длинный коридор, сворачивающий то вправо, то влево, и как ни старался Селдон запомнить дорогу, это ему не удалось.

– Как ты не путаешься в этих коридорах, Рейч?

Мальчишка пожал плечами.

– Да я тут мотаюсь сызмальства. Чё такого-то? Номерки на дверях стоят почти что везде, ну разве где посбивали… ну и стрелочки намалеваны на стене. Нипочем не заблудишься, ежели знаешь, как идтить.

Рейч, по всей вероятности, знал дорогу досконально, и скоро все трое забрались в самое нутро дома. Вот уж где пахло так пахло! Кучи мусора в коридорах, вонь жуткая! Обитатели коридоров, попадавшиеся им время от времени по пути, вылупив глаза, смотрели на гостей. Беспризорные, чумазые детишки носились по коридорам с дикими, воинственными воплями.

– Эй, ты! – провизжал какой-то мальчишка, чуть было не угодив мячом прямо в Дорс. – Чё мешаешься!

Наконец Рейч остановился перед темной, потрескавшейся дверью, на которой слабо мерцал номер; «2782».

– Туточки, – сказал он и торопливо протянул руку.

– Сначала посмотрим, кто там за дверью, – тихо проговорил Селдон, нажал кнопку звонка, однако ответа не последовало.

– Ничё не выйдет, – объяснил Рейч. – Ты стукни. Да погромче. Она ж глухая совсем.

Селдон забарабанил в дверь кулаком и был вознагражден – за дверью послышались чьи-то шаги. Хриплый голос спросил:

– Кто спрашивает матушку Ритту?

– Двое ученых! – прокричал Селдон в ответ, вынул из кармана маленький компьютер с приставкой, вручил Рейчу, тот схватил подарок, ухмыльнулся и помчался прочь. Селдон проводил его взглядом, обернулся. На пороге стояла матушка Ритта.

69

Лет ей было, наверное, за семьдесят, правда, по лицу так сразу и не скажешь. Пухлые щечки, маленький рот, аккуратный подбородок, под которым едва намечался второй. Роста она была маленького – метра полтора, и очень полная.

Глаза потонули в сеточках морщин, а когда она улыбалась, морщинки от глаз разбегались по всему лицу. Передвигалась она тяжело, грузно.

– Входите, входите, – проговорила она негромким, чуть осипшим голосом и близоруко прищурилась. – Не местные. Даже не с Трентора, верно? Пахнет от вас не по-тренториански.

Лучше бы она вообще не заикалась о запахах. В тесной комнатушке, заставленной всяким хламом, все пропахло какой-то кислятиной. Духота стояла страшная, и Селдон с ужасом подумал, что, наверное, к тому времени, как они с Дорс уйдут отсюда, его одежда успеет насквозь пропахнуть этими ароматами.

– Вы правы, матушка Ритта, – кивнул Селдон. – Я Селдон с Геликона. Моя подруга Венабили – с Цинны.

– Ну вот, – довольно улыбнулась матушка Ритта и принялась высматривать, куда бы усадить гостей, но ничего пристойного не нашла.

– Не беспокойтесь, мы постоим, – успокоила ее Дорс.

– Что? – переспросила старушка, поглядев на Дорс. – Говори погромче, деточка. Уши у меня уже не те, что были, когда я была такая же молоденькая, как ты.

– А что же вы слуховым аппаратом не пользуетесь? – поинтересовался Селдон.

– Не помогает, господин Селдон. Похоже, у меня что-то неладное со слуховым нервом, а деньжат на операцию нету. …Так вы пришли к старушке Ритте, чтобы узнать свое будущее?

– Не совсем так, – покачал головой Селдон. – Я пришел, чтобы узнать о прошлом.

– Хорошо. Так трудно понять, чего хотят люди.

– Наверное, это целое искусство, – с улыбкой проговорила Дорс.

– На вид очень даже просто, но надо говорить поубедительнее. Я честно зарабатываю свои денежки.

– Если у вас есть устройство для приема кредитных карточек, – сказал Селдон, – мы вам неплохо заплатим, если вы расскажете нам о Земле. Только выдумывать и приукрашивать ничего не надо, Мы хотим услышать правду.

Старушка, которая все это время бродила по комнате, перекладывая с места на место всякую рухлядь, словно старалась, чтобы ее неряшливые апартаменты приобрели более пристойный вид, застыла, в неподвижности.

– А… что вы желаете узнать о Земле?

– Ну, для начала, что это такое?

Старушка повернулась к ним лицом и уставилась в одну точку. Заговорила она низким голосом, тихо, медленно выговаривая каждое слово.

– Это мир, очень древняя планета. Она забыта и потеряна.

– В истории о ней ничего не говорится. Это мы знаем, – вмешалась Дорс.

– Это было давно, деточка, в доисторические времена, – гордо проговорила матушка Ритта. – Планета эта существовала на заре Галактики, и даже раньше. Этот мир был тогда единственным. На других планетах тогда еще не жили люди.

– Не было у Земли другого названия – Аврора, например? – спросил Селдон.

Матушка Ритта сердито нахмурилась.

– Откуда ты знаешь об этом?

– Уж не помню. Где-то слышал, будто Авророй называлась планета, где человечество когда-то обитало в мире и гармонии.

– Это ложь! – объявила матушка Ритта и брезгливо вытерла губы, словно хотела, чтобы на них не задержался самый вкус услышанного. – То слово, что ты произнес, упоминается только для названия места, где обитало Зло. Оттуда пошло Зло. Земля была одна до тех пор, покуда не пришло Зло. Зло чуть было не погубило Землю, но Земля устояла и победила Зло с помощью своих героев.

– Земля существовала раньше этого Зла. Вы уверены в этом?

– Намного раньше. Земля была одной-единственной в Галактике тысячи, нет – миллионы лет.

– Миллионы лет? Человечество существовало на Земле миллионы лет, и больше ни на одной планете людей не было?

– Это правда. Это правда. Это правда.

– Но вам-то это откуда известно? Это что, зафиксировано в памяти компьютера? Напечатано, написано? Есть у вас книга какая-нибудь, где я мог бы прочитать об этом?

Матушка Ритта покачала головой.

– Я слышала рассказы моей матушки, а она слышала эти рассказы от своей матушки, и так далее. У меня детишек нет, поэтому я рассказываю про это другим, но когда-нибудь все это кончится. Нынче времена, когда люди мало во что верят.

– Это не совсем так, матушка, – вмешалась Дорс. – Есть люди, которые думают о доисторических временах и изучают рассказы о потерянных мирах.

Матушка Ритта безнадежно махнула рукой.

– Они смотрят на все холодными глазами. Учеными. Стараются все приспособить под свои понятия. Я целый год напролет могла бы рассказывать вам истории о великом герое Бэй-ли, но вы бы не выдержали, у вас бы времени не хватило, а я бы под конец выдохлась.

– А о роботах вы слышали что-нибудь? – спросил Селдон.

Старушка вздрогнула и испуганно вскрикнула:

– Зачем ты спрашиваешь про такое? Это были искусственные люди, злобные создания, порождения злобных миров. Они были уничтожены, и о них нельзя упоминать.

– Но был один робот, которого ненавидели в злобных мирах, не так ли?

Матушка Ритта неожиданно резво приблизилась к Селдону и, прищурившись, заглянула ему в глаза. Селдон ощутил ее горячее дыхание.

– Ты пришел посмеяться надо мной? Сам знаешь, зачем спрашиваешь? Зачем, зачем ты спрашиваешь?

– Затем, что хочу знать.

– Был один искусственный человек, который помог Земле. Это был Дэ-ни, друг Бэй-ли. Он не погиб и живет где-то до сих пор, ожидая, когда для него придет время вернуться. Никто не знает, когда придет это время, но в один прекрасный день он вернется, и с ним вернутся старые добрые времена, а зло, несправедливость и нищета уйдут навсегда. Таково обещание… – проговорила она чуть тише, прикрыла глаза, улыбнулась, словно что-то припоминала.

Селдон немного выждал, вздохнул и сказал:

– Благодарю вас, матушка Ритта. Вы нам очень помогли. Что мы вам должны?

– Так приятно встретиться с чужеземцами… – пробормотала матушка Ритта. – Десять кредиток. Не желаете ли чего-нибудь выпить?

– Нет-нет, спасибо, – поспешно отказался Селдон. – Вот вам двадцать. Скажите только, как добраться от вас к остановке экспресса. …Кстати, матушка Ритта, если сумеете записать какие-нибудь ваши рассказы о Земле на компьютерную дискету, я вам неплохо заплачу.

– Ну, это не так легко, сынок, И сколько же ты мне заплатишь?

– Все будет зависеть от того, сколько вы расскажете и хорошо ли. Я мог бы заплатить вам тысячу кредиток.

Матушка Ритта облизнулась.

– Тысячу кредиток? Целую тысячу? А как же я тебя разыщу, когда запишу свои рассказы?

– Вот вам компьютерный код, по которому меня можно разыскать.

Селдон вручил старушке листок с кодом, и они с Дорс вышли в коридор, воздух в котором теперь показался им намного более свежим, чем в комнатушке предсказательницы, и быстро зашагали в том направлении, что указала им матушка Ритта.

70

– Беседа оказалась не слишком долгой, Гэри, – заметила Дорс.

– Знаю. Но ты сама видела, что там у нее за обстановочка, да и узнал я вполне достаточно. Просто поразительно, как эти истории обрастают подробностями и преувеличениями.

– Что ты имеешь в виду под преувеличениями?

– Ну смотри: микогенцы населяли свою Аврору человеческими существами, способными жить целые века, а у далийцев человечество, видите ли, жило на Земле в гордом одиночестве миллионы лет. Но и те и другие говорят о роботе, который живет вечно. Что-то тут есть.

– Что касается миллионов лет, то… Куда мы идем?

– Матушка Ритта сказала, чтобы мы шли до зоны отдыха, потом нашли указатель «Бульвар», повернули налево. Только разве мы проходили зону отдыха по дороге сюда?

– Может быть, мы возвращаемся отсюда совсем другой дорогой. Я никакой зоны отдыха не помню, но я по сторонам особенно не глазела, больше на людей смотрела, и…

Дорс умолкла. Впереди коридор раздваивался.

Селдон вспомнил. Здесь они точно проходили. Тут по обе стороны коридора вдоль стен стояли ободранные кушетки. Зона отдыха!

Теперь Дорс не было нужды приглядываться к встречным и тем, кто шел позади. В коридоре было пусто. А вот впереди, в пресловутой зоне отдыха, кучковались мужчины, довольно высокие для далийцев, с огромными усищами, мускулистыми руками, покрытыми блестящим слоем пота.

Они явно поджидали чужеземцев. Дорс и Селдон почти одновременно остановились. Мужчины впереди не тронулись с места. Селдон растерянно оглянулся. Позади появились трое.

– Мы в ловушке, – процедил Селдон сквозь зубы – Не надо было тебе ездить со мной, Дорс.

– Как раз наоборот. Именно потому я поехала с тобой. А теперь скажи, стоило мотаться к матушке Ритте, а?

– Стоило, если мы выберемся отсюда.

Селдон шагнул вперед и вежливо поинтересовался:

– Разрешите пройти?

Один из мужчин двинулся навстречу. Роста он был точно такого же, как Селдон, но шире в плечах и плотнее. Правда, с брюшком, отметил Селдон.

– Меня звать Маррон, – сообщил мужчина самодовольно, словно само по себе его имя должно было вызвать ужас и уважение, – и я здесь для того, чтобы сказать вам, что мы не любим, когда в наш район суются чужаки. Хотели войти, пожалуйста, мы не против, а хотите выйти, придется раскошелиться.

– Отлично. Сколько?

– Все, что есть. Вы же заезжие богачи, точно? У вас кредитные карточки имеются? Вот и выкладывайте их.

– Нет.

– Это ты зря отнекиваешься. Мы их отберем.

– Отобрать ты их сможешь, если только убьешь меня или побьешь, но от карточки тебе не будет никакого толку без образца звучания моего голоса. Нормального звучания, учти.

– Ты, господин, не прав – видишь, какой я вежливый? Мы можем отобрать у вас ваши карточки, почти пальцем вас не тронув.

– И сколько же для этого потребуется крепких мужчин? – усмехнулся Селдон. – Девять? Нет, десять, – быстро подсчитал он.

– Зачем десять? Хватит одного меня. Сам драться будешь?

– Сам.

– Тогда пусть остальные разойдутся. Давай, Маррон, попробуй.

– У тебя ножа нету, господин. Дать тебе?

– Не надо. Своим можешь пользоваться, чтобы все было по-честному. Я буду драться без ножа.

Маррон оглянулся на своих приятелей и сказал:

– Смелый мужик попался, глядите, ребята! И не боится даже. Ладно, это мне нравится. Такого и бить-то жалко… Я тебе вот что скажу, господин. Я беру твою девчонку, а если хочешь, чтобы я ее отпустил, гони свою карточку и ее тоже, да побыстрее, и скажи, что положено, нормальным голосом: чтобы карточка заработала. И она пускай скажет. Скажешь «нет», тогда, хотя… нет, чуть попозже, когда я закончу с девочкой – это ведь требует времени, а? – он грубо расхохотался, – мне придется отделать тебя как следует.

– Нет, – ответил Селдон. – Женщину не трогать. Я вызвал тебя на бой. Один на один. Ты – с ножом, я без ножа. Мало тебе этого? Я согласен драться с двумя. Но женщину не трогать, понял?

– Хватит, Гэри! – крикнула Дорс. – Если ему не терпится, пусть попробует меня схватить. Стой где стоишь, Гэри, и не двигайся.

– Слыхал? – осклабился Маррон. – Стой где стоишь, Гэри, и не двигайся. Похоже, малышке я понравился. Вы двое, придержите его.

Руки Селдона тут же оказались крепко сжатыми за спиной, а между лопаток уперлось острие ножа.

– Не двигайся, – прохрипел голос прямо ему в ухо. – Смотреть можешь, так и быть. Девочке понравится, вот увидишь. Маррон мастер на это дело.

– Не двигайся, Гэри! – еще раз прокричала Дорс и развернулась к Маррону, прищурившись и чуть согнув руки в локтях.

Маррон медленно пошел на нее, а Дорс, дождавшись, пока тот окажется на расстоянии вытянутой руки, ловко выхватила из-за ремня два громадных ножа.

Маррон на мгновение растерялся, даже отшатнулся, но тут же расхохотался.

– У-у-у, как страшно! У малышки два ножичка, какие большие! Такие ножички нельзя носить девчонкам, такие ножички только большие мальчики носят. А у меня – ай-ай-ай, только один. Ну да ладно, так будет по-честному… – и он выбросил вперед лезвие ножа. – Ох, как бы не хотелось поцарапать тебя, милашка… вот увидишь, как славно будет, если этого не случится! Может, просто взять да и выбить ножички из твоих ручонок, а?

– Убивать тебя я не собираюсь, – сообщила Дорс хладнокровно. – Постараюсь не убить. Но все равно, все свидетели, если я тебя убью, я сделаю это только для того, чтобы защитить моего друга, с которым связана словом чести.

Маррон дурашливо запросил пощады:

– Ой-ой-ой, не убивай меня, малышка, не надо! – и расхохотался. Заржали, как жеребцы, и его дружки.

Маррон замахнулся, но Дорс уклонилась от удара. Детина замахивался снова и снова, но все удары приходились мимо цели. Маррон рассвирепел, и если до этого он больше пытался запутать Дорс, то теперь перешел к решительным действиям. Нож в левой руке Дорс блеснул и схлестнулся с ножом Маррона с такой силой, что руку нахала отбросило назад. Лезвие ножа, зажатого в правой руке Дорс, сверкнуло как молния, и на футболке Маррона появился косой порез, сразу засочившийся кровью.

Маррон ошарашенно вылупился на свою рану. Его приятели в ужасе ахнули. Селдон почувствовал, что хватка у обоих парней, что держали его за руки, сразу ослабла. Поединок явно складывался не так, как они ожидали.

Маррон снова замахнулся правой рукой, а левой попытался ухватить Дорс за талию. Лезвие ножа, зажатого в левой руке Дорс, снова скрестилось с лезвием ножа Маррона. Правую руку Дорс ловко выбросила вперед, и готовые сжаться у нее на талии пальцы Маррона схватили, казалось бы, воздух, но когда он разжал пальцы, через всю ладонь протянулась кровавая полоска.

Дорс отскочила назад, а Маррон, разъяренный видом собственной крови, проревел:

– Кто-нибудь, киньте мне еще один нож!

Поначалу никто не решался выполнить его просьбу, но вот один из приятелей протянул ему свой нож. Маррон потянулся за ножом, но Дорс опередила его, взмахнула правой рукой, – сверкнуло лезвие, и предложенный Маррону нож звякнул о пол.

Селдон почувствовал, что держат его еще слабее. Он резко рванул руки вперед и вверх и освободился. Те, кому было поручено держать Селдона, с криками бросились ловить его, но он развернулся, резко стукнул одного в пах, другому нанес точный удар в солнечное сплетение. Оба рухнули как подкошенные.

Селдон наклонился, присел, вынул у обоих ножи. Правда, в отличие от Дорс, он понятия не имел, как нужно драться ножами, но спасение его было в том, что этого, скорее всего, не знали и далийцы.

– Не лезь на рожон, Гэри, – посоветовала ему Дорс. – Защищайся, Маррон, и учти, в следующий раз я тебя царапать не буду, ударю – не опомнишься.

Маррон, разъяренный до крайности, взревел, как бык, и рванулся вперед, по всей вероятности, надеясь одолеть противницу за счет одной только массы собственного тела, сбить с ног. Дорс пригнулась, прошмыгнула под его правой рукой, подставила ему подножку, и Маррон рухнул на пол. Нож вылетел у него из пальцев.

Дорс быстро опустилась на колени, приставила один из ножей к шее Маррона.

– Сдавайся! – произнесла она.

Но Маррон взревел, отшвырнул Дорс в сторону, встал на четвереньки…

Выпрямиться ему не удалось. Дорс вскочила на него верхом и отхватила ножом половину усов.

На этот раз Маррон взвыл, как раненый зверь, схватился за лицо… Когда он отдернул руку, ладонь была вся в крови.

– Погуляешь теперь без усов, Маррон! – крикнула Дорс. – Я прихватила заодно и кусок губы. Попробуй еще разок, и я убью тебя!

Она ждала ответа, но Маррону явно хватило развлечений. Постанывая, он поплелся прочь, истекая кровью.

Дорс проводила его взглядом и развернулась к остальной компании. Те двое, что пали жертвой боевого искусства Гэри, все еще валялись, скрючившись, на полу – обезоруженные и без признаков жизни. Дорс присела рядом с ними, ловко перерезала ремни и надпорола штаны.

– Пойдете домой, штанишки не забудьте поддержать, – посоветовала она парням.

Остальные семеро в ужасе застыли на месте. Взгляды всех были прикованы к Дорс.

– Ножик кто из вас Маррону одолжил? – поинтересовалась Дорс.

Ответом ей была гробовая тишина.

– А, неважно, – махнула рукой Дорс. – Хотите – по одному, хотите – все вместе, но живыми вам не уйти.

Не сговариваясь, все семеро развернулись и позорно бежали.

Дорс, приподняв брови, обернулась к Селдону и сказала:

– Ну уж теперь Челвику никак не обвинить меня в том, что я плохо тебя защищала.

Селдон пробормотал:

– До сих пор не могу поверить. Вот уж не представлял, что ты на такое способна.

Дорс просто, искренне улыбнулась.

– Ну, ты тоже не без способностей, если на то пошло. Славная мы парочка, а? Ладно, убирай ножи по карманам. Наверняка здесь новости разносятся быстро, и мы выберемся из Биллиботтона без проблем.

Она оказалась совершенно права.

Глава пятнадцатая
Подпольщик

Даван – В неспокойные времена, которыми были отмечены последние века существования Первой Галактической Империи, возникали типичные очаги беспорядков, причиной которых было то, что политические и военные лидеры боролись за «исключительную» власть, исключительность которой становилась все более и более бесполезной с каждым десятилетием. До внедрения психоистории лишь изредка возникало нечто, что можно было бы назвать народным движением. В этой связи одним из самых интересных примеров может послужить Даван, человек, о котором мало что известно, но не исключено, что он познакомился с Гэри Селдоном вовремя…

Галактическая энциклопедия

71

Гэри и Дорс с горем пополам вымылись в сидячих ваннах – других у Тисальверов не было – переоделись и засели в комнате Селдона. Тут вернулся с работы Тисальвер. Он робко позвонил.

Селдон открыл дверь и добродушно проговорил:

– Добрый вечер, господин Тисальвер. И вам, госпожа, добрый вечер.

Касилия стояла за спиной мужа – хмурая, недовольная.

– Надеюсь, вы и госпожа Венабили хорошо себя чувствуете? – спросил Тисальвер и сам себе ответил робким кивком, словно боялся услышать отрицательный ответ.

– Замечательно, – ответил Селдон. – Побывали в Биллиботтоне и вернулись. Все в порядке. Вымылись, переоделись, никакого запаха.

Последние слова Селдон нарочито адресовал госпоже Тисальвер. Но она ему не поверила и на всякий случай принюхалась.

Тисальвер все так же робко, смущенно поинтересовался:

– Вы, похоже, дрались там на ножах?

– Вот как? Уже слухи ходят? – удивленно вздернул брови Селдон.

– Говорят, будто вы и госпожа подрались с сотней бродяг и всех уложили. Это правда? – заискивающе спросил Тисальвер.

– Ничего подобного, – возмущенно ответила Дорс. – Глупости какие. Вы что, думаете, мы – убийцы-профессионалы? Неужели вы можете поверить, будто сотня бандитов ждала бы, покуда я… то есть, мы, разделаемся с каждым из них по очереди? Подумайте хорошенько.

– Так говорят, – с ледяной уверенностью проговорила Касилия Тисальвер. – И мы не можем позволить, чтобы такое творилось в нашем доме.

– Во-первых, – возразил Селдон, – это случилось не в вашем доме. Во-вторых, их было не сто, а десять. В-третьих, никого мы не убивали. Подрались, да, но они отступили и дали нам пройти.

– Дали пройти! – фыркнула госпожа Тисальвер. – И вы хотите, чтобы я поверила вам, чужеземцы?

Селдон вздохнул. Надо же, как мало нужно, чтобы такие милые, добрые люди вдруг стали твоими врагами.

– Ну хорошо, – кивнул он. – Если вам угодно, один из них был слегка ранен. Не серьезно.

– А у вас – ни царапинки? – восхищенно спросил Тисальвер.

– Ни царапинки, – подтвердил Селдон, – Госпожа Венабили прекрасно управилась с двумя ножами.

– А я вам скажу, – заявила госпожа Тисальвер, гневно глянув на ремень Дорс, – что такого я у себя в доме не потерплю.

Дорс спокойно ответила:

– Покуда на нас тут никто не нападает, терпеть вам нечего.

– Да? А известно ли вам, что из-за вас у наших дверей стоит пакость подзаборная? У наших дверей! Известно вам это?

– Любовь моя, – попытался урезонить ее Тисальвер. – Давай не будем ссориться…

– Почему? – возмущенно воскликнула Касилия, – Боишься ее ножей? Пусть только попробует достать их здесь!

– Не имею такого намерения, – покачала головой Дорс, – И что это за пакость у дверей? О чем вы, госпожа Тисальвер?

Тисальвер объяснил:

– Моя жена говорит о бродяге из Биллиботтона, беспризорнике… так он, по крайней мере, выглядит – он желает вас видеть… а у нас в районе это не принято. Это нас унижает, вы уж простите.

– Хорошо, господин Тисальвер, – кивнул Селдон, – мы выйдем, выясним, в чем дело, и постараемся отделаться от него побыстрее…

– Нет. Погоди, – вметалась Дорс. – Это – наши комнаты. Мы за них платим. И нам решать, кто может к нам прийти, а кто – нет. Если тот молодой человек, что стоит за дверью, из Биллиботтона, значит, он, во всяком случае, далиец. А самое главное – он тренторианец. И что еще важнее – он подданный Империи и человек. А самое важное, раз он пришел к нам, значит, он – наш гость. Поэтому мы приглашаем его войти.

Госпожа Тисальвер не дрогнула. Тисальвер оробел.

Дорс сказала, усмехнувшись:

– Ну, раз вы верите, что я уложила наповал целую сотню в Биллиботтоне, неужели вы думаете, я испугаюсь какого-то мальчишки или, если уж на то пошло, вас двоих?

И ее правая рука небрежно легла на ремень.

– Госпожа Венабили, – прижав руки к груди, воскликнул Тисальвер, – мы не хотели вас обидеть, что вы, что вы! Конечно, это ваши комнаты, и вы можете тут принимать кого захотите.

Он отошел в сторону, схватил за руку возмущенную супругу, по яростному виду которой было совершенно ясно, что Тисальвер еще поплатится за свое поведение.

Дорс проводила их ледяным взглядом.

– Ты на себя не похожа, Дорс, – сухо усмехнулся Селдон. – Я считал тебя человеком, благородно вступающим в схватку, но спокойным и выдержанным, когда нужно всего-навсего предотвратить беду.

Дорс покачала головой.

– Терпеть не могу, когда при мне унижают человека только из-за того, что считают его ниже себя. Именно эти уважаемые люди и виноваты в том, что здесь вырастают хулиганы и бандиты.

– Точно, – кивнул Селдон. – они и прочие уважаемые люди, которые виноваты в том, что выросли такие же вот уважаемые люди. Эта взаимная враждебность так свойственна людям…

– Значит, ты это учтешь при разработке психоистории?

– Учту, конечно, если придется что-то учитывать… Ага, вот и наш бродяжка. Это Рейч, и меня это нисколько не удивляет.

72

Рейч вошел, оглядываясь по сторонам, явно растерянный и смущенный, потирая верхнюю губу указательным пальцем, словно пытался обнаружить там хоть какие-то признаки растительности.

Обернувшись к онемевшей от ярости госпоже Тисальвер, он неуклюже поклонился.

– Спасибочки, хозяйка. Славная у вас квартирка.

Как только дверь за ним захлопнулась, он развернулся к Селдону и Дорс с видом человека, знающего толк в таких делах:

– Здорово устроились, братцы.

– Рад, что тебе тут нравится, – кивнул Селдон. – А как ты узнал, где мы живем?

– А выследил вас. А вы как думали? Ну, тетечка, – сообщил он, повернувшись к Дорс, – деретесь вы, я вам скажу… так тетечки не дерутся.

– И много ты видал дерущихся тетечек? – с интересом спросила Дорс.

Рейч вытер нос.

– Не-а, ваще не видел. Тетки ваще с ножами не гуляют, разве что с маленькими, чтобы детишек пугать. Ну, меня-то не шибко напугаешь.

– Верю. А что ты такое делаешь, чтобы тетечка доставали свои ножички, вот вопрос?

– Ничё не делаю. Дурака валяю. Ну, крикну чё-нибудь вроде: «Эй, тетечка, дай-ка я…» – Он ненадолго задумался и покачал головой. – Не, ничё, это я так.

Дорс сказала:

– Со мной лучше не пытайся. Номер не пройдет.

– Шутите? Штоб я… после того, как вы Маррона отделали? И где вы только такому выучились, тетечка?

– У себя на родине.

– А меня можете выучить?

– Ты ко мне за этим пришел?

– Не, не за этим. Я вам записочку принес.

– От кого же? Кто-нибудь еще хочет со мной подраться?

– Нет, тетечка, никто больше с вами драться не хочет. Вас, тетечка, теперь все боятся. Приезжайте теперь в Биллиботтон, так там все парни вам дорогу дадут, будут кланяться и прятаться от вас. Вот вы какая, тетечка. Потому-то он и хочет с вами повидаться.

– Ладно, Рейч, – поторопил Селдон. – Не тяни волынку. Выкладывай, кто хочет с нами увидеться?

– Один парень. Даван звать.

– Кто он такой?

– Просто парень. Живет в Биллиботтоне, а гуляет без ножа.

– И еще жив, Рейч?

– Он читает – целу кучу всего прочитал – и помогает парням, кода у них беда с полицией. Его никто не трогает. Ножик ему ни к чему.

– Что же он сам не пришел? – спросила Дорс. Зачем тебя послал?

– Он не любитель сюда мотаться. Говорит, будто его тут тошнит. Говорит, будто все, кто тут живет, лижут правительству… – Рейч осекся, виновато посмотрел на Селдона и Дорс по очереди и заявил: – Словом, не придет он сюда. А меня, сказал, пустят, потому как маленький я еще. Токо, – он улыбнулся, – чуть было не выперли, а? Ну, эта дамочка, что все вроде как принюхивалась? – Рейч замолчал, смущенно оглядел себя с головы до ног. – Там у нас не шибко-то помоешься.

– Не переживай, – улыбнулась Дорс. – Ну и где же нам с ним встретиться, если он не может сюда прийти? В Биллиботтоне? Что-то нас туда не очень тянет.

– Сказал же, – клятвенно воскликнул Рейч, – ничё вам теперь в Биллиботтоне не будет! И живет он там, где вас ваще никто не тронет.

– Это где же? – спросил Селдон.

– Я вас могу отвести. Недалеко.

– Но зачем он хочет с нами встретиться? – спросила Дорс.

– Чтоб я знал. Он мне токо так сказал… – Рейч закрыл глаза, стараясь вспомнить сказанное слово в слово. – «Скажи им, что я хочу увидеть человека, который говорил с далийским термальщиком так, словно тот – человек, и женщину, которая одолела Маррона на ножах, но не убила его, хотя могла это сделать». Вроде, так.

Селдон улыбнулся.

– Похоже, ты все правильно запомнил. Ну, можно идти?

– Он ждет.

– Ладно, мы пойдем с тобой, – кивнул Селдон и с некоторым сомнением посмотрел на Дорс.

– Нормально, – сказала она. – Я пойду. Может, это и не ловушка никакая. Надежда умирает последней...

73

День клонился к вечеру. Розово-фиолетовый закат озарил искусственное небо с искусственными облачками. Хотя в Дале и жаловались на неважное отношение к сектору со стороны Имперских властей, с климатом тут, по крайней мере, все было в полном порядке – Даль входил в общепланетную компьютерную сеть контроля погоды.

Дорс вполголоса проговорила:

– Похоже, нас чествуют, это точно.

Селдон спустился с небес на землю и сразу заметил громадную толпу зевак у подъезда многоквартирного дома, где жили Тисальверы.

Все взгляды были устремлены на вышедших из подъезда Дорс и Селдона. Как только стало ясно, что двое чужеземцев заметили зевак, толпа зашевелилась, зашумела. Еще чуть-чуть, и раздались бы бурные аплодисменты.

– Теперь мне ясно, – проговорила Дорс, – почему госпожа Тисальвер была такая сердитая. Пожалуй, не стоило огрызаться.

Толпа состояла, в основном, из бедно одетых людей. Нетрудно было догадаться, что многие прибыли из Биллиботтона.

Повинуясь неосознанному порыву, Селдон улыбнулся и поднял руку в приветствии, которое было-таки встречено аплодисментами. Кто-то крикнул:

– Пусть леди покажет нам, как она управляется с ножами!

– Нет! – прокричала Дорс в ответ. – Я делаю это только тогда, когда меня разозлят!

Из толпы вышел мужчина. Судя по его виду, он был никак не из Биллиботтона и даже не далиец. Во-первых, усики у него были весьма так себе, и к тому же не черные, а каштановые.

– Марло Танто, – представился он. – «Тренторианские головизионные новости». Можно с вами побеседовать? Для ночного выпуска?

– Нет, – наотрез отказалась Дорс. – Никаких интервью.

Репортер не двинулся с места.

– Насколько мне известно, вы подрались с целой шайкой в Биллиботтоне и победили. Вот это новость так новость, – улыбнулся он.

– Это неправда, – покачала головой Дорс. – Мы действительно столкнулись кое с кем в Биллиботтоне, потолковали с ними и пошли дальше. Вот и все, и большего вы не дождетесь.

– Как вас зовут? У вас не тренторианский выговор.

– Меня никак не зовут.

– А как зовут вашего друга?

– И его никак не зовут.

Репортер занервничал.

– Послушайте, леди. Вы действительно стали сенсацией, а я просто-напросто делаю свою работу.

Рейч потянул Дорс за рукав. Она наклонилась, и Рейч что-то прошептал ей на ухо.

– Послушайте, мистер Танто, – сказала Дорс, выпрямившись. – Я думаю, что вы никакой не репортер. Я думаю, что вы правительственный шпион, задумавший доставить неприятности Далю. Никакой драки не было, а вы пытаетесь сфабриковать сенсацию, из-за которой в Биллиботтон могут быть отправлены отряды Имперской полиции. Я бы на вашем месте тут не задерживалась. Не думаю, чтобы вас тут сильно полюбили.

При первых же словах Дорс толпа зашевелилась. Поднялся шум, крики, и толпа двинулась к Танто с угрожающей скоростью. Он испуганно оглянулся и поспешил прочь.

Дорс крикнула:

– Пусть идет. Не трогайте его. А не то он сообщит в новостях, что на него напали.

Толпа расступилась.

– Ой, тетечка, зря вы так, – покачал головой Рейч. – Пущай бы его в клочки разодрали.

– Ну, кровожадный мальчишка, – улыбнулась Дорс, – веди нас к своему дружку.

74

Человека по имени Даван они обнаружили в комнатушке, что помещалась в недрах здания, фасад которого украшала вывеска закусочной.

Процессию возглавлял Рейч, чувствовавший себя в трущобах Биллиботтона столь же уверенно, как какой-нибудь геликонский крот – в прорытом им самим подземном ходу.

Первой проявила беспокойство Дорс.

– Стой, Рейч, – окликнула она мальчишку. – Ты точно знаешь дорогу? Куда мы идем?

– К Давану идем, – возмутился Рейч. – Сказал же.

– Но тут никто не живет. Ни души нет, – растерянно проговорила Дорс, оглядываясь по сторонам с явной неприязнью. И действительно, место было безлюдное, световые панели либо не горели вовсе, либо едва-едва светились.

– Даван так любит, – объяснил Рейч. – Прячется. Он то здесь, то там. Ну прячется, смекаете?

– Почему? – требовательно спросила Дорс.

– Так сподручнее, тетечка.

– И от кого?

– От правительства, а то от кого же?

– На что правительству сдался Даван?

– Я, тетечка, не знаю. Знаете чего? Я вам скажу, где он, скажу, как туда дойти, и идите сами, коли не хотите, чтоб я вас вел.

– Нет-нет, Рейч, – вмешался Селдон. – Без тебя мы точно заблудимся. Нет, я тебе вот что скажу. Ты нас отведи и подожди. Потом отведешь обратно.

– На чё мне это сдалось-то? – хмыкнул Рейч. – Чё мне, голодным шататься, или чё?

– Пошатайся голодным, Рейч, а потом я тебя накормлю роскошным обедом. Все что захочешь, то и куплю.

– Это вы щас обещаете, господин. А вдруг обманете?

В руке Дорс блеснуло лезвие ножа.

– Так мы обманщики, Рейч, да?

Рейч оторопел, выпучил глаза, но не потому, что испугался.

– Ой, я не заметил, как вы это… Еще разок, а?

– Так и быть, покажу, если ты нас подождешь. Удерешь, имей в виду, мы тебя разыщем.

– Ой, тетечка, напугали, – фыркнул. Рейч, – Разыщете вы меня, как же! Ищейки нашлись! Токо я не удеру. Чес-слово.

Дальше они пошли молча, только звучало под сводами пустых коридоров эхо шагов.

Даван бросил на вошедших испуганный взгляд, но как только разглядел Рейча, сразу успокоился и вопросительно указал на двоих чужеземцев.

Рейч объяснил:

– Ну, эти самые, – и, ухмыльнувшись, ретировался.

– Я – Гэри Селдон, – сообщил Селдон. – Моя спутница – Дорс Венабили.

Он с любопытством разглядывал Давана. Тот был смуглый, с густыми черными усами – истинный далиец, но еще у него росла борода. Первый далиец из всех, кого довелось встречать Селдону, который не был гладко выбрит. Даже биллиботтонские бандюги, и те, похоже, здорово следили за собой в этом смысле.

– Как вас зовут, сэр? – спросил Селдон.

– Даван. Я думал, Рейч вам сказал.

– А фамилия?

– Просто Даван. За вами «хвоста» не было, господин Селдон?

– Не было, уверен. Был бы, Рейч бы сразу понял. Ну если не он, так госпожа Венабили.

Дорс усмехнулась.

– А ты, оказывается, доверяешь мне, Гэри?

– Чем дальше, тем больше, – серьезно ответил Селдон.

– И все-таки вас раскусили, – сообщил Даван, тревожно поерзав на стуле.

– Раскусили?

– Ну да, я уже слыхал про этого мнимого репортера.

– Уже? – изумился Селдон. – Что касается меня, то я на самом деле принял его за репортера и не считаю, что от него нужно было ждать беды. Мы обозвали его имперским шпионом исключительно со слов Рейча, и это он здорово придумал. Толпа тут же переключилась на него, а мы сумели улизнуть.

– Нет, – покачал головой Даван. – Он тот самый, кем вы его назвали. Мои люди его знают, и он действительно работает на Империю… Но, в конце концов, вы – не я. Вам не надо скрываться под чужим именем и менять убежища. Вы живете под своими собственными именами, вам не надо прятаться. Вы Гэри Селдон, математик.

– Точно, – кивнул Селдон. – Но к чему мне чужое имя?

– Вас ищут в Империи, правда?

Селдон пожал плечами.

– Я стараюсь держаться таких мест, где Империя не сможет до меня дотянуться.

– Открыто – да, это понятно, но Империя не обязана работать открыто. Я бы посоветовал вам исчезнуть, исчезнуть по-настоящему.

– Как вы? – поинтересовался Селдон, неприязненно оглядывая каморку Дивана. Тут было так же пусто, как в тех коридорах, по которым они шли сюда. Сыро, холодно, мерзко.

– Да, – кивнул Даван. – Вы могли бы оказать нам услугу.

– Какую же?

– Вы разговаривали с молодым человеком по имени Юго Амариль?

– Разговаривал.

– Амариль говорит, что вы умеете предсказывать будущее.

Селдон тяжело вздохнул. Он уже устал стоять столбом в пустой каморке. Даван, правда, сидел на подушке, по полу были раскиданы еще несколько штук, но видок у них был, прямо сказать, не первой свежести. Да и прислоняться к осклизлой стенке Селдона как-то не тянуло.

– Либо вы недопоняли Амариля, – ответил Селдон, – либо Амариль недопонял меня. Я всего-навсего доказал, что возможно избрать стартовые условия, исходя из которых исторический прогноз приведет не к хаосу, но к предсказанию, вероятность какового будет колебаться в определенных границах. Но каковы эти стартовые условия, я пока не имею понятия и не уверен, что кому-либо под силу их отыскать – ни одному человеку, ни множеству людей в необозримом будущем. Вы меня поняли?

– Нет.

Селдон снова вздохнул.

– Давайте еще разок. Будущее предсказывать возможно, но, что касается того, как пользоваться этой возможностью, тут возникают сложности. Теперь понимаете?

Даван угрюмо поглядел на Селдона, перевел взгляд на Дорс и сказал:

– Значит, вы не умеете предсказывать будущее.

– Вот именно, господин Даван.

– Просто Даван. Но когда-нибудь вы сумеете этому научиться?

– Сомнительно.

– Вот, значит, почему Имперские власти охотятся за вами.

– Нет, – покачал головой Селдон. – Вы ошибаетесь. Лично мне кажется, что именно поэтому Империя не слишком старается заполучить меня. Захотели, так давно схватили бы без всяких хлопот. А сейчас, пока я еще ничего толком не знаю, я им не больно нужен, и потому они не торопятся нарушать мир на Тренторе вмешательством во внутренние дела, к примеру, этого сектора. Вот потому-то я могу совершенно безбоязненно передвигаться под своим собственным именем.

Даван схватился руками за голову и пробормотал:

– Безумие…

Устало подняв глаза на Дорс, он тихо спросил:

– А вы – жена господина Селдона?

– Я его друг и защитница, – спокойно ответила Дорс.

– Вы его хорошо знаете?

– Мы знакомы несколько месяцев.

– Всего-то?

– Всего-то.

– Как вы думаете, он говорит правду?

– Я знаю, что он говорит правду, но станете ли вы доверять мне, если не верите ему? Если Гэри почему-то обманывает вас, разве я не поддержу его, дабы защитить?

Даван беспомощно поглядел на них обоих по очереди и сказал:

– А может все-таки поможете нам?

– Кому именно? И какая вам нужна помощь?

– Вы же видите, каково положение в Дале, – сказал Даван, – Нас унижают. Думаю, вы это поняли, а раз вы так по-доброму отнеслись к Юго Амарилю, значит, не может быть, чтобы вы нас презирали.

– Не только не презираем, а искренне сочувствуем.

– И вы должны понимать, откуда идет давление.

– Вы, вероятно, скажете, что оно исходит от Имперского правительства. Да, пожалуй, я с вами согласен. Но только частично. Я успел заметить, что делийский средний класс играет в этом немалую роль – эти люди презирают термальщиков. А в остальной части сектора орудуют бандиты, терроризируя население.

Даван поджал губы, но не дрогнул.

– Все правда. Так и есть. Но Империя этому не мешает. Даль – потенциальный источник беспорядков. Если термальщики забастуют, на Тренторе сразу станет ощутимой нехватка энергии. Но тогда дальские богачи сами выложат денежки, чтобы нанять биллиботтонских бандюг, и те помогут им одолеть восставших термальщиков. Такое уже случалось. Империя позволяет кое-кому из далийцев богатеть и процветать – относительно, конечно, – для того чтобы превратить их в имперских лакеев, а о выполнении законов насчет ношения оружия не заботится, как будто ей наплевать на рост преступности.

И это повсюду, не думайте, не только у нас в Дале. Теперь они не решаются применять силу для достижения своих целей – времена не те. На Тренторе все так перепуталось: достаточно спичку поднести, чтобы… Приходится Имперским властям держаться подальше.

– Проявление упадка… – пробормотал Селдон, припомнив слова Челвика.

– Что? – спросил Даван.

– Ничего, – покачал головой Селдон. – Говорите, Даван.

– Ну вот. Приходится Имперским властям держаться подальше, но они все равно решили, что можно загребать жар чужими руками. Каждый из секторов провоцируют на враждебное отношение к соседям. Разные слои населения внутри секторов провоцируются на необъявленную войну друг с другом. В итоге стало совершенно невозможно объединить людей по всему Трентору. Повсюду народ скорее станет сражаться со своими земляками, чем выступать в едином строю против имперской тирании. А Империя правит безо всякого насилия.

– И как вам кажется, – спросила Дорс, – что со всем этим можно поделать?

– Я уже многие годы пытаюсь пробудить у народов Трентора чувство солидарности.

– Смею предположить, – сухо проговорил Селдон, – что вы успели убедиться, насколько это тяжелое и неблагодарное занятие?

– Правильно предполагаете, – кивнул Даван. – Но наша партия набирает силу. Многие из тех, кто разгуливает с ножами, успели понять, что лучше не резать друг друга. На вас в трущобах Биллиботтона напали, кто еще этого не понял. А вот те, кто поддержал вас сегодня, кто был готов защитить вас от имперского агента, принятого вами за репортера, – мои люди. Я живу среди них. Не слишком приятная жизнь, но здесь я в безопасности. У нашего движения есть сторонники в соседних секторах, и с каждым днем нас становится все больше и больше.

– Но нам-то что у вас делать? – спросила Дорс.

– Во-первых, – объяснил Даван, – вы чужеземцы и ученые. Такие люди, как вы, нужны нам как руководители. Наша основная сила – бедняки, неграмотные – те, кто больше всего страдает от гнета, но лидеров из них не получится. Такие, как вы двое, стоят сотни таких, как они.

– Звучит странновато из уст человека, который встал на защиту угнетенных, – заметил Селдон.

– Я не о людях говорю, – поспешно принялся оправдываться Даван. – О руководстве, поймите. Лидерами партии должны быть люди интеллектуального труда.

– Я вас понял. Такие люди, как мы, могли бы помочь вашей партии обрести респектабельность.

– Все можно высмеять, если захотеть, – с упреком проговорил Даван, – Но вы, господин Селдон, больше чем респектабельный человек, больше чем интеллектуал. Даже если вы не сумеете развеять туман, скрывающий будущее…

– Прошу вас, Даван, – оборвал его Селдон, – Не надо поэзии, и не надо говорить в сослагательном наклонении. Ни о каких «если» не может быть и речи. Я не могу предсказывать будущее. И не туман загораживает от меня будущее, а барьер из хромированной стали.

– Дайте мне закончить, прошу вас. Даже если вы не сумеете предсказать будущее… как вы это называете… с психоисторической точностью, вы же изучали историю, и может быть, сумеете, хотя бы интуитивно почувствовать последствия? Ну, разве не так?

Селдон покачал головой.

– Может быть, у меня и есть определенное интуитивное чутье математической стороны вероятности, но каким образом можно было бы перевести мои предчувствия на язык реальной истории, совершенно не ясно. И потом, я не изучал историю. Хотел бы. Но, увы, сплошные пробелы.

– Я историк, Даван, – вступила в беседу Дорс, – и могла бы кое-что сказать, если хотите.

– Пожалуйста, – недоверчиво пожал плечами Даван.

– Во-первых, в истории Галактики было множество революций, в результате которых свергали тиранию. Иногда такие революции имели место на отдельных планетах, иногда – в целых планетарных системах, порой – даже в Империи. Чаще всего, однако, в итоге одна тирания просто-напросто сменялась другой. Другими словами, друг друга сменяли правящие классы. Чаще всего брал верх более сильный, а стало быть, и более способный обеспечить собственное существование класс. А беднота, униженные слои так и оставались нищими и униженными, им разве что еще хуже становилось после этих революций.

Даван внимательно выслушал Дорс и кивнул:

– Это мне известно. Это всем известно. Может быть, нам удастся усвоить уроки прошлого и мы будем лучше знать, чего избегать. И потом, та тирания, что существует сегодня, самая что ни на есть настоящая, такая, которая вовсе не обязательно должна будет существовать в будущем. А если мы все время будем отступаться от перемен, думая, что любые перемены – только к худшему, значит, не будет никакой вообще надежды на то, что хоть когда-то удастся одолеть несправедливость.

Дорс сказала:

– Вам не следует забывать о том, что даже тогда, когда правда на вашей стороне, даже тогда, когда справедливость вопиет к небесам, сила всегда будет на стороне тирании. Ничего ваши мастера ножевых искусств не сумеют поделать. Ну восстание, ну демонстрация – что это все против до зубов вооруженной армии, на вооружении которой механическое, химическое и нейрологическое оружие? Можете собрать под свои знамена всех бедняков, и даже всех, кто побогаче, но как вы одолеете полицию и армию? Сумеете вы хотя бы немного поколебать их верность правительству?

– На Тренторе много разных правительств, – возразил Даван. – В каждом секторе – свои правители, и многие из них настроены против Империи. Если на нашу сторону встанет могущественный сектор, положение изменится, правда? Тогда мы уже не будем всего-навсего шайкой оборванцев, размахивающих ножами и булыжниками.

– Означает ли это, что некий могущественный сектор уже встал на вашу сторону, или вам этого просто хочется?

Даван промолчал.

– Позволю себе предположить, – сказала Дорс, – что вы думаете о мэре Сэтчема. Если мэр собирается воспользоваться народными волнениями для того, чтобы узурпировать имперский трон, вас это не коробит, нет? А зачем, спрашивается, мэру рисковать своим положением, которое и без того не такое уж жалкое? Неужели ради красивых слов о справедливости и равноправии, ради справедливого отношения к людям, до которых ему нет никакого дела?

– Вы хотите сказать, – проговорил Даван, – что всякий правитель, желающий сейчас помочь, может потом нас предать?

– Галактическая история изобилует подобными примерами.

– Но если мы будем знать об этом, почему нам не предать его?

– То есть, использовать его, а потом, в критический момент, изолировать от всех, кто стоит за ним, и уничтожить?

– Ну, может быть, не совсем так, но такой вариант оборота дел нужно на всякий случай иметь в виду.

– Итак, мы имеем революционное движение, в рамках которого главные участники событий должны быть готовы к предательству; и каждый должен ждать своего часа. Лучший рецепт анархии.

– Значит, вы нам не поможете? – спросил Даван.

Селдон, который все это время слушал, нахмурившись, беседу Давана и Дорс, сказал:

– Все не так просто. Мы были бы рады вам помочь. Мы на вашей стороне. Мне вообще кажется, что ни один здравомыслящий человек не станет поддерживать имперскую систему, основанную на провоцировании поголовной ненависти и подозрений. Даже тогда, когда представляется, что система работает, это не более чем метастазы главной опухоли, которые расползаются во все стороны, и все чреваты нестабильностью. Вопрос в другом: чем мы можем помочь? Если бы у меня была психоистория, если бы я мог предсказать наиболее вероятный ход событий, если бы я мог сказать, какие действия из числа вероятных вариантов скорее всего приведут к желаемому результату, тогда бы я с радостью предложил вам свои услуги. Но у меня ничего нет. Самое большее, что я могу для вас сделать, это не бросать попыток разработать психоисторию.

– И долго вы будете этим заниматься? Селдон пожал плечами.

– Не знаю.

– Мы же не можем ждать вечно.

– Иного я вам сейчас предложить не могу. Единственное, что я могу сказать, это то, что еще совсем недавно я был совершенно уверен в том, что психоисторию разработать невозможно. Теперь я в этом не так уверен.

– Хотите сказать, что до чего-то додумались?

– Пока всего-навсего интуитивно чувствую, что сумею додуматься, что решение есть. Я пока еще сам как следует не понимаю, откуда у меня взялось такое чувство. Может быть, это иллюзия, но я попытаюсь. Дайте мне время. И может быть, мы еще встретимся.

– Может быть, – кивнул Даван. – Но, может быть, когда вы придете сюда в следующий раз, то окажетесь в имперской ловушке. Можете, конечно, тешить себя надеждой на то, что вы, дескать, не интересуете Империю до тех пор, пока не придумали своей психоистории, но я уверен; Император и его клеврет, Демерзель, не собираются ждать вечно, так же, как и я.

 – Постараюсь не торопить их, – спокойно ответил Селдон. – Я не на их стороне, а на вашей. Пойдем, Дорс.

Они повернулись и вышли. Снаружи их ожидал Рейч. А Даван остался один-одинешенек, в своей жалкой каморке.

75

Рейч лопал, облизывая пальцы, прижимая к груди пакет с едой. От него самого и от пакета жутко разило луком, но каким-то ненастоящим, наверное, – дрожжевым.

Дорс поморщилась и спросила:

– Где ты раздобыл еду, Рейч?

– А парни Давана притащили мне. Даван добрый.

– Значит, нам нe придется угощать тебя обедом? – спросил Селдон, почувствовав, что сам жутко хочет есть.

– Вы мне кое-чё задолжали, – заявил Рейч, облизывая пальцы и плотоядно поглядывая на ремень Дорс. – Как нащот тетечкиного ножичка, а? Ну хоть один дайте…

– Никаких ножей, – отрезала Дорс. – Отведешь нас обратно – дам тебе пять кредиток.

– Ну да… – обиженно протянул Рейч, – Чё, я ножик, чё ли, куплю за пять-то кредиток?

– Пять кредиток – и все. Больше ничего не получишь.

– Зануда вы, тетечка, – заявил Рейч.

– Зануда с острым ножиком, Рейч, так что давай, пошли.

– Ну, ладно. Чё раскипятились-то? Сюда, – Рейч махнул рукой.

Они двинулись в обратный путь по пустынным коридорам, но на этот раз Дорс время от времени посматривала назад и вскоре прошептала:

– Стой, Рейч. За нами «хвост».

– Чё? – удивился Рейч. – Ничё не слышу.

– И я тоже ничего не слышу, – наклонив голову, произнес Селдон.

– А я слышу, – упрямо мотнула головой Дорс. – Так, Рейч, ты мне голову не морочь. Или ты мне сейчас же объяснишь, в чем дело, или я тебя так отделаю, что неделю горбатым ходить будешь. Обещаю.

Рейч заслонился рукой.

– Ну и бейте, тетечка, ну и бейте. Это парни Давана. А они вас же прикрывают, чтобы бандюги не сунулись, а вы…

– Парни Давана?

– Ну! По боковым коридорам топают.

Дорс резко схватила Рейча за рубашку. Мальчишка повис в воздухе, отчаянно болтая ногами и руками:

– Ой, тетечка, ой!

– Дорс! – одернул подругу Селдон. – Не надо так!

– Ему будет еще хуже, если он солгал. Я забочусь о тебе, Гэри, а не о нем.

– Да не вру я! – воскликнул Рейч, все еще пытаясь вырваться. – Ну, не вру же!

– Уверен, он не врет, – сказал Селдон.

– Ладно, увидим. Рейч, скажи им, пусть выйдут и покажутся.

Дорс отпустила мальчишку и вытерла руки.

– Злюка вы, тетечка, – с упреком проговорил Рейч. – Эй, Даван, – крикнул он. – Парни, выходите.

Пришлось немного подождать, и вскоре из ниши в стене вышли двое черноусых мужчин, и еще один, у которого через всю щеку тянулся шрам. Все трое в руках сжимали зачехленные ножи.

– Сколько вас тут еще? – резко спросила Дорс.

– Немного, – сказал один из незнакомцев. – У нас приказ. Мы вас охраняем. Даван хочет, чтобы вы остались целы и невредимы.

– Спасибо. Постарайтесь двигаться тише прежнего. Пошли, Рейч.

– Ну, тетечка, – с упреком проговорил Рейч, – я вам правду сказал, а вы?

– Прости, – сказала Дорс.

– «Прости»… – Рейч потер шею. – Возьму и не прощу. Ну да ладно, на первый раз прощается… – и он зашагал вперед.

Как только они добрались до проспекта, невидимые защитники испарились, даже Дорс перестала слышать их осторожные шаги. Но теперь особенно бояться было нечего – Селдон и Дорс уже находились в менее опасной части города.

Дорс внимательно оглядела Рейча и покачала головой:

– Вряд ли у нас найдется одежда твоего размера, Рейч.

– А на чё мне от вас одежка, госпожа. – Похоже, стоило Рейчу покинуть коридоры трущоб, как он тут же преобразился в вежливого, по его понятиям, мальчика. – Одежка у меня своя имеется.

– А я думала, ты хочешь прогуляться с нами туда, где мы живем, и принять ванну.

– Эт еще на чё? И так я на днях мыться буду. Тода и надену другую рубаху. – Он подозрительно посмотрел на Дорс. – Чё, стыдно стало, а?

– Вроде того, – улыбнулась Дорс.

Рейч царственно помахал рукой.

– Ничё. Мне и не больно было нисколечки. Ну вы и силачка, тетечка. Ух, как это вы меня подняли, будто я и не весю ничего.

– Я рассердилась, Рейч. Я должна заботиться о господине Селдоне.

– Чё, телохранительница, чё ли?

Рейч вопросительно глянул на Селдона.

– Тетечка – ваша телохранительница?

– Ничего не поделаешь, – смущенно улыбнулся Селдон. – Ей это нравится. Ну и потом, она свое дело знает.

– Подумай хорошенько, Рейч, – настаивала Дорс. – Может, вымоешься все-таки? Ванна у нас такая приятная, теплая.

– Ничё не выйдет, – шмыгнул носом Рейч. – Хозяйка меня нипочем не пустит.

Дорс посмотрела наверх и увидела у подъезда Касилию Тисальвер, которая бросала гневные взгляды попеременно то на нее, то на Рейча. Трудно сказать, кому были адресованы более гневные из взоров хозяйки.

– Ну, покедова, господин и госпожа. Может, она и вас не захотит в дом пускать.

Рейч сунул руки в карманы и враскачку удалился.

– Добрый вечер, госпожа Тисальвер, – поздоровался Селдон. – Поздновато уже, правда?

– Очень поздновато, – с трудом сдерживая гнев, отозвалась госпожа Тисальвер. – А тут, между прочим, целое сражение было из-за того, что вы отдали на съедение толпе несчастного репортера.

– Никого мы никому не отдавали, – возразила Дорс.

– Я была здесь, – госпожа Тисальвер гордо вздернула подбородок, – и все видела.

Она отошла в сторону, пропуская их в дом и показывая всем своим видом, как ей этого не хочется.

– Она ведет себя так, словно это последняя капля в чаше ее терпения, – сказала Дорс Селдону, когда они расходились по комнатам.

– Ты так думаешь? Но что она может сделать?

– Понятия не имею, – покачала головой Дорс.

Глава шестнадцатая
Рейч

Рейч – Судя по воспоминаниям Гэри Селдона, его первая встреча с Рейчем произошла совершенно случайно. Он был всего-навсего уличным оборвышем, у которого Селдон спросил дрогу. Но с этого мгновения его жизнь составляла одно целое с жизнью и судьбой великого математика, до тех пор, пока…

Галактическая энциклопедия

76

На следующее утро, вымывшись и побрившись, раздетый по пояс, Селдон постучал в дверь комнаты Дорс и негромко проговорил:

– Дорс, открой.

Дверь открылась, Дорс еще не успела высушить волосы и тоже была раздета до пояса.

Селдон смутился и отпрянул. Дорс равнодушно оглядела тебя и обернула полотенце вокруг головы.

– В чем дело? – спросила она.

Селдон, стараясь не смотреть на нее, пробормотал:

– Я хотел спросить тебя про Сэтчем.

– Зачем?

– Что – «зачем»?

– Говори яснее. И, ради бога, повернись ко мне лицом. Не девственник же ты, в конце концов? Селдон обиженно буркнул:

– Просто я старался вести себя как воспитанный человек. Если тебе все равно, то мне тоже. И «зачем» тут вовсе ни при чем. Я спросил тебя про сектор Сэтчем.

– Зачем тебе это нужно? Нет лучше так: «зачем Сэтчем?»

– Дорс, я не шучу. То и дело разговор заходит о Сэтчеме, вернее, о мэре Сэтчема. И Челвик о нем говорил, и ты, и Даван. А я ничего не знаю ни о секторе, ни о мэре.

– Гэри, я ведь тоже не коренная тренторианка. Знаю не так много, но всем, что знаю, готова поделиться с тобой. Сэтчем находится недалеко от Южного полюса, это очень большой, многонаселенный сектор…

– Недалеко от Южного полюса и многонаселенный?

– Гэри, мы не на Геликоне. И не на Цинне. Это Трентор. Тут все под землей, а находиться под землей на полюсах – это то же самое, что находиться под землей на экваторе. Конечно, там другая долгота дня и ночи – то есть, летом долгие дни, а зимой долгие ночи, – примерно так, как было бы на поверхности. Но это все показуха. Просто им нравится подчеркивать, что они живут на полюсе.

– Но на поверхности они бы все перемерзли.

– Ну конечно. На поверхности в области Сэтчема лежат снег и лед, но их слой не такой плотный, как можно подумать. Будь это так, полярная шапка попросту раздавила бы купол, но этого не происходит, и в том основная причина могущества Сэтчема.

Дорс повернулась к зеркалу, сняла с головы полотенце и набросила на волосы сушильную сеточку. Через каких-нибудь пять секунд ее рыжая шевелюра была суха и засверкала точно в лучах солнца.

– Ты просто не представляешь, какое удовольствие ходить без микогенской шапочки, – улыбнулась Дорс и надела блузку.

– Но какое отношение имеет к могуществу Сэтчема полярная шапка?

– Подумай сам. Сорок миллиардов людей пользуются громадным количеством энергии, каждая калория со временем превращается в тепло, от которого нужно как-то избавляться. Это тепло перекачивают на полюса, в особенности – на Южный, где полярная шапка более высокая, чем на Северном, и выбрасывают в пространство. При этом тает очень много льда, и, думаю, в большой степени из-за этого над Трентором столь плотный облачный слой и так часто льют дожди, как бы ни выпендривались метеорологи и ни утверждали, что в атмосфере Трентора протекают безумно сложные процессы.

– И что же, Сэтчем как-то использует энергию, прежде чем производить ее выбросы в космос?

– Очень может быть. Что касается технической стороны, то я не имею об этом ни малейшего представления, а говорю о политическом могуществе. Если бы Даль перестал производить полезную энергию, это доставило бы Трентору определенные неудобства, однако существуют и другие секторы, производящие энергию, и они в таких обстоятельствах могли бы усилить ее производство, ну и потом, определенные запасы энергии на Тренторе на всякий случай хранятся. Думаю, с Далем наверняка со временем удалось бы договориться. Что же касается Сэтчема…

– Да?

– То Сэтчем осуществляет выбросы как минимум девяноста процентов всего производимого на Тренторе тепла и в этом смысле незаменим. Если Сэтчем прекратит выбросы, по всему Трентору поднимется температура.

– Но и в самом Сэтчеме тоже.

– Да, но поскольку Сэтчем – на Южном полюсе, они запросто могут устроить себе приток холодного воздуха. Ничего хорошего в этом, конечно, не будет, но Сэтчем сумеет протянуть дольше, чем остальные секторы Трентора. В итоге Сэтчем во все времена был бревном в глазу у Императора, и мэр Сэтчема – персона очень важная.

– И что из себя представляет нынешний мэр Сэтчема?

– Этого я не знаю. Из того, что я о нем слышала, могу заключить лишь, что это старик, затворник, непробиваемый, как обшивка звездолета, и со страшной силой цепляющийся за власть.

– Почему, вот интересно? Если он такой старый, он не сможет долго удерживать власть.

– Кто знает, Гэри? Привычка, может быть. А может быть, игра. Игра в удерживание власти, когда власть сама по себе не так уж и нужна. Может, сумей он занять место Демерзеля, и далее самого Императора, он был бы жутко разочарован, потому что тогда игра бы окончилась. Правда, он и тогда бы мог затеять очередную партию игры за удержание власти, что было бы так же трудно и приносило бы такое же удовольствие.

Селдон покачал головой.

– Неужели кто-то может мечтать занять место Императора?

– Согласна с тобой. По идее, этого не должен хотеть ни один здравомыслящий человек, но «имперские амбиции», как их часто называют, подобны заболеванию, которое, стоит лишь им заразиться, вызывает безумие. И чем ближе подбираешься к заветной цели, тем сильнее вероятность подхватить эту инфекцию, и с каждым очередным продвижением по служебной лестнице…

– …болезнь обостряется все сильнее. Это понятно. Но мне кажется, что Трентор – такой огромный мир, потребности которого столь сложны, амбиции столь противоречивы, что Императору ужасно трудно им править. Именно им. Так почему же ему не покинуть Трентор и не обосноваться в каком-нибудь другом мире, где жизнь попроще?

Дорс рассмеялась.

– Ты бы не спрашивал, если бы лучше знал историю! Трентор по традиции связывают с Империей. А традиции этой – тысячи и тысячи лет. Император, который не сидит в Императорском Дворце – это не Император. Император больше место, чем человек.

Селдон замолчал, задумался, нахмурился. Через некоторое время Дорс не выдержала и спросила:

– Что случилось, Гэри?

– Я думаю, – вполголоса отозвался Селдон. – С тех пор как ты рассказала мне о руке, лежащей на бедре, у меня навязчивые мысли о том, что… И вот теперь твоя фраза о том, что Император – больше место, чем человек, задела струну.

– Какую струну?

Селдон покачал головой.

– Я пока думаю. Может быть, я ошибаюсь. – Он пристально посмотрел на Дорс, – Ладно, пора спускаться вниз и позавтракать. Мы и так опоздали, а я не уверен, что госпожа Тисальвер нынче в достаточно благодушном настроении для того, чтобы принести нам завтрак сюда.

– Ты оптимист, – сказала Дорс. – Лично мне кажется, что она в недостаточно благодушном настроении, чтобы нас видеть – за завтраком и вообще. Она только о том и мечтает, чтобы вышвырнуть нас отсюда.

– Не исключено, но мы ей платим.

– Да, но я подозреваю, что теперь ей и денежки наши не милы.

– Надеюсь, ее супруг более благоразумен в отношении финансов.

– Если он замолвит словечко, Гэри, единственный, кто удивится этому больше меня, будет, конечно же, госпожа Тисальвер. Ну, ладно, я готова.

И они спустились по лестнице на хозяйскую половину, где их ожидала та, о которой они только что говорили; завтрака не было и в помине, зато было кое-что другое…

77

Касилия Тисальвер встретила их, стоя в надменной позе, с натянутой улыбкой и горящими глазами. Ее супруг растерянно прислонился к стене. Посередине комнаты стояли, вытянувшись в струнку, двое мужчин. Если они и видели подушки, лежащие на полу, то явно решили не обращать на них никакого внимания.

У обоих были черные, курчавые волосы и густые черные усы, все как у истинных далийцев. Оба стройные, одетые в одинаковые темные брюки и рубашки, стало быть – в форме. По рукавам и штанинам сбегали тоненькие белые лампасы. На правой стороне груди у обоих красовалась едва заметная эмблема – «Звездолет и Солнце» – символ Империи во всех обитаемых мирах Галактики. Посередине эмблемы, на солнечном диске, темнела буква «Д».

Селдон сразу понял, что перед ними – двое представителей Дальской службы безопасности.

– В чем дело? – сердито спросил Селдон.

Один из военных шагнул вперед.

– Я – офицер сектора Лэнел Расс. Это мой напарник, Гебор Астинвальд.

Оба вытащили и показали идентификационные голографические удостоверения. Селдон даже не удосужился взглянуть на них.

– Что вам угодно?

– Вы – Гэри Селдон из Геликона? – спокойно спросил Расс.

– Да.

– А вы – Дорс Венабили с Цинны, госпожа?

– Да, – ответила Дорс.

– Я прибыл для того, чтобы расследовать поступившую к нам жалобу относительно спровоцированных Гэри Селдоном вчерашних уличных беспорядков.

– Ничего подобного я не делал, – сказал Селдон.

– Такова наша информация, – сказал Расс, глядя на экранчик портативного компьютерного блокнота. – Вы обвинили репортера в том, что он – имперский шпион, и тем самым спровоцировали нападение на него толпы.

– Это я, – вмешалась Дорс, – сказала, что он – имперский шпион, офицер. И у меня была причина для подобного вывода. Высказывать свое личное мнение – это никак не преступление. В Империи – свобода слова.

– Свобода слова не имеет ничего общего с высказыванием мнений, способных вызвать беспорядки.

– Откуда вам знать, что были какие-то беспорядки, офицер?

Тут в разговор вмешалась госпожа Тисальвер.

– Я могу сказать, – хрипло проговорила она. – Она видела, что собралась толпа, толпа бродяг, готовая вспыхнуть, стоило только бросить в нее горящую спичку. Она нарочно сказала, что он – имперский шпион, нарочно, ничего она про него не знала, и крикнула этому сброду, что это так, чтобы они набросились на невинного человека. Она явно знала, что делает.

– Касилия… – умоляюще проговорил господин Тисальвер, но жена бросила на него столь выразительный взгляд, что он сразу же замолчал.

Расс повернулся к госпоже Тисальвер.

– Это вы подали жалобу, госпожа?

– Да. Эти двое живут тут всего несколько дней, и от них – одни неприятности. Они приглашали в мой дом людей низкого происхождения, что грозит моей репутации в глазах соседей.

– Разве противозаконно, офицер, – спросил Селдон, – приглашать мирных, аккуратных жителей Даля туда, где ты живешь? Две комнаты наверху – это наши комнаты. Мы их сняли, платим за них. Что, разговаривать с далийцами в Дале – это преступление, офицер?

– Нет, – ответил Расс. – Это не имеет отношения к содержанию жалобы. Какая у вас была причина, госпожа Венабили, предположить, что человек, которого вы в этом обвинили, действительно имперский шпион?

– У него были маленькие каштановые усики, – объяснила Дорс, – поэтому я решила, что он не далиец. Я решила, что он – имперский шпион.

– Вы так решили? А у вашего приятеля, господина Селдона, и вовсе нет никаких усов. Почему вы его не считаете имперским шпионом?

– Как бы то ни было, – поспешно вмешался Селдон, – никаких беспорядков не было. Мы попросили толпу не трогать мнимого репортера, и я уверен, никто его пальцем не тронул.

– Вы уверены, господин Селдон? – спросил Расс. – Судя по имеющимся у нас сведениям, вы ушли сразу же после того, как бросили свое обвинение. Как вы можете утверждать, что было и чего не было после того, как вы ушли?

– Не могу, – согласился Селдон. – Но позвольте поинтересоваться: этот человек мертв? Избит?

– Мы его допрашивали. Он отрицает, что он – имперский шпион, и у нас нет таких сведений. Он утверждает также, что с ним грубо обошлись.

– Вполне возможно, что он вас обманывает, – сказал Селдон. – Я бы предложил провести психозондирование.

– Его нельзя производить без согласия подозреваемого, – сказал Расс. – Правительство сектора строго придерживается закона. Можно было бы это устроить, если бы и вы двое согласились на проведение психозондирования. Вы согласны?

Селдон и Дорс переглянулись.

– Нет, – ответил Селдон. – Об этом не может быть речи.

Второй офицер, Астинвальд, который до сих пор молчал, как рыба, улыбнулся. Расс продолжал:

– У нас имеются сведения, что два дня назад вы затеяли драку на ножах в Биллиботтоне и тяжело ранили гражданина Даля по имени, – он заглянул в компьютерный блокнот, – Эльгин Маррон.

– В ваших сведениях не указано, как началась драка? – поинтересовалась Дорс.

– Сейчас это не имеет значения, госпожа. Вы отрицаете, что участвовали в драке?

– Нет, не отрицаем, – горячо вмешался Селдон. – Но мы драку не затевали. На нас напали. Этот Маррон схватил госпожу Венабили, и не было никаких сомнений в том, что он собирался изнасиловать ее. Все, что произошло потом, было чистейшей самозащитой. Или в Дале позволено насильничать?

Расс если и удивился, то никак – ни голосом, ни жестом – этого не показал.

– Вы говорите, что на вас напали? И сколько же человек?

– Десятеро мужчин.

– И вы один, в паре с женщиной, сумели защититься от десятерых здоровых мужчин?

– Да. Мы с госпожой Венабили именно защищались.

– Но как же так вышло, что на вас ни царапинки? Или у вас есть хотя бы какие-то синяки или порезы под одеждой?

– Нет, офицер.

– Но как же такое возможно? Вы дрались один… ну, хорошо, не один, на пару с женщиной, и у вас – ни царапинки, а жалобщик, Эльгин Маррон, поступил в больницу весь израненный. Больше того, ему потребуется пластическая операция губы.

– Мы старались, – угрюмо буркнул Селдон.

– И, похоже, слегка перестарались! А что, если я скажу, что трое свидетелей утверждают, что вы и ваша подруга без предупреждения напали на Маррона?

– Я вам отвечу, что это невозможно. Я уверен, что этот Маррон наверняка состоит у вас на учете, как задира и драчун. А их было десятеро. По всей вероятности, шестеро отказались врать, давать ложные показания. А остальные трое? Они объяснили, почему не пришли на помощь дружку, на которого якобы злонамеренно напали чужеземцы? Неужели не ясно, что они лгут?

– Предлагаете провести их психозондирование?

– Да. И пока вы не успели спросить, позвольте заранее отказаться. Нам не предлагайте.

Расс не сдавался:

– А еще у нас имеются сведения, что вчера, покинув, так сказать, поле боя, вы встречались с неким Даваном, известным подпольщиком, которого разыскивает полиция. Это правда?

– Придется вам это доказывать без нашей помощи, – сказал Селдон. – Больше ни на какие вопросы мы отвечать не намерены.

Расс убрал в карман компьютер-блокнот.

– Сожалею, но мне придется пригласить вас проследовать с нами в участок для дальнейшего разбирательства.

– Не думаю, что это так уж обязательно, офицер, – сказал Селдон, – Мы приезжие, не совершившие ничего дурного, предосудительного. Пытались отделаться от репортера, который приставал к нам с дурацкими вопросами, пытались защититься от изнасилования и убийства в районе вашего сектора, известном своей криминальной атмосферой, разговаривали кое с кем из далийцев. Мы не видим в этом ничего такого, что заслуживало бы дальнейшего разбирательства. Это чистой воды недоразумение.

– Решения тут принимаем мы, – заявил Расс, – а не вы. Будет вам угодно проследовать с нами?

– Нет, не будет, – ответила Дорс.

– Осторожно, – вскрикнула госпожа Тисальвер, – У нее два ножа!

Офицер Расс вздохнул и сказал:

– Благодарю, госпожа, но это я и сам знаю.

Обернувшись к Дорс, он спросил:

– Известно ли вам, что ношение ножей без специального разрешения является серьезным преступлением? У вас есть такое разрешение?

– Нет, офицер, у меня его нет.

– Значит, Маррона вы явно поранили нелегально приобретенным ножом. Вы осознаете, что это в значительной степени отягощает вашу вину?

– Я ни в чем не виновата, – сказала Дорс. – Поймите вы наконец. У Маррона тоже был нож, и никакого разрешения, я уверена.

– Таких сведений у нас нет, и потом – Маррон весь изранен, а вы целехоньки.

– Нож у него был, офицер, не сомневайтесь. И если вы не знаете, что у любого мужчины в Биллиботтоне, да и везде в Дале имеется при себе нелегально приобретенный нож, то вы – единственный человек в Дале, кому это неизвестно. И магазинов, в которых совершенно открыто торгуют ножами, полно. Это вам тоже неизвестно?

Расс ответил:

– Неважно, что я знаю и чего не знаю. Это не имеет значения. Не имеет также значения и то, что кто-то другой нарушил закон, и сколько человек его нарушило. Значение имеет только одно: госпожа Венабили нарушила постановление о правилах ношения оружия. Я обязан потребовать, госпожа, чтобы вы немедленно передали мне эти ножи, и вы двое должны проследовать вместе с нами в участок.

– В таком случае, попробуйте забрать их у меня, – предложила Дорс.

Расс вздохнул.

– Поймите, госпожа, ножи – не единственное оружие в Дале, и у меня нет ни малейшего желания вызывать вас на ножевую дуэль. У меня и у моего напарника при себе бластеры, которые способны одним выстрелом превратить вас в кровавое месиво еще до того, как вы успеете потянуться за своим ножом, какой бы вы ни были ловкой. Бластерами мы пользоваться, конечно же, не будем, мы прибыли не для того, чтобы убить вас. Но у каждого из нас еще есть нейронный хлыст, которым мы можем свободно воспользоваться. Надеюсь, демонстрировать действие хлыстов не потребуется? Хлыст не убивает, не наносит никаких телесных повреждений, не оставляет следов, но боль жуткая. Мой напарник уже нацелился на вас нейронным хлыстом. Вы под прицелом. А вот и мой. Ну, выкладывайте ваши ножи, госпожа Венабили.

После минутного молчания Селдон сказал:

– Отдай им ножи, Дорс. Ты же видишь, все бесполезно.

И в это самое мгновение послышался бешеный стук в дверь и чей-то взволнованный, срывающийся голос.

78

Проводив Дорс и Селдона, Рейч домой не вернулся.

Он неплохо поел, пока Дорс и Селдон говорили с Даваном, даже поспать успел, потом разыскал более или менее работающий туалет. А теперь, когда все было позади, идти ему особо было некуда. Да, у него было нечто вроде дома, была и мать, но она никогда не волновалась, если он задерживался. Никогда.

Кто был его отец, Рейч понятия не имел и порой гадал, был ли тот у него вообще. Ему говорили, что был, и причину подобной уверенности излагали весьма грубо. Иногда он думал, стоит ли верить таким рассказам, уж больно щекотливы были подробности.

А вспомнилось все это ему из-за той, кого он называл «тетечкой». Она, конечно, была старая, но красивая, и драться могла, как мужик. Нет, даже лучше, чем мужик. И странные мысли полезли в голову Рейчу.

Ведь она предложила ему помыться в ванне… Когда удавалось скопить немного деньжат, он плавал в биллиботтонском бассейне, но только тогда, когда их больше не на что было потратить, или тогда, когда удавалось проскользнуть бесплатно. Только тогда он и промокал с головы до ног, но ему было холодно, и нужно было потом ждать, когда высохнешь.

Но ванна… это же совсем другое дело! Там теплая вода и мыло, и полотенца, и сушилка… Он не был точно уверен, понравится ли ему ванна, но, наверное, понравилась бы, если бы рядом была она.

Рейч знал биллиботтонские закоулки, как свои пять пальцев, знал, как спрятаться за углом так, что его никто не заметит, и не сомневался, что и здесь, неподалеку от дома, где жила она, он сумеет притаиться так, что его не поймают.

В общем, Рейч устроился в сквере неподалеку от дома, в котором скрылись Дорс и Селдон, неподалеку от общественного туалета, чтобы в случае опасности скрыться там.

Спать он толком не спал, а все думал и думал свои странные думы. А вдруг он и правда выучится читать и писать? Какая из этого будет выгода? Кто знает? Но может быть, она сумеет ему объяснить? Рейчу грезились туманные картины: будто ему платят деньги за работу, которую он пока делать не умел, но за какую? Надо, чтобы ему объяснили, но как до них теперь доберешься?

Если бы он остался с ними, они могли бы помочь, наверное. Но на что он им сдался?

Решив, что на последний вопрос надо ответить утвердительно, он встрепенулся, но не потому, что освещение стало ярче, а потому, что его чуткие уши уловили утренний шум – начинался день.

Звуки он различал просто великолепно: в биллиботтонских закоулках слух означал жизнь. И вот теперь звук двигателя, расслышанный Рейчем, означал «опасность». Такой официальный, враждебный звук…

Он стряхнул остатки дремоты и осторожно прокрался на улицу. Машину он увидел сразу, и даже не глядя на эмблему – «Звездолет и Солнце», – по одним ее очертаниям догадался, что это за машина. Значит, за ними приехали потому, что они виделись с Даваном! Он не стал долго раздумывать над тем, прав или нет, и помчался прочь. Вернулся он минут через пятнадцать. Машина стояла на прежнем месте, но за это время уже успели собраться зеваки, которые пялились на машину и подъезд дома с почтительного расстояния. Скоро наверняка соберется целая толпа. Рейч быстро взбежал по ступенькам, на ходу вспоминая, в какую дверь постучать. Лифта ждать было некогда.

Дверь он разыскал – решил, что разыскал, – и заколотил в нее кулачками, крича:

– Тетечка, тетечка!

Он слишком сильно был взбудоражен, чтобы вспомнить, как ее зовут, а вот, как зовут мужчину, вспомнил.

– Гэри! – крикнул он. – Впусти меня!

Дверь открылась, и он вбежал – то есть, вернее, попытался вбежать. Его тут же крепко ухватил за руку офицер сектора.

– Полегче, парень. Ты куда?

– Вы чё? Я ничё такого не делал! – запыхавшись, проговорил Рейч. – Ой, тетечка, а чё это они тут делают?

– Арестовывают. Нас арестовали, – угрюмо ответила Дорс.

– За че? – вырываясь из цепких пальцев офицера, воскликнул Рейч, – Эй, ну чё ты так вцепился-то! Не ходите с ним, тетечка. Нечё вам с ним ходить.

– Пошел вон! – приказал Расс, грубо встряхнув мальчишку.

– Нет, не пойду. И ты, Солнценос, не пойдешь никуда. Щас вся моя шайка туточки будет. И вы не уйдете отсюдова, если не отпустите дядечку и тетечку.

– Что за шайка? – нахмурившись, спросил Расс.

– Все уже туточки, у подъезда. Небось уже машинку вашу по кусочкам растягивают. И вас растянут, не боись!

Расс обернулся к напарнику.

– Вызови участок. Пусть подгонят пару фургонов со спецназом.

– Нетушки! – завопил Рейч, наконец вырвавшись и подбежав к Астинвальду. – Не зови никого!

Расс прицелился нейронным хлыстом и выпустил разряд.

Рейч вскрикнул, схватился за правое плечо и упал на пол, дергаясь, как в агонии.

Расс не успел обернуться к Селдону, как математик, схватив его за руку, вывернул ту вверх, потом по кругу и назад, наступив при этом на ногу Расса, чтобы офицер не дергался. По всей видимости, он вывихнул Рассу плечевой сустав – тот издал хриплый, пронзительный вопль.

Астинвальд выхватил бластер, но рука Дорс легла ему на плечо, а острие ножа уперлось в кадык.

– Не двигайся! – приказала она. – Только двинься, я перережу тебе глотку. Бросай бластер! Бросай! И хлыст тоже!

Селдон подхватил под мышки стонущего Рейча, прижал к себе, обернулся к Тисальверу и сказал:

– Снаружи люди. Рассерженные люди. Я впущу их сюда, и они у вас тут все переломают, даже стены. Если не хотите, чтобы это случилось, подберите оружие и отнесите в другую комнату. Быстро! У второго полисмена тоже возьмите оружие. Быстрее! Пусть жена вам поможет. В следующий раз поостережется жаловаться на невинных людей. Дорс, этот, что на полу валяется, уже ничего не сделает. Успокой второго, только не убивай.

– Ладно, – Дорс кивнула и ударила полицейского по виску рукоятью ножа. Офицер упал на четвереньки. – Ненавижу таким заниматься, – брезгливо скривилась Дорс.

– Они стреляли в Рейча, – напомнил ей Селдон, стараясь скрыть собственные чувства по поводу происходящего.

Они поспешно покинули квартиру. На улице действительно собралась целая толпа народу, в основном, мужчины, поднявшие крик, как только Дорс, Селдон и Рейч вышли из подъезда. Толпа двинулась к ним, распространяя запах пота и грязной одежды.

Кто-то крикнул:

– А Солнценосы куда девались?

– Они внутри, – прокричала в ответ Дорс. – Не трогайте их. Пока они беспомощны, но вызовут подкрепление, как только очухаются, так что лучше расходитесь, да побыстрее.

– А вы? – спросили сразу человек десять.

– Мы тоже уйдем. И не вернемся.

– Ничё, я их выведу отсюдова! – крикнул Рейч, освободившись от рук Селдона, и, выпрямившись, потер правое плечо. – Ничё, я могу сам идти. Пустите меня.

Толпа быстро расступилась, и Рейч поторопил Дорс и Селдона:

– Господин, тетечка, пошлите со мной. Быстренько! Они зашагали по улице, сопровождаемые толпой в несколько десятков человек, но вскоре Рейч махнул рукой и пробормотал:

– Сюда, ребята. Я вас сопровожу в такое местечко, где вас никто не сыщет. Даже Даван про это местечко, поди, не знает. Токо нам в канализацию придется залезть. Нас никто не увидит, правда, запашок там… смекаете?

– Переживем, надеюсь, – пробормотал Селдон.

И они двинулись вниз по узенькой винтовой лесенке, а навстречу им поднимался запах, в источнике которого ошибиться было невозможно.

79

Рейч-таки отыскал для них местечко. Взобравшись наверх по металлической лесенке, они оказались в большом помещении, напоминавшем не то чердак, не то склад, заставленном громоздким оборудованием непонятного назначения. В помещении было довольно чисто, подметено, чувствовался приток свежего воздуха, смягчавшего канализационные ароматы.

– Ну, ничё, правда? – довольно спросил Рейч, потирая плечо и морщась от боли.

– Могло быть и хуже, – согласился Селдон. – А ты знаешь, для чего предназначено это место, Рейч?

Рейч попробовал пожать плечами, но сморщился.

– Не знаю, – ответил он. – А кому какое дело-то?

Дорс, которая предварительно смахнула рукой пыль, опустилась на пол и, подозрительно взглянув на свою ладонь, заявила:

– Если не ошибаюсь, это помещение входит в комплекс очистных сооружений. Детоксикация, переработка отходов, которые в конце концов применяются как удобрения.

– Значит, – печально вздохнул Селдон, – работники комплекса должны периодически появляться здесь и могут явиться в любой момент.

– Я туточки бывал, – сказал Рейч. – Никого не видал ни разу.

– Скорее всего, тут все автоматизировано, – предположила Дорс. – Уж где применять труд автоматов, как не при переработке отходов. Никто нас тут не тронет, по крайней мере, какое-то время.

– Не обольщайся. Мы проголодаемся и захотим пить, Дорс.

– Я могу раздобыть жратвы и воды, – вызвался Рейч. – Говорил же вам, я сызмальства по коридорам мотаюсь.

– Спасибо, Рейч, – рассеянно поблагодарил мальчика Селдон, – но пока мне есть не хочется. И вряд ли захочется, – добавил он, брезгливо принюхавшись.

– Захочется, – пообещала Дорс. – Пускай ты на время потеряешь аппетит, пить тебе уж точно скоро захочется. Хорошо, хоть с туалетом никаких проблем.

Какое-то время все трое молчали. Освещение было тусклым, и Селдон задумался о том, зачем оно тут вообще. Но почти сразу он вспомнил, что до сих пор ни разу не видел по-настоящему темных общественных мест. Наверное, освещение, хоть какое-то, вошло в привычку на этой богатой энергией планете. Странно, однако, что мир, в котором обитает сорок миллиардов человек, богат энергией. Впрочем, запасы подземного тепла дают колоссальное количество энергии, не говоря уже о солнечных батареях и атомных станциях на спутниках. Если подумать хорошенько, выходит, что энергетически бедных планет в Империи нет вовсе. Неужели были когда-то времена, когда техника была на столь примитивном уровне, что энергии не хватало?

Селдон прислонился было спиной к трубам, в которых что-то булькало, но вспомнив, что именно там булькает, отошел и сел рядом с Дорс.

– Я вот думаю, – сказал он, – можем мы каким-то образом связаться с Четтером Челвиком?

– На самом деле, – ответила Дорс, – я посылала ему весточку, хотя мне жутко не хотелось этого делать.

– Не хотелось?

– Я должна защищать тебя. А всякий раз, когда мне приходится что-то сообщать ему, я сообщаю об очередном провале своей миссии.

Селдон, прищурившись, посмотрел на нее.

– Что ты так расстраиваешься, Дорс? Не можешь же ты защитить меня от службы безопасности целого сектора?

– Нет, наверное. Мы могли отделаться от нескольких, но…

– Знаю. И отделались. Но они вышлют подкрепление – боевые машины с нейронными пушками, с усыпляющим газом. Уж и не знаю, что у них на вооружении, но наверняка они обозлятся и пустят в ход всю свою технику. Нисколько в этом не сомневаюсь.

– Наверное, ты прав, – поджав губы, кивнул Дорс.

– Тетечка, им вас не сыскать, – неожиданно заявил Рейч. Его острые глазенки посматривали то на Дорс, то на Селдона, пока те разговаривали. – Давана же они ни разу не сцапали, как ни силятся.

Дорс печально усмехнулась и растрепала волосы мальчика, посмотрела на свои пальцы, покачала головой и сказала:

– Не уверена, что тебе стоит оставаться с нами, Рейч. Очень не хотелось бы, чтобы они сцапали тебя.

– Меня не сцапают, не сомневайтесь, токо, если я смоюсь, кто вам жратвы и воды добудет, кто вас отведет в другое местечко, чтобы запутать Солнценосов?

– Нет, Рейч, нас они найдут. Просто Давана они не слишком упорно искали. Он их раздражает, но мне кажется, они не принимают его всерьез. Понимаешь, о чем я говорю?

– Хочете сказать, будто он просто… ну, вроде когда чешется… шея, и они думают, что неча за ним гоняться?

– Да, я именно это хочу сказать. Но понимаешь, мы здорово поколотили двоих офицеров, и они не дадут нам улизнуть. Даже если им потребуется пустить в ход все свои силы, даже если они захотят прочесать все закоулки, все коридоры в секторе – они найдут нас.

Рейч пробормотал:

– Тода… Ой, и зачем я токо… Не вломись я к вам, не подними крику, вы бы с ними разошлись тихо-мирно и не угодили бы в такую беду.

– Да нет, не переживай, раньше или позже мы бы их… поколотили. Может быть, пришлось бы даже поколотить не двоих, а побольше.

– А здорово у вас это вышло! – восхищенно воскликнул Рейч. – Не будь мне так больно, я бы смотрел во все глаза. Здорово!

– Но сражаться со всей полицией сектора нам не под силу, – вздохнул Селдон. – Вот вопрос: что они с нами сделают, если схватят? В тюрьму посадят, это точно.

– О нет, – возразила Дорс, – В случае необходимости можно будет обратиться к Императору.

– К Императору? – широко раскрыл глазенки Рейч. – Вы че, с Императором знакомство водите?

Селдон покачал головой.

– Любой гражданин Империи может жаловаться Императору. Только, мне кажется, Дорс, что делать этого не стоит. Раз уж мы покинули Имперский Сектор, нечего нам к Императору обращаться.

– Предпочитаешь оказаться в дальской тюрьме? По крайней мере, апелляция к Императору даст нам отсрочку, а за это время мы сумеем что-нибудь придумать.

– Есть еще Челвик.

– Да, есть, – проговорила Дорс. – Но нельзя на него все взваливать. Во-первых, даже если он получил мое послание и даже если сумеет добраться до Даля, как он нас найдет? И даже если найдет, что сумеет поделать против всей службы безопасности сектора?

– В таком случае, – сказал Селдон, – нужно что-то придумать, пока они нас еще не разыскали.

Рейч живо предложил:

– Коли пойдете со мной, мы удерем от них. Я тут все закоулочки наперечет знаю.

– Ну, одного полисмена, мы, может, и смогли бы определить, Рейч, но если их будет целая куча, да по всем коридорам? Один отряд обойдем, так на другой напоремся.

Тяжелое молчание затягивалось. Все перебирали в уме безнадежные варианты спасения. Наконец Дорс пошевелилась и напряженным, тихим шепотом проговорила:

– Они здесь. Я слышу.

Все напряглись, прислушались, и вскоре Рейч вскочил на ноги и прошептал:

– Оттуда шлепают. Стало быть, мы вон туда пойдем.

Селдон был обескуражен. Он совсем ничего не слышал, но вынужден был довериться более острому слуху своих спутников. Но как только Рейч бесшумно, по-кошачьи двинулся в сторону, противоположную той, откуда исходила опасность, послышался голос, отразившийся эхом от стен канализационного колодца.

– Стойте!

– Это Даван! – радостно воскликнул Рейч. – И как он токо вызнал, что мы туточки?

– Даван? – спросил Селдон шепотом. – Ты уверен?

– А то! Он поможет.

80

– Что случилось? – спросил Даван.

Если Селдон и ощутил облегчение, то совсем небольшое. Ну Даван, и что? Что его присутствие могло изменить? Правда, под его началом достаточно много народу для того, чтобы создать неразбериху…

– Вы, наверное, уже знаете, что случилось, Даван, – ответил Селдон. – Догадываюсь, что среди толпы, что собралась у дома, где живут Тисальверы, было немало ваших людей.

– Да, кое-кто там был. Поговаривают, будто вас хотели арестовать, а вы отделали целый эскадрон Солнценосов. Но за что вас хотели арестовать, вот вопрос?

– Их было двое, – сказал Селдон и для вящей убедительности поднял вверх два пальца. – Но и этого достаточно. В частности, нас хотели арестовать за то, что мы встречались с вами.

– Маловато будет. Солнценосы на меня особого внимания не стали бы обращать. Недооценивают, – с горечью проговорил Даван.

– Может быть, – кивнул Селдон. – Но женщина, у которой мы снимали комнаты, донесла на нас, что мы якобы спровоцировали беспорядки и нападение на репортера, который нам попался по дороге к вам. Вы знаете, о чем я говорю. Ваши люди были там вчера и сегодня. Двоим офицерам изрядно досталось, и теперь они запросто могут принять решение обшарить все закоулки, коридоры, а это значит, что вы можете пострадать. Мне очень жаль. Я вовсе не хотел и не думал, что выйдет что-нибудь этакое.

– Не знаете вы Солнценосов, – покачал головой Даван. – Им и этого маловато будет. Ничего они не станут прочесывать. Прочешут, найдут, схватят, так с нами что-то делать надо будет. А они только радуются, что мы никуда не суемся из Биллиботтона и других трущоб. Нет, они за вами охотятся, за вами. Что вы натворили?

– Ничего мы не натворили, – раздраженно ответила Дорс. – Да и какая разница? Если они охотятся не за вами, а за нами, они все равно скоро окажутся здесь, и попадись им вместе с нами вы, у вас будут большие неприятности.

– У меня-то не будет, – покачал головой Даван. – У меня есть друзья, могущественные друзья. Я вам говорил про это вчера вечером. И вам они тоже могут помочь. Когда вы наотрез отказали нам в помощи, я связался с ними. Они знают, кто вы такой, доктор Селдон. Вы человек, знаменитый. Они могут поговорить с мэром Даля и сделать так, что вас не тронут, что бы вы ни натворили. Но вам придется скрыться… уехать из Даля.

Селдон улыбнулся. Вот тут-то он наконец ощутил настоящее облегчение.

– Значит, у вас, Даван, есть могущественный друг? Некто такой, кто сразу откликается на призыв о помощи, кто способен договориться с далийским правительством, кто может забрать нас отсюда? Отлично. Я не удивлен.

Селдон с улыбкой обернулся к Дорс.

– И как это Челвику все так ловко удается?

А Дорс недоверчиво покачала головой.

– Слишком быстро. Ничего не понимаю.

– А я верю, что он способен на все, – упрямо заявил Селдон.

– Я знаю его лучше, чем ты, и дольше, и я в это не верю.

Селдон усмехнулся.

– Ты его недооцениваешь.

И, словно не желая больше говорить об этом, он повернулся к Давану и спросил:

– Но как вы нас разыскали? Рейч сказал, что вы об этом месте ничего не знаете?

– И не знает, – вмешался Рейч. – Нипочем не знает. Мое это местечко, сам нашел.

– Я тут никогда не бывал, – подтвердил Даван, оглядевшись по сторонам. – А местечко интересное. Рейч тут наверняка как рыба в воде.

– Да, Даван, это мы уже поняли. Но все-таки, вы-то как нас нашли?

– Термодатчик. У меня есть такая штуковина, которая реагирует на инфракрасное излучение, причем выявляет объекты с температурой тридцать семь градусов по Цельсию. Реагирует только на присутствие людей, и больше ни на какие источники тепла. Вот и среагировала на вас троих.

Дорс нахмурилась.

– Что толку от такого прибора на Тренторе, где люди повсюду? Я знаю, на других планетах пользуются такими приборами…

– Да, знаю, – кивнул Даван, – на Тренторе они не в ходу. А вот в трущобах незаменимы.

– И где же вы такой раздобыли? – поинтересовался Селдон.

– Неважно, – ответил Даван, – Раздобыл и раздобыл. Но нам пора трогаться, господин Селдон. Слишком много народу охотится за вами, а мне хотелось бы передать вас моему могущественному другу.

– И где же он, этот ваш могущественный друг?

– Скоро будет здесь. По крайней мере, мой прибор уже зарегистрировал приближение объекта с температурой тридцать семь градусов, и не думаю, чтобы это мог быть кто-то другой.

Объект с температурой тридцать семь градусов вскоре действительно возник в дверном проеме, и готовое сорваться с губ Селдона радостное приветствие так и осталось на губах. Это был не Четтер Челвик.

Глава семнадцатая
Сэтчем

Сэтчем – сектор города-планеты Трентора… В последние века существования Галактической Империи Сэтчем был сильнейшей и стабильнейшей частью планетарного города. Его правители долго стремились к Имперскому трону, мотивируя свои притязания на него не слишком обоснованными утверждениями о том, что являются потомками первых Императоров. При Манниксе IV Сэтчем был милитаризован и, как утверждали впоследствии имперские власти, планировал захват всей планеты…

Галактическая энциклопедия

81

В дверях стоял высокий, широкоплечий мужчина с длинными светлыми усами, кончики которых кокетливо загибались кверху, и густой бородой. Только подбородок и нижняя губа у него были чисто выбриты. Их покрывала легкая испарина. При столь буйной растительности на нижней половине лица стрижка у него была такая короткая, что Селдону невольно припомнился Микоген.

Одежда незнакомца явно представляла собой какую-то форму. Красно-белое одеяние дополнял широкий ремень, усеянный серебристыми заклепками.

Заговорил он густым, рокочущим басом, с акцентом, какого Селдону раньше слышать не доводилось. Как правило, незнакомые акценты режут слух, а выговор незнакомца звучал приятно, даже музыкально. Может быть, причиной тому был низкий, красивый тембр голоса.

– Я – сержант Эммер Талус, – выделяя каждый слог, произнес незнакомец. – Ищу доктора Гэри Селдона.

– Это я, – кивнул Селдон и шепнул Дорс: – Значит, Челвик не сумел явиться самолично и прислал вместо себя эту говяжью тушу.

Сержант придирчиво осмотрел Селдона с головы до ног и объявил:

– Да, это вы, У меня есть описание вашей внешности. Прошу вас следовать за мной, доктор Селдон.

– Ведите, – ответил Селдон.

Сержант шагнул назад, Селдон и Дорс – вперед. Сержант остановился и предостерегающе поднял руку.

– У меня приказ увести отсюда только доктора Селдона, и никого больше.

Мгновение Селдон удивленно смотрел на сержанта. Но удивление быстро сменилось возмущением.

– Не может быть, чтобы у вас был именно такой приказ, сержант. Доктор Дорс Венабили – моя сотрудница и спутница. Она должна сопровождать меня.

– Это не входит в мою компетенцию, доктор.

– Ваша компетенция меня нисколько не беспокоит, сержант Талус. Я ни шагу не сделаю без нее.

– А я вам больше скажу, – вмешалась Дорс, – в мою компетенцию входит постоянная защита доктора Селдона, и я не могу выполнять свои обязанности, не будучи рядом с ним. А потому, куда он, туда и я.

Сержант несколько растерялся.

– Но… я и сам обязан о вас заботиться, доктор Селдон. Если вы откажетесь следовать за мной добровольно, я, следуя приказу, должен доставить вас в самолет силой. Постараюсь не сделать вам больно.

Он протянул руки, словно хотел схватить Селдона за талию.

Селдон отпрыгнул назад и одновременно нанес резкий удар по правой руке сержанта, выше локтя, там, где слой мышц был тоньше всего.

Сержант вздрогнул, задохнулся от боли, затем развернулся и вновь пошел на Селдона. Даван с места не трогался, а Рейч спрятался сержанту за спину.

Селдон ударил снова, и еще раз, но сержант уже ожидал удара и подставил под кулак плечо.

Дорс выхватила ножи.

– Сержант, – проговорила она сквозь зубы, – повернитесь сюда! Хочу, чтобы вы поняли: если будете упорствовать и попытаетесь увести доктора Селдона против его воли, мне придется вас хорошенько отделать.

Сержант, не двигаясь, какое-то время оторопело, словно загипнотизированный, смотрел на подрагивающие лезвия ножей, но вскоре взял себя в руки и объявил:

– В мои инструкции не входит упоминание о том, что я не обязан применять силу к кому-либо, кроме доктора Селдона.

Его правая рука метнулась к рукоятке пистолета, что торчала из кобуры на поясе. Дорс отреагировала мгновенно: выставив перед собой ножи, она кинулась на сержанта.

Однако ни тот ни другая не успели выполнить задуманное.

Рейч рванулся вперед, изо всех сил стукнул сержанта по спине левой рукой, а правой выхватил из кобуры пистолет с длинным узким стволом, тут же отскочил в сторону, сжал пистолет обеими руками и прокричал:

– Руки вверх, сержант, а не то пальну!

В руках Рейча, судя по форме оружия, было не что иное, как нейронный хлыст.

Сержант растерялся, покраснел.

– Брось эту штуку, сынок, – пробасил он. – Ты все равно не знаешь, как она работает.

– Чё тут знать-то? – хихикнул Рейч. – Нажмешь вот тут вот, и ба-бах! И бабахнет, коли ты хоть пальцем шевельнешь.

Сержант замер на месте. Он отлично понимал, как опасно оружие в руках возбужденного двенадцатилетнего мальчишки.

Селдон тоже забеспокоился.

– Осторожно, Рейч, – проговорил он. – Не стреляй. Убери палец с курка.

– Я не дам ему меня сцапать, не дам!

– Он ничего не сделает. Прошу вас, сержант, не двигайтесь. Давайте разберемся. Вам было приказано забрать меня отсюда. Так?

– Так, – кивнул сержант, не сводя глаз с Рейча, который, в свою очередь, не спускал глаз с него.

– И больше никого забирать вам не приказано. Так?

– Так, доктор, – подтвердил сержант недрогнувшим голосом; чувствовалось, что он человек мужественный.

– Хорошо. Но выслушайте меня, сержант. Вам было приказано не забирать никого другого?

– Я только что сказал…

– Нет, нет. Послушайте, сержант. Есть разница. Каков был приказ? «Забрать доктора Селдона»? Только это, и больше ничего? Или вам приказали: «Забрать доктора Селдона, и никого другого»?

Сержант подумал и ответил:

– Мне было приказано забрать вас, доктор Селдон.

– Значит, в вашем приказе нет ни слова ни о ком другом, верно?

– Да, – подтвердил сержант после непродолжительной паузы.

– Вам не было приказано забирать доктора Венабили, но вам и не приказывали ее не забирать. Верно?

– Похоже, что так, – после чуть более продолжительной паузы ответил сержант.

– Ну вот. А теперь посмотрите на Рейча. У этого юноши в руках нейронный хлыст, нацеленный на вас, – ваш нейронный хлыст, не забывайте, – и он просто жаждет пристрелить вас.

– Ага! – выкрикнул Рейч.

– Не спеши, Рейч, – успокоил мальчишку Селдон, – Итак, он жаждет вас пристрелить, а у доктора Венабили – парочка ножей, с которыми она обращается весьма искусно, уверяю вас. И еще я, а я могу одной рукой так вправить вам кадык, что вы до конца своих дней будете говорить только шепотом. Ну, так как? Хотите вы забрать доктора Венабили или нет? Ваш приказ позволяет вам сделать выбор.

Сержант еще немного подумал и подавленно кивнул.

– Я возьму женщину.

– А еще мальчика Рейча.

– И мальчика.

– Прекрасно, Дайте мне честное слово – слово солдата, – что вы не обманете.

– Даю вам честное слово солдата, – кивнул сержант.

– Хорошо. Рейч, отдай ему пистолет. Быстро. Без фокусов.

Рейч скорчил недовольную гримасу, поглядел на Дорс, ища в ее глазах поддержки, но та после минутной растерянности покачала головой. Она была в это мгновение ненамного счастливее Рейча.

Рейч протянул сержанту, оружие.

– Скажи спасибо им, жирная ты… – конец фразы он пробормотал себе под нос.

– Убери ножи, Дорс, – попросил Селдон.

Дорс покачала головой, но ножи убрала.

– Ну, сержант? – поторопил Селдон.

Бросив взгляд на нейронный хлыст, сержант взглянул на Селдона и сказал:

– Вы честный человек, доктор Селдон, и я сдержу слово.

И ловко, с военной сноровкой, он убрал пистолет в кобуру.

Селдон обернулся к Давану и сказал:

– Даван, прошу вас, забудьте обо всем, что только что видели. Мы, все трое, добровольно отправляемся с сержантом Талусом. При встрече передайте Юго Амарилю, что я о нем не забуду и, как только все будет позади и я обрету свободу действий, позабочусь о том, чтобы он попал в Университет. И еще: если я смогу когда-нибудь хоть чем-нибудь вам помочь, я сделаю это. А теперь пойдемте, сержант.

82

– Летал когда-нибудь на самолете, Рейч? – спросил Селдон.

Рейч молча покачал головой. Он во все глаза смотрел вниз, на проплывавшую под крылом самолета поверхность планеты. В его взгляде читались страх и восторг.

А Селдон в очередной раз поразился – сколько же на Тренторе линий экспресса и такси! Даже на дальние расстояния люди в основном путешествовали под землей. А воздушные путешествия, столь популярные на других планетах, на Тренторе были роскошью. А уж такой самолет…

«И как это только Челвик ухитряется?» – подумал Селдон.

Он смотрел в иллюминатор на сменявшие друг друга холмы куполов, на зелень, покрывавшую поверхность планеты, местами представлявшую собой настоящие джунгли, зеркала небольших озер, свинцовые воды которых время от времени вспыхивали в лучах солнца, изредка пробивавшихся сквозь плотный слой облаков.

Так они летели около часа; Дорс, наблюдавшая за пейзажем без видимого удовольствия, закрыла шторку иллюминатора и сказала:

– Хотела бы я знать, куда мы летим.

– Если этого не знаешь ты, – пожал плечами Селдон, – то уж я тем более. Ты на Тренторе дольше моего.

– Да, но я жила внутри, – возразила Дорс. – А тут, наверху, я заблудилась бы, как маленький ребенок в лесу.

– Ну ладно… думаю, Челвик знает, что делает.

– Уверена, – коротко кивнула Дорс. – Но он может не иметь никакого отношения к происходящему. Не понимаю, почему ты думаешь, что за всем этим стоит он.

– Ну… – поднял брови Селдон. – Пожалуй, сейчас я так не думаю. Но думал. Почему бы и нет?

– Потому, что тот, кто организовал все это, не указал, чтобы меня взяли с тобой. Не верю, чтобы Челвик забыл о моем существовании. Потому, что он не явился сам, как в Стрилинге и Микогене.

– Не может же он всегда являться лично, Дорс. Может быть, он занят. Удивительно как раз не то, что он не появился сейчас, а то, что он ухитрялся появляться тогда.

– Ну хорошо, он сам не появился, но разве он мог прислать за нами этот летающий дворец? – и Дорс обвела рукой действительно роскошный салон самолета.

– Что тут такого? Может быть, он это сделал нарочно. Кому придет в голову, что на столь дорогом транспортном средстве удирают бедняги, которым только и надо привлекать к себе как можно меньше внимания? Двойная, а то и тройная конспирация.

– Слишком очевидная, на мой взгляд. И неужели он послал бы за нами такого тупицу, как сержант Талус?

– Никакой он не тупица. Просто он обучен беспрекословно выполнять приказы. Если приказ соответствующий, на Талуса вполне можно положиться.

– Вот-вот, Гэри. Вот именно. Но почему он получил несоответствующий приказ? Не могу поверить, что Четтер Челвик велел ему вытащить тебя из Даля и при этом ни словечком не обмолвился обо мне. Просто невероятно.

На это Селдону ответить было нечего.

Прошел еще час, и Дорс сказала:

– Холодает, похоже, Посмотри-ка вниз, растительность уже не зеленая, а коричневая, и обогрев включился.

– Что это значит?

– Даль расположен в тропической зоне, и, значит, мы летим либо на юг от него, либо на север, и забрались уже довольно далеко. Если бы я имела хоть какое-то представление о том, в какой стороне линия ночи, я бы поняла, куда мы летим.

Прошло еще какое-то время, и самолет пронесся над обледеневшим побережьем водного пространства, подступавшего к куполам.

И тут же, довольно неожиданно и резко, пошел вниз.

– Ща грохнемся! – вскрикнул Рейч. – Ща в лепешку расшибемся!

Селдон судорожно стиснул подлокотники кресла. Дорс не испугалась.

– Пилот признаков тревоги не проявляет. Не волнуйтесь, просто мы сейчас влетим в туннель.

И только она успела это сказать, как крылья сложились, и самолет, подобно пуле, влетел в отверстие туннеля. Вокруг сгустился мрак, но в следующее же мгновение зажглось освещение. За иллюминаторами заскользила светящаяся ленточка – змейка огней вдоль стен туннеля.

– Я, наверное, никогда не пойму, как они узнают, что туннель свободен, – пробормотал Селдон, утирая пот со лба.

– Думаю, пилот получил такие сведения загодя, – сказала Дорс. – Во всяком случае, путешествие наше близится к концу, и скоро мы узнаем, куда попали. – Немного помолчав, она добавила: – А узнаем – не обрадуемся.

83

Самолет выскользнул из туннеля и помчался по длинной посадочной полосе. Освещение здесь так напоминало естественное, что Селдон вспомнил о минутах, проведенных под открытым небом в Имперском Секторе.

Самолет затормозил гораздо быстрее, нежели ожидал Селдон, что, разумеется, привело к возрастанию инерции. Рейч упал на спинку переднего сиденья, да так и прилип, и Дорс пришлось потянуть его за плечо. Сержант Талус, подтянутый, строгий, вышел из кабины, открыл дверцу пассажирского салона и помог всем троим по очереди спуститься.

Селдон вышел последним. Вполоборота глянув на сержанта, он сказал:

– Полет был весьма приятным, сержант.

По лицу сержанта пробежала легкая улыбка, пушистые усы чуть поползли вверх. Слегка коснувшись околыша фуражки, он проговорил:

– Еще раз спасибо, доктор.

Затем он проводил их к роскошному автомобилю, где все трое разместились на заднем сиденье. Сам сержант сел за руль, машина мягко тронулась с места и поехала вдоль по широким улицам, застроенным высокими, красивыми зданиями, поблескивающими в лучах яркого света. Как и повсюду на Тренторе, издалека доносился шум экспресса. Тротуары были заполнены толпой хорошо, даже слишком хорошо, одетых пешеходов. Кругом царила подчеркнутая чистота.

Селдон чувствовал себя не слишком уверенно. Похоже, сомнения Дорс оправдывались. Он наклонился и прошептал в самое ухо женщины:

– Как думаешь, уж не отвезли ли нас обратно, в Имперский Сектор?

– Нет, – покачала головой Дорс, – в Имперском Секторе здания выстроены, в основном, в стиле «рококо», и парков тут не так много. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Но где же мы тогда, Дорс?

– Боюсь, придется поинтересоваться, Гэри.

Ехали они недолго и вскоре подкатили к автостоянке около высокого четырехэтажного здания. Вдоль карниза бежали лепные украшения в виде фантастических зверей, разделенных полосами светло-розового камня. И лепнина, и само здание смотрелись на редкость красиво.

– Ну, – сказал Селдон, – уж это точно рококо.

Дорс пожала плечами и промолчала.

А Рейч восхищенно присвистнул и проговорил как можно более равнодушно:

– Ничё себе домишко.

Сержант Талус дал Селдону знак, определенно означавший, что тот должен выйти и следовать за ним, но Селдон откинулся на спинку сиденья и, вторя универсальному языку жестов, обнял за плечи Дорс и Рейча, показывая, что без них не сделает ни шагу.

Сержант немного растерялся. Он уже стоял у внушительного дверного проема. Даже кончики усов у него опустились.

– Ну, хорошо, идите все втроем, – упавшим голосом проговорил он. – Честное слово, так честное слово. Только учтите, другие вам слова не давали.

Селдон кивнул.

– Вы, безусловно, отвечаете только за себя, сержант.

Сержант явно был тронут, и на мгновение физиономия его просияла. Казалось, он был готов подать Селдону руку или еще каким-то образом отблагодарить математика, повинуясь порыву души. Однако он взял себя в руки и шагнул на первую ступень широкой лестницы, ведущей к дверям. Лестница тут же поползла вверх.

Селдон и Дорс, вполне искушенные в подобных вещах, шагнули следом за ним, без труда удержав равновесие. А Рейч на мгновение растерялся, но потом, по-видимому, решив, что эта диковинная лестница не что иное, как немного усовершенствованный эскалатор, уверенно шагнул на ступень правой ногой и, подтянув левую, сунул руки в карманы и беспечно засвистел какой-то легкомысленный мотивчик.

Двери распахнулись, и оттуда вышли две женщины, обе молоденькие и хорошенькие. Они были одеты в длинные платья, сшитые из какого-то шуршащего материала, туго стянутые широкими поясами на талии. Каштановые волосы каждой из девушек были заплетены в две толстые косы. Селдону их прически понравились, но он задумался, сколько же времени они тратят на то, чтобы каждое утро так укладывать волосы. У тех женщин, что попадались им по дороге сюда, он таких изысканных причесок не заметил.

Обе женщины смотрели на гостей с явным неудовольствием, и Селдон этому нисколько не удивился. После всего, что они с Дорс пережили за этот день, выглядели они ничуть не привлекательнее Рейча.

Тем не менее женщины отвесили всем изящный поклон и отработанным жестом пригласили войти.

Войдя в двери, они прошли через просторный вестибюль, уставленный замысловатой мебелью и устройствами, назначение которых Селдону показалось непонятным. Пол в вестибюле был светлый, какой-то радостный, с подсветкой. Селдону стало неловко – шагая по такому красивому полу, они оставляли на нем пыльные отпечатки следов.

Потом распахнулись следующие двери, и из них вышла еще одна женщина. Она была явно старше тех двоих, что встретили их снаружи. А они отвесили новой даме поклон с приседанием, столь изящно, что Селдон удивился, как это они не упали. «Наверняка, такое дается только долгой практикой, – подумал Селдон. – Может, и мне подобает что-то такое изобразить?» Но поскольку он понятия не имел, как изобразить такой изысканный реверанс, он попросту поклонился. Дорс не пошевелилась. Рейч стоял с широко раскрытым ртом, смотрел по сторонам с восторгом и удивлением и даже не глянул на вошедшую женщину.

Она была полная, но не чересчур. Волосы у нее были уложены точно так же, как и у двух девушек, и платье на ней было примерно такое же, только побогаче – все расшитое затейливым орнаментом. Селдону оно показалось несколько вычурным.

Женщина была немолода, и волосы ее кое-где были тронуты сединой, но на щеках у нее были очень симпатичные ямочки, и они удивительно молодили ее лицо. Светло-карие глаза смотрели весело, было в ней что-то такое… не пожилое, а, скорее, материнское.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, как будто не имела ничего против присутствия Дорс и Рейча, – А я вас поджидала. Вы доктор Селдон, с которым я так мечтала познакомиться. А вы, по-видимому, доктор Венабили. Мне сообщали, что вы повсюду следуете за доктором Селдоном. А вот этого молодого человека я, боюсь, не знаю, но и его я рада видеть. Ну ладно, не буду утомлять вас разговорами, вам, конечно, надо отдохнуть с дороги.

– И вымыться, мадам, – резко добавила Дорс. – Нам всем не помешает постоять под душем.

– О, конечно, – кивнула женщина. – И переодеться. Особенно молодому человеку, – она с улыбкой посмотрела на Рейча, не выказывая столь заметной неприязни, какая была во взглядах ее помощниц.

– Как ваше имя, молодой человек? – спросила женщина.

– Рейч, – ответил Рейч хрипло и смущенно. И на всякий случай добавил: – Госпожа.

– Потрясающее совпадение! – воскликнула женщина, и глаза ее весело сверкнули. – А меня зовут Рейчел! Ну, не чудно ли? Пойдемте, мы все для вас устроим. А потом, за обедом, наговоримся всласть.

– Погодите, мадам, – вмешалась Дорс. – Можно узнать, где мы находимся?

– Это Сэтчем, милочка! И пожалуйста, зовите меня Рейчел, так будет лучше. Я формальностей не признаю.

Дорс нахмурилась.

– Вы удивлены, что мы интересуемся? Разве не естественно, что мы хотим знать, где находимся?

Рейчел мягко, мило рассмеялась.

– Ох, доктор Венабили, и вправду нужно что-то такое придумать с названием этого места. Я не вопрос вам задала, а ответила. Вы спросили, где вы находитесь, а я не спросила у вас, зачем вам это нужно знать, а сказала: «Сэтчем». Вы в Секторе Сэтчем.

– В Сэтчеме? – потрясенно переспросил Селдон.

– Конечно, доктор Селдон. Мы мечтали встретиться с вами с того самого дня, как вы выступили с докладом на Декадном Конгрессе, и теперь очень рады, что вы наконец у нас.

84

На то, чтобы отдохнуть, привести себя в порядок и отойти после всех приключений, потребовался почти целый день. Гостям принесли одежду – шелковистую и просторную, в сэтчемском духе. После душа все уснули, как убитые.

Только на следующий сэтчемский вечер был устроен обещанный мадам Рейчел обед.

На длинном столе стояло только четыре прибора – для Селдона, Дорс, Рейчел и Рейча. Со стен и потолка лился мягкий свет, цвет которого время от времени ненавязчиво, мягко менялся. Скатерть, изготовленная из непонятной ткани, мерцала и искрилась.

За обедом им прислуживали многочисленные слуги, а когда в какой-то момент Селдон бросил взгляд на открывшуюся дверь, он заметил, что в соседних апартаментах находятся солдаты, и притом вооруженные, в полной боевой готовности. Сидели они как бы внутри бархатной перчатки, но стальной коготок был совсем неподалеку.

Рейчел вела себя мило и дружелюбно и особое внимание уделяла Рейчу, которого намеренно усадила рядом с собой.

Рейч, чистенький, вымытый до блеска, неузнаваемый в новой одежде, подстриженный, причесанный, не осмеливался рта раскрыть, словно чувствовал, что его лексикон никак не вяжется с новым обличьем. Он исподтишка наблюдал за Дорс и копировал все ее движения за столом.

Угощения были вкусные, но такие острые, что Селдон с трудом узнавал блюда.

Рейчел, очаровательно улыбаясь, сверкая ровными зубками, сказала:

– Вы, наверное, думаете, что мы приправляем пищу микогенскими специями, но это не так. Тут, на столе, все наше, сэтчемское. На планете нет другого столь самостоятельного сектора, как Сэтчем. И мы упорно трудимся, чтобы сохранить нашу самостоятельность.

Селдон вежливо кивнул.

– Все просто превосходно, Рейчел. Мы вам очень благодарны.

Правда, про себя он подумал, что в Микогене еда была все-таки повкуснее, а еще – что пора признать собственное поражение. Ну, не собственное, так Челвика, что в принципе одно и то же.

В конце концов Сэтчем сцапал его. Случилось то самое, что так испугало Челвика после случая наверху.

– Надеюсь, вы простите мне мою настойчивость, но, как хозяйка, я просто не могу не задать вам кое-какие вопросы, – сказала Рейчел, – Поправьте меня, если я не права, но ведь вы трое – не одна семья? Вы, Гэри, и вы, Дорс, не женаты, и Рейч – не ваш сын?

– Нет, между нами нет никаких родственных связей, – ответил Селдон, – Рейч родился на Тренторе, я – на Геликоне, а Дорс – на Цинне.

– И как же вы познакомились?

Селдон коротко рассказал, не углубляясь в подробности.

– Как видите, ничего романтического.

– А мне рассказали, что вы повздорили с моим помощником, сержантом Талусом, когда он собирался забрать вас одного из Даля.

– Я привязался к Дорс и Рейчу, – ответил Селдон, – и не хотел с ними расставаться.

Рейчел улыбнулась и проговорила:

– А вы человек сентиментальный, как я погляжу.

– Да. Сентиментальный. И обескураженный.

– Обескураженный?

– Ну конечно. И раз уж вы задали такой личный вопрос, можно мне тоже кое о чем вас спросить?

– Ну конечно же, Гэри, дорогой мой. Спрашивайте о чем угодно.

– Как только мы встретились с вами, вы сказали, что Сэтчем мечтал заполучить меня с того самого дня, когда я выступил на Декадном Конгрессе. Зачем я вам был так нужен?

– Не поверю, что вы до сих пор не догадались. Вы нам нужны из-за вашей психоистории.

– Догадался. Это понятно. Но почему вы думаете, что получив меня, вы получили и психоисторию?

– Наверняка вы не так беспечны, чтобы потерять ее.

– Все гораздо хуже, Рейчел. У меня ее и не было.

Рейчел слегка нахмурилась.

– Но в докладе вы такого не говорили. Не могу сказать, чтобы я поняла ваш доклад. Я не математик и просто терпеть не могу цифр. Но у меня на службе – математики, которые разъяснили, что вы имели в виду…

– В таком случае, дорогая Рейчел, вам нужно было выслушать их более внимательно. Смею предположить, что они объяснили вам, что психоисторическое прогнозирование – вещь безнадежно далекая от практического применения.

– Я не могу поверить этому, Гэри. Ведь на следующий же день после доклада у вас была аудиенция у этого псевдоимператора, Клеона.

– У псевдоимператора? – с чуть заметной иронией переспросила Дорс.

– Ну конечно, – подчеркнуто серьезно ответила Рейчел. – У псевдоимператора. У него нет истинного права на престол.

– Рейчел, – несколько раздраженно проговорил Селдон, – Клеону я сказал то же самое, что сейчас сказал вам, и он отпустил меня.

Улыбка сошла с лица Рейчел, и голос ее стал немного другим.

– Да, он отпустил вас. Отпустил, как кот, который играет с мышкой. И с тех пор он вас преследовал – в Стрилинге, в Микогене, в Дале. Но что-то мы слишком серьезно заговорили. Давайте отдыхать. Послушаем музыку?

Только она произнесла эти слова, как неизвестно откуда полилась приятная инструментальная музыка. Рейчел наклонилась к Рейчу и тихо проговорила:

– Малыш, если тебе невмоготу управляться с вилкой, можешь есть ложкой, а то и пальцами. Не стесняйся.

– Да, мэм, – кивнул Рейч и с трудом проглотил кусок, но Дорс поймала его взгляд и одними губами проговорила:

– Возьми вилку.

Рейч послушался.

– Музыка очаровательная, мадам, – сказала Дорс вслух (она упрямо не переходила на обращение по имени), – но отвлекаться не стоит. Мне почему-то кажется, что если нас кто и преследовал, так это люди из Сэтчема. Наверняка вы не были бы так хорошо осведомлены о наших приключениях, если бы за всем этим не стоял Сэтчем.

Рейчел громко рассмеялась.

– У Сэтчема повсюду глаза и уши, но мы за вами, уверяю вас, не гонялись. Если бы гонялись, вас бы давно уже без труда схватили и доставили сюда, что в конце концов и случилось в Дале, когда мы на самом деле этого захотели. А вот когда погоня проваливается и руки не дотягиваются до цели, то уж это, конечно, промашки Демерзеля.

– Вы такого низкого мнения о Демерзеле? – поинтересовалась Дорс.

– Да. Вас это удивляет? Мы утерли ему нос.

– Вы лично? Или весь Сэтчем?

– Сэтчем, конечно, но покуда победитель – Сэтчем, то я и есть победитель.

– Как-то странно, – покачала головой Дорс. – На Тренторе все считают, что такие понятия, как «победа», «поражение» и тому подобные не имеют ничего общего с Сэтчемом. Все считают, что Сэтчемом правит одна воля, одна рука, и что эти воля и рука принадлежат мэру. Не поверю, чтобы этим мог бы похвастаться еще кто-то в Сэтчеме, и вы – в том числе.

Рейчел широко улыбнулась, потрепала Рейча по щеке и сказала:

– Ну что же, если вы считаете, что наш мэр – автократ и что Сэтчемом правит одна-единственная рука, тут вы, пожалуй, правы. Но придется употребить личное местоимение, поскольку это моя рука и моя воля.

– Почему ваша? – недоуменно спросил Селдон.

– А почему бы и нет? – пожала плечами Рейчел, посматривая на слуг, занявшихся уборкой стола. – Я – мэр Сэтчема.

85

Первым отреагировал на это заявление Рейч. Совершенно позабыв о той маске цивилизованности, которую до сих пор старался не снимать, он от души расхохотался и проговорил сквозь смех:

– Ой, тетечка, ладно вам врать-то. Тетечки мэрами не бывают. Мэрами токо дядечки бывают.

Рейчел с улыбкой посмотрела на него и ответила без запинки:

– Ой, малыш, бывают мэры дядечки, а бывают тетечки. Перевари это в своем чайничке, ага?

Рейч выпучил глаза и замер. Наконец ему удалось выдавить из себя:

– Ну вы даете, тетечка. Во шпарите-то!

– А то как же. Шпарю о-го-го как, – с улыбкой подтвердила Рейчел.

Селдон откашлялся и проговорил:

– Однако ловко у вас получается!

Рейчел кивнула.

– Давно не приходилось так разговаривать, но такое не забывается. Был у меня когда-то приятель, делиец… давно, когда я была совсем молоденькая. Нет, конечно, – вздохнув, она покачала головой, – он так не разговаривал, он был образованный человек… но мог, если хотел, и меня научил. Мне ужасно нравилось вот так с ним болтать. Знаете, весь мир вокруг менялся. Да, замечательно было… Но, увы, невозможно, Мой отец был против. Ну, а теперь, откуда ни возьмись, появляется этот плутишка, Рейч, и напоминает мне об этих давно минувших днях. Тот же акцент, те же глаза, такой же смугленький. Ох, еще лет шесть, и он станет грозой для молоденьких девушек. Правда, Рейч?

– Чтоб я знал, – растерянно проговорил Рейч и так же растерянно добавил: – Мэм.

– Станешь, станешь, точно тебе говорю, и будешь ужасно похож на моего приятеля, и лучше бы мне тогда с тобой не встречаться. Ну, обед закончен, и тебе пора к себе, Рейч. Посиди, посмотри головизор, если хочешь. Читать ты вряд ли умеешь.

Рейч залился краской.

– Ничё, выучусь. Господин Селдон так сказал.

– Ну, раз он так сказал, конечно, выучишься.

Тут появилась девушка, встала возле Рейча и вежливо поклонилась Рейчел. А Селдон и не заметил, когда Рейчел успела подозвать ее.

– А чё, мне нельзя побыть тут с господином Селдоном и госпожой Венабили? – спросил Рейч.

– Увидитесь попозже, – мягко проговорила Рейчел. – У нас будет важный разговор, так что пока нам придется расстаться.

Дорс одними губами проговорила: «Иди», и Рейч, не слишком довольный, слез со стула и поплелся за девушкой.

– Не волнуйтесь за мальчика. С ним все будет в порядке, – пообещала Рейчел, когда Рейч ушел. – Как, кстати, и со мной. Точно так же, как сейчас ко мне подошла эта девушка, прибудет целая дюжина вооруженных мужчин, и даже быстрее, если потребуется. Хочу, чтобы вы это поняли.

– Мы и не думали нападать на вас, Рейчел… или теперь уже «мадам мэр»?

– Рейчел. Просто мне сообщили, что вы – неплохой мастер боевых искусств, Гэри, а вы, Дорс, отлично работаете ножами, которые мы уже забрали, кстати, из вашей комнаты. Так что не тратьте свое мастерство попусту. Гэри мне нужен живым, невооруженным и добрым.

– Но я точно знаю, – вмешалась Дорс, по-прежнему сохраняя не самый дружелюбный тон, – что правителем Сэтчема последние сорок лет был не кто иной, как Манникс Четвертый, что он до сих пор жив и здоров. Кто же тогда вы?

– Та самая, кем представилась, Дорс. Манникс Четвертый – мой отец. Он действительно, как вы выразились, жив и здоров. Император и вся Империя числят его мэром Сэтчема, но он устал от государственных дел и мечтает передать их в мои руки, которые совсем не против эти дела принять. Я его единственное дитя, и всю мою жизнь меня учили тому, как нужно править. По закону и по титулу мэром остается мой отец, но фактически, мэр – я. Кстати говоря, войска Сэтчема уже успели присягнуть на верность мне, а в Сэтчеме это – самое главное.

Селдон кивнул.

– Хорошо, как скажете. Пусть так, Манникс Четвертый или Рейчел Первая – вы, видимо, Первая: ни отцу, ни вам удерживать меня не имеет никакого смысла. Я сказал вам, что не располагаю работающей психоисторией, и не уверен, что она когда-либо достанется вам или кому-то другому. Я так и Императору сказал. Я совершенно бесполезен и для него, и для вас.

– Как вы наивны, – усмехнулась Рейчел. – Вы знакомы с историей Империи?

– С некоторых пор у меня возникло желание, – ответил Селдон, – узнать ее получше.

– Имперскую историю неплохо знаю я, – вставила Дорс, – хотя специализируюсь в основном по доимперским временам, мадам мэр. Но какая разница – знаем мы историю или нет?

– Ну если вы знаете историю, вы должны знать, что Дом Сэтчема древний и уважаемый и ведет род от династии Дацианов.

– Дацианы, – возразила Дорс, – правили пять тысячелетий назад. Число их потомков, живших и умерших с тех незапамятных времен, за сто пятьдесят поколений, так велико, что равняется, пожалуй, половине населения Галактики, если вы пытаетесь оспаривать какие-то генеалогические права на престол.

– Наши генеалогические права, доктор Венабили, – впервые за все время холодно и недружелюбно проговорила Рейчел, – никаким сомнениям не подлежат, и оспаривать их нечего. Они записаны на бумаге. Дом Сэтчема удерживал власть в течение всех этих поколений, и были случаи, когда мы сидели на Имперском троне и правили Империей.

– А в учебниках по истории, – упрямо возразила Дорс, – о правителях Сэтчема чаще всего пишется, что они были антиимператорами, и большая часть Империи их никогда не признавала.

– Все зависит от того, кто написал учебники истории. В недалеком будущем этим будем заниматься мы, поскольку некогда принадлежавший нам престол снова станет нашим.

– Чтобы этого добиться, вам придется развязать гражданскую войну.

– В этом не будет ничего страшного, – сказала Рейчел. Теперь она снова очаровательно улыбалась. – Но я бы не отказалась от помощи доктора Селдона, чтобы предотвратить подобную катастрофу. Мой отец, Манникс Четвертый, всю жизнь был мирным человеком. Он сохранял лояльность ко всем, кто бы ни забирался за эти годы на Имперский трон, и поддерживал экономику Трентора на плечах Сэтчема ради блага всей Империи.

– Не уверена, чтобы Император свято верил, что цели вашего отца именно таковы, – усмехнулась Дорс.

– Я тоже, – спокойно кивнула Рейчел, – поскольку все Императоры, восседавшие на троне во время правления моего отца, были узурпаторами. Узурпатор на узурпаторе. А узурпаторы не могут позволить себе такой роскоши, как доверие к истинным правителям. И все-таки мой отец сохранял мир. Но, конечно, он отдал немало сил созданию и обучению могущественной армии, призванной защищать этот мир, процветание и спокойствие в секторе. А Имперское правительство не противилось этому, потому что Сэтчем им был нужен мирным, довольным, спокойным и лояльным.

– Но лоялен ли он? – спросила Дорс.

– По отношению к законному Императору – конечно, – сказала Рейчел. – И сейчас мы достигли такого уровня, что можем без труда сбросить правительство – буквально одним ударом. И еще до того, как кто-то успеет вымолвить: «гражданская война», на троне уже будет сидеть истинный Император – или, если вам так больше нравится, Императрица. А на Тренторе все будет тихо и мирно, как и было.

Дорс покачала головой.

– Позвольте, я вас немного просвещу? Как историк.

– Я никогда не против послушать, – пожала плечами Рейчел и чуть-чуть склонила голову к Дорс.

– Как бы велика и как бы прекрасно обучена ни была ваша армия, какие бы средства ни были у нее на вооружении, она все равно не справится с объединенными вооруженными силами Империи, расквартированными в двадцати пяти миллионах миров.

– О, доктор Венабили, вот вы сами и задели больное место узурпатора. Двадцать пять миллионов миров – и рассеянные, разбросанные по ним вооруженные силы. Громадные расстояния между формированиями; расхлябанные офицеры, отвыкшие от боевых действий, если к чему и готовы, так разве что только к тому, чтобы выступить за свои собственные интересы, а же никак не за интересы Императора. А наши силы все целиком собраны здесь, на Тренторе. Мы можем начать и кончить наше дело задолго до того, как просиживающие штаны на дальних планетах генералы и адмиралы почешутся и поймут, что они тут зачем-то нужны.

– Но когда поймут, то сюда прибудут силы, которым вы не сможете противостоять.

– Вы в этом уверены? – насмешливо спросила Рейчел. – К этому времени мы уже будем во Дворце. Трентор будет нашим, никто и не пикнет. Зачем же тогда Имперской армии вообще будет шевелиться, когда каждый марионеточный командующий получит в свое распоряжение собственную планету, собственную провинцию?

– Значит, вы именно к этому стремитесь? – удивленно спросил Селдон. – Неужели вы хотите уверить меня в том, что собираетесь править Империей, разорванной на кусочки?

– Вы совершенно правы, – кивнула Рейчел. – Я хочу править Трентором и прилегающими к нему планетными системами, которые составляют часть Тренторианской провинции. Мне гораздо более по нраву стать Императором Трентора, чем Императором Галактики.

– И вас устроит один только Трентор? Неужели? – недоверчиво спросила Дорс.

– Почему бы и нет? – с воодушевлением проговорила Рейчел, склонилась к столу и крепко уперлась ладонями в его крышку. – Именно об этом думал мой отец все сорок лет. Он и живет-то теперь только для того, чтобы своими глазами увидеть это. На что нам сдались миллионы миров, далеких миров, которые для нас ровным счетом ничего не значат, которые тянут из нас силы, оттягивают их на невообразимые расстояния; из-за них только неразбериха, сплошные скандалы, разбираться в которых – попусту тратить время. Наша планета, наш громадный город – вот та Галактика, которой нам хватит за глаза. У нас есть все, чтобы безбедно существовать. А остальная Галактика пускай распадается. Пусть каждый милитарист-марионетка получает свой жирный кусок. И биться за куски не придется. На всех хватит.

– Но они все равно будут биться, – возразила Дорс. – Никто не удовлетворится выделенной ему провинцией. Каждый будет считать, что соседу достался больший или лучший кусок. Каждый не будет чувствовать себя в безопасности и будет, как о единственной ее гарантии, грезить о владычестве над Галактикой. Это ясно, как дважды два, мадам Императрица Пустоты. Начнутся бесконечные войны, в которые втянут и вас, и весь Трентор, и в конце концов все рухнет, останутся одни руины.

– Ну если не смотреть дальше своего носа, можно нарисовать и такую картину, – с явной насмешкой проговорила Рейчел. – Если воспринимать уроки истории буквально.

– Ну а если смотреть дальше? – парировала Дорс. – У кого же еще брать уроки, как не у истории?

– У кого? – усмехнулась Рейчел, – А у него! – воскликнула она, показывая указательным пальцем на Селдона.

– У меня? – удивился Селдон. – Но я уже сказал вам: что психоистория…

– Не повторяйте того, что уже сказали, мой милый доктор Селдон, – оборвала его Рейчел. – Так мы ни до чего не договоримся… Как вы полагаете, доктор Венабили, мой отец никогда не подозревал об опасности затяжной гражданской войны? Неужели вы думаете, что он ни разу не употребил свой могучий ум на то, чтобы задуматься об этом? В последние десять лет он был готов в любой день завоевать Империю. Нужна была только убежденность в безопасности после победы.

– Которой у вас нет, – кивнула Дорс.

– Но которая у нас появилась, как только мы узнали о докладе доктора Селдона на Декадном Конгрессе. Отец мой слишком стар и не сразу понял, в чем дело. Но когда я объяснила ему, как это важно, он согласился со мной, и именно тогда формально передал мне бразды правления. Так и вышло, Гэри, что своим вступлением на пост мэра я обязана вам и вам же надеюсь быть обязанной вступлением на более высокий пост в будущем.

– Я никак не могу объяснить вам, что не в силах… – раздраженно начал Селдон.

– Неважно, что вы можете и чего не можете. Важно то, во что поверят или не поверят люди. Они поверят вам, Гэри, когда вы объявите, что психоисторический прогноз гласит, что Трентор может править сам собой, что провинции должны стать королевствами, которые будут жить в мире и добрососедстве.

– Я такого прогноза делать не собираюсь, – мотнул головой Селдон, – покуда не располагаю досконально разработанной психоисторией. И роль шарлатана играть не намерен. Если вам нужно нечто в таком духе, вот и прогнозируйте, я не против.

– Ну, Гэри, что вы говорите? Мне не поверят. Поверят вам. Вам, великому математику. Почему бы не потрафить народу?

– Представьте себе, – вздохнул Селдон, – о том же самом просил меня Император. Ему я отказал, так неужели вы думаете, что вам не откажу?

Рейчел некоторое время молчала, а когда снова заговорила, в ее голосе зазвучали почти умоляющие нотки.

– Гэри, подумайте, ведь я не Клеон – и это совсем не одно и то же. Клеон, несомненно, требовал от вас пропаганды, направленной на сохранение его положения на престоле. Это бесполезно, поскольку престол ему не сохранить. Разве вы не знаете, что Галактическая Империя переживает упадок, что так больше продолжаться не может? Трентор сам упорно катится по наклонной плоскости, и его тянут за собой, как гиря на шее, двадцать пять миллионов миров. Впереди нас ждет распад и гражданская война, что бы вы ни сделали ради Клеона.

– Что-то подобное я уже слышал, – сказал Селдон. – Может быть, это и правда, но что из этого?

– Ну так помогите же Империи распасться на части без всякой войны! Помогите мне захватить Трентор, наладить надежное управление административной единицей. Позвольте мне дать свободу всей Галактике, чтобы каждая планета пошла собственной дорогой, в соответствии со своими обычаями и культурой. И тогда Галактика снова оживет за счет торговли, туризма, культурных связей, и над ней перестанет маячить призрак угрозы разрыва, до которого ее обязательно доведет нынешнее правительство. Амбиции у меня самые скромные: один мир вместо миллионов, мир вместо войны, свобода вместо рабства.

– Но почему Галактика больше поверит мне, чем вам? – спросил Селдон. – Меня никто не знает, и на кого из командиров Флота произведет неизгладимое впечатление слово «психоистория»?

– Сейчас вам не поверят, но я и не прошу вас ни о чем сейчас. Дом Сэтчема ждал тысячи лет, подождет и несколько тысяч дней. Поступайте ко мне на службу, и я сделаю ваше имя знаменитым. Я пообещаю, что психоистория просияет во всех мирах, а в нужное время, когда я решу, что оно нужное, вы произнесете свое предсказание, и мы нанесем удар. И тогда в Галактике воцарится Новый Порядок, покой и счастье на века. Ну, Гэри, неужели вы мне откажете?

Глава восемнадцатая
Ниспровержение

Талус, Эммер – сержант сэтчемских сил безопасности во времена древнего Трентора.

…Помимо вышеупомянутых малозначительных подробностей, об этом человеке практически ничего неизвестно кроме того, что однажды в его руках была судьба всей Галактики.

Галактическая энциклопедия

86

Завтрак на следующее утро был накрыт в холле, примыкавшем к комнатам троих пленников, и оказался поистине роскошным. Огромный выбор вкуснейших блюд и всего вдоволь.

Селдон за обе щеки уплетал острые сосиски, пустив по боку предупреждение Дорс относительно катара желудка и кишечной колики.

Рейч сообщил:

– А мадам мэр, когда заходила ко мне вечером…

– Она к тебе заходила? – удивился Селдон.

– Ага. Сказала, что хочет поглядеть, удобственно ли мне. А еще сказала, что, может, отведет меня в зоопарк.

– В зоопарк? – Селдон взглянул на Дорс. – Какой на Тренторе может быть зоопарк? Собаки с кошками?

– Ну, там могут быть кое-какие местные животные, – предположила Дорс, – не исключено, что есть и привозные, с других планет, или такие, которые обитают везде, в том числе и на Тренторе, только на других планетах их, конечно, побольше. На самом деле, Сэтчемский зоопарк очень знаменит. Это, пожалуй, самый лучший зоопарк на Тренторе после Имперского.

– Добренькая старушенция, – заключил Рейч.

– Не такая уж она старушенция, – заметила Дорс. – А вот кормят нас, и правда, неплохо.

– Что правда, то правда, – согласился Селдон. Покончив с завтраком, Рейч удалился осматривать апартаменты, а Дорс уединилась с Селдоном.

– Вот уж не знаю, – сказал Селдон недовольно, – надолго ли нас предоставили самим себе. Наверняка она уже продумала, чем нас занять.

– Пока жаловаться, по-моему, не на что, – возразила Дорс. – Тут гораздо приятнее, чем в Микогене и в Дале.

– Дорс, я надеюсь, тебя не очаровала эта женщина? – спросил Селдон.

– Меня? Рейчел? Конечно же, нет. С чего ты взял?

– Ну, ты говоришь, что тут приятно. Кормят хорошо. Вполне естественно расслабиться и принимать подарки судьбы.

– Да, вполне естественно. А почему нужно от них отказываться?

– Послушай, не ты ли мне вечером говорила, что будет, если она победит? Я, конечно, не историк и верю тебе на слово, да и не только верю, а понимаю, что все правильно, даже не будучи историком. Империя распадется, и образовавшиеся островки будут сражаться друг с другом, пока… пока… в общем, неизвестно сколько времени. Рейчел надо остановить.

– Согласна, – кивнула Дорс. – Надо. Но не вижу, каким образом мы можем провернуть это маленькое дельце именно сейчас. Гэри, – прищурившись, спросила она, – скажи, ты ведь не спал этой ночью?

– А ты? – осведомился Селдон, не отрицая того, что не спал сам.

Дорс смотрела на него в упор с нескрываемой тревогой.

– Всю ночь провалялся без сна, думая о разрушении Галактики из-за того, что я сказала?

– Об этом, и кое о чем еще. Нельзя ли связаться с Четтером Челвиком? – спросил Селдон шепотом.

– Я пыталась сделать это еще тогда, когда нам грозил арест в Дале. Сообщение мое он получил, но не появился. Может быть, просто не сумел вырваться, но когда сумеет, явится обязательно.

– А ты не думаешь, что с ним что-нибудь случилось?

– Нет, – спокойно ответила Дорс. – Я так не думаю.

– Откуда такая уверенность?

– Я бы узнала. Узнала бы наверняка. Раз не знаю, значит все в порядке.

Селдон нахмурился.

– А вот я не уверен попросту ни в чем; ну, то есть вовсе. Даже если бы Челвик появился, что бы он мог поделать? Нельзя же в одиночку одолеть всех в Сэтчеме! Раз у них тут, как утверждает Рейчел, самая организованная армия на Тренторе, то что он может предпринять против целой армии?

– Давай не будем об этом. Как ты думаешь, есть надежда убедить Рейчел, каким-то образом вбить ей в голову, что у тебя нет никакой психоистории?

– Рейчел прекрасно знает, что у меня ее нет и не будет еще много лет, если и будет когда-нибудь вообще. Но она объявит во всеуслышание, что психоистория существует, что я владею методом в полной мере, и сделает это достаточно хитро для того, чтобы люди поверили и вели себя потом в соответствии с тем, как им будут преподноситься мои прогнозы, даже если я сам и рта не раскрою.

– Но ведь Рейчел потребуется время. За ночь ей не сотворить из тебя кумира, как, впрочем, и за неделю. По-хорошему на это уйдет никак не меньше года.

Селдон в задумчивости мерил шагами комнату.

– Может, и так. Не знаю. Да, пожалуй, здесь ты права. Рейчел не произвела на меня впечатления женщины, привыкшей терпеть и смиряться. А ее престарелый батюшка, Манникс Четвертый, наверняка еще менее терпелив. Он должен чувствовать приближение собственной кончины, и если стремился к развалу Империи всю свою жизнь, то предпочтет, чтобы все свершилось за неделю до его похорон, а не семью днями после. И потом…

Селдон оборвал себя на полуслове и внимательно оглядел комнату.

– Что – «потом»?

– Мы должны обрести свободу. Понимаешь… Я решил проблему психоистории.

Глаза Дорс удивленно расширились.

– Что?! Ты ее разработал?!

– Ну, не то чтобы в полном смысле разработал. На это уйдут десятилетия, может быть, века, Но теперь я знаю, что нужно для того, чтобы психоистория стала не теоретической, а практической наукой. Знаю как, но для этого мне нужно время, покой и средства. И пока я, быть может, вместе с моими учениками буду этим заниматься, Империя должна существовать. Надеюсь, кто-нибудь придумает, как сохранить ее или хотя бы свести до минимума последствия распада. И не спал я прошлой ночью от мыслей о том, что пора браться за работу, а я не могу.

87

Утром пятого дня пребывания в Сэтчеме, Дорс помогала Рейчу облачиться в парадный костюм, который вызывал у обоих одинаковое удивление.

Рейч с сомнением глядел на свое отражение в голографическом зеркале, а отражение, казалось, смотрело на него, копируя каждое движение, но при том не путало левую и правую стороны. Мальчик впервые в жизни смотрелся в голографическое зеркало, поэтому не смог удержаться – потянулся к изображению, смущенно захихикал, когда рука схватила пустоту, а рука в зеркале в точности повторила движение, но ее прикосновения он не почувствовал.

Наконец он изрек:

– Потешный у меня видок, однако.

Рейч пощупал тунику, сшитую из тончайшей ткани и подпоясанную узким плетеным ремешком, ее воротник – стоячий, будто накрахмаленный, доходивший до ушей.

– А башка у меня как мяч в чашке.

– Так одеваются богатые дети в Сэтчеме, – объяснила Дорс. – И всякий, кто на тебя посмотрит, будет просто в восторге и обзавидуется.

– Это с прилизанными-то патлами?

– Конечно. А еще ты наденешь вот эту маленькую круглую шапочку.

– Тогда башка уж точно как мяч станет.

– Значит, не позволяй никому ее пинать. А теперь вспомни все, о чем мы говорили. Будь внимателен, и не веди себя, как маленький.

– Но я же и есть маленький, – возразил Рейч, невинно глядя на Дорс.

– В самом деле? – поддразнила та. – А я-то думала, что ты считаешь себя двенадцатилетним взрослым.

Рейч ухмыльнулся.

– Ладно, чего там. Прошпионю, как надо.

– Только, пожалуйста, не зарывайся. Не подслушивай у замочных скважин. Если тебя за этим застанут, ничего хорошего не получится.

– Ну, вы чё, тетечка, за кого меня держите? Чё я, дите малое?

– А не ты ли, плутишка, утверждал это секунду назад? Слушай и запоминай все, что будет твориться вокруг тебя, но так, чтобы никто не видел, а после расскажешь нам. Это очень просто.

– Это вам, госпожа Венабили, просто говорить… – притворно вздохнул Рейч, но тут же хитро усмехнулся и закончил: – А мне такое дело – раз плюнуть.

– И будь осторожен.

– Ясное дело, – понимающе подмигнул далиец.

Тут явился лакей (настолько бесцеремонный, насколько только может быть самый наглый из них), дабы сопровождать Рейча туда, где его ожидала Рейчел.

Селдон проводил их озабоченным взглядом.

– Пожалуй, вряд ли парень посмотрит зоопарк, если будет слушать во все уши. Не уверен, что мы правы, подвергая ребенка такой опасности.

– Опасности? Я так не думаю. Рейч вырос в трущобах Биллиботтона, не забывай. Шпион из него получше будет, чем из нас двоих вместе взятых, Гэри. К тому же Рейчел без ума от мальчишки и простит ему любую проделку, бедняжка.

– Ты что же, жалеешь мэршу?

– А ты считаешь ее недостойной сожаления, если она дочка мэра и по праву считает себя мэром, если мечтает разрушить Империю? Может, ты и прав, но все равно в ней есть кое-что, заслуживающее симпатии. Ну, например, у нее была несчастная любовь. Совершенно очевидно, сердце ее было разбито, и она страдала – по крайней мере, какое-то время.

– А у тебя когда-нибудь была несчастная любовь, Дорс? – спросил Селдон.

Дорс ненадолго задумалась и ответила:

– Да нет, не было. Я слишком занята работой, чтобы позволить себе такую роскошь, как разбитое сердце.

– Я так и думал.

– Зачем же тогда спросил?

– Я мог ошибаться.

– Ну, а у тебя?

Селдон немного растерялся.

– Было дело. Какое-то время пришлось пожить с разбитым сердцем. Разлетелось прямо-таки на кусочки.

– Я так и думала.

– Зачем же спрашивать?

– Не потому, что я могла ошибаться, уверяю тебя. Просто хотелось посмотреть, соврешь ты или нет. Ты не соврал, и это меня радует.

Помолчав, Селдон перевел разговор на другую тему.

– Прошло уже целых пять дней, а ничего не случилось.

– Да, ничего. И с нами по-прежнему хорошо обращаются.

– Если бы животные могли думать, то считали бы, что с ними хорошо обращаются, откармливая на убой.

– Согласна. Только Рейчел откармливает на убой Империю.

– Но когда она собирается ее убить?

– Наверное, когда будет к этому готова.

– Мадам хвасталась, что способна провернуть все за день, и у меня сложилось впечатление, что она может это сделать хоть завтра.

– Даже если твое впечатление верно, Рейчел для начала захотела бы увериться в том, что справится с ответной реакцией Империи, а на это нужно время.

– Много ли его нужно? Она собирается подавить ответную реакцию, используя меня, но пока таких попыток не предпринимает. Ни малейших признаков того, что из меня хотят, как ты выразилась, сотворить кумира. Хожу по улицам, и никто не просит автографа. Толпы сэтчемцев не собираются, дабы превозносить меня. В гиперновостях – ни словечка.

Дорс улыбнулась.

– Похоже, тебя это и впрямь огорчает. Ты наивен, Гэри. И не историк, что, в принципе, одно и то же. Думаю, тебе лучше радоваться тому, что создание психоистории сделает из тебя историка, чем тому, что психоистория спасет Империю. Если бы все люди понимали историю, то не совершали бы непрерывно глупейших ошибок.

– В чем же моя наивность? – обиженно поинтересовался Селдон, вздернув подбородок и сверху вниз глядя на Дорс.

– Не обижайся, Гэри. На самом деле, мне кажется, что это одно из самых симпатичных твоих качеств.

– Ясно. Из-за этого у тебя пробуждается материнский инстинкт, а тебя сюда для того и послали, чтобы нянчиться со мной как с ребенком. И все же в чем ты видишь наивность?

– А в том, что воображаешь, будто Рейчел вознамерилась распропагандировать все население Империи, дабы тебя восприняли, как пророка? Ничего подобного. Квадриллионы людей так просто с места не сдвинешь. Существуют социальная и психологическая инерции, и они столь же распространены, как инерция физическая. И потом, вступив в открытую игру, она тем самым бросит вызов Демерзелю.

– Что же, по-твоему, происходит сейчас?

– Полагаю, что сведения о тебе – всяческого рода восхваления и превозношения – распространяются исключительно в узком кругу и поступают только к тем вице-королям секторов, флотским адмиралам и влиятельным лицам, которых эта интриганка уже склонила или надеется склонить на свою сторону. Сотни таких приспешников, этого будет достаточно для того, чтобы смутить лоялистов на время, которого Рейчел Первой за глаза хватит на то, чтобы установить Новый Порядок и удерживать его столько, сколько необходимо для подавления любого сопротивления. Мне, по крайней мере, так видится ход событий по сценарию этой дамы.

– А от Челвика – ни слуху ни духу.

– Не может быть, чтобы он бездействовал. Слишком многое зависит сейчас от того, что здесь происходит.

– А тебе не приходила в голову мысль о том, что он умер?

– Мало вероятно. Будь это в самом деле так, я бы узнала.

– Здесь?

– Даже здесь.

Селдон приподнял брови, но промолчал.

Рейч вернулся с прогулки лишь к вечеру, радостно возбужденный, без умолку описывая обезьян и бакарийских гримуаров. За обедом только его и было слышно.

Впервые за пять дней Рейчел за обедом не присутствовала, однако это никак не сказалось ни на выборе и вкусе блюд, ни на количестве слуг.

И лишь после обеда, когда все трое удалились к себе, Дорс попросила:

– А теперь, Рейч, скажи-ка, что стряслось с мадам мэршей. Расскажи все, что она говорила или делала, что, как тебе кажется, нам стоит узнать.

Глаза Рейча блеснули.

– Кой-чё было, – сообщил он. – Потому она небось и обедать не пришла.

– И что же было?

– Зоопарк-то закрыт оказался. Токо нас и пустили. А нас была уйма целая – Рейчел, я, куча парней в форме, теток разодетых в пух и прах, и все такое. А потом явился еще один в форме, сначала-то я его не приметил, и что-то шепнул Рейчел, а та развернулась так ко всем прочим и рукой эдак махнула, чтобы они, стало быть, с места не трогались, ну, все и послушались. А эти двое протопали в сторонку, значит, и давай шушукаться. Ну, тут я притворился, значит, что ни фига не понял, и стал разгуливать около клеток, и подобрался так незаметненько поближе к Рейчел, чтобы подслушать, про чё они там.

Рейчел ему: «Как они смеют?» – и злая такая прямо стала, ну ровно сбрендила. А этот парень, значит, в форме который, все вроде здорово психовал. Я, правду сказать, не шибко к нему приглядывался, а притворялся больше, что на зверюшек глазею. Ну, ушки на макушке, стало быть, слушаю. Парень этот, стало быть, и говорит, что кто-то – имени не упомню, но вроде генерал… ну, этот генерал, значит, вроде бы сказал, будто офицеры пристегнули доверенность Рейчелову старикану…

– Присягнули на верность, – поправила его Дорс.

– Что-то в этом роде, и сильно запсиховали, и не захотели делать, что им тетка велит. А еще, что они хотят старикана, а если тот захворал, стало быть, пускай какого другого дядьку мэром поставит, только не тетку.

– Не тетку? Точно?

– В точности так и сказал. Тихо-тихо. Он так психовал, а Рейчел – та просто взвилась и язык проглотила. Потом очухалась и как зашипит: «Я получу его голову. Они все присягнут мне на верность завтра же, а кто откажется, пожалеет!» Вот так и выдавала все точь-в-точь, а потом всех разогнала по домам, а со мной ни полслова не обмолвилась. Так и сидела всю дорогу, злющая, точно зверюга.

– Молодчина, – кивнула Дорс. – Только, пожалуйста, не проболтайся об этом, Рейч.

– Заметано, Ну чё, вам только это и было надо?

– Ты отлично поработал, дружок. Сделал больше, чем было надо. А теперь ступай к себе и постарайся выкинуть все это из головы.

Как только мальчик ушел, Дорс обернулась к Селдону.

– Очень, очень интересно. Дочери наследуют посты отцов или матерей на всех уровнях власти. Сколько угодно. Существовали правящие Императрицы – ты это наверняка знаешь – и не могу припомнить, чтобы хоть когда-нибудь в имперской истории по этому поводу возникали какие-то разногласия. Просто удивительно, что такой вопрос вдруг возник в Сэтчеме.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Селдон. – Не так давно мы побывали в Микогене, где женщин унижают, как хотят, к власти не подпускают и на пушечный выстрел.

– Да, верно, но это – исключение. Есть места, где женщины наоборот доминируют. А в большинстве правительств планет мужчин и женщин поровну. Если на высоких постах и больше мужчин, то только потому, что женщины чисто биологически более склонны заниматься не государственными делами, а воспитанием детей.

– А какая в этом смысле ситуация в Сэтчеме?

– Насколько я знаю, тут равенство полов. Рейчел не постеснялась занять пост мэра, а старик Манникс не задумываясь передал дочери бразды правления. Нет ничего удивительного в том, что Рейчел поразилась и пришла в ярость из-за того, что мужчины отказываются повиноваться. Она ведь и в мыслях не допускала подобного.

– А тебе ход событий явно нравится, – отметил Селдон. – Почему?

– Исключительно потому, что все это так неестественно, так не вписывается в привычные рамки, что поправки вносит не кто иной, как Челвик.

– Ты так думаешь? – недоверчиво спросил Селдон.

– Да, – кивнула Дорс.

– Представь себе, и я тоже.

88

А на десятый день, утром, Селдона разбудил тревожный звонок у двери, и послышался срывающийся голосок Рейча:

– Господин, господин Селдон, война!

Селдон потряс головой, прогоняя сон, вскочил с кровати. Поеживаясь (проклятые сэтчемцы почему-то располагали спальни на холодной стороне, и это его ужасно злило), он распахнул дверь.

Рейч влетел в комнату, выпучив глаза и задыхаясь.

– Мистер Селдон, теперича у них Манникс, старый мэр. Они…

– Кто – «они», Рейч?

– Имперщики. Их самолеты – целая куча – прилетели прошлой ночью. Щас про это передают в гиперновостях. У госпожи в комнате. Она-то велела вас не будить, а я подумал, что надо.

– Ты не ошибся, Рейч, – кивнул Селдон, натягивая халат. На ходу запахнув его, он помчался в комнату Дорс. Та была уже одета и не отрывала глаз от экрана стоявшего в нише головизора.

На экране за маленьким письменным столиком сидел мужчина, на тунике которого красовалась ярко вышитая имперская символика – «Звездолет и Солнце». По обе стороны от него навытяжку стояли двое солдат, помеченных той же эмблемой.

«…Находится под мирным попечением Его Императорского Величества, – офицер закончил фразу. – Мэр Манникс здоров, в безопасности и полностью осуществляет свои обязанности под защитой миротворческих войск Империи. Вскоре он выступит перед вами, дабы успокоить всех жителей Сэтчема и обратиться к сэтчемским воинам с призывом сложить оружие».

Затем последовали сообщения, произносимые дикторами с бесстрастными, поставленными голосами и имперскими повязками на рукавах. Содержание сообщений почти не менялось: «капитулировало такое-то и такое-то подразделение сэтчемских войск», «…после того, как было дано несколько предупредительных выстрелов…», «…без всякого сопротивления», «заняты такой-то и такой-то районы города». Новости то и дело перемежались кадрами, демонстрирующими толпы горожан, покорно взирающих на марширующие по городу войска.

– Потрясающе организованная операция, Гэри, – сообщила Дорс, – Никто не ожидал. Сопротивление было бессмысленно, и все обошлось без жертв.

Тут на экране, как и было обещано, возник мэр Манникс Четвертый. Он стоял во весь рост, и империалов поблизости видно не было, но Селдон нисколько не сомневался, что они не спускают глаз с мэра и стоят по обе стороны от камеры.

Манникс был стар, но былая сила еще сквозила в его взгляде, который он, увы, старательно отводил от камеры. Слова произносил вымученно, словно не по своей воле. Но, опять-таки, как и было обещано, мэр обратился к сэтчемцам с призывом сохранять спокойствие, не оказывать сопротивления, уберечь город от разрушений и выражать лояльность Императору, да продлится его царствование.

– А о Рейчел ни слова, – отметил Селдон. – Как будто его дочери не существует.

– О ней словно вообще забыли, – добавила Дорс. – Однако из этого вовсе не следует, что мэрша уже арестована. На ее резиденцию, которой собственно и является это здание, никто не покушался, а значит, возможно, Рейчел успела сбежать и спрятаться в каком-нибудь приграничном секторе. Хотя я почти уверена в том, что вскоре на Тренторе для нее не останется безопасных мест.

– Возможно, – произнес голос той, о которой шла речь, – но здесь я хотя бы ненадолго в безопасности.

Вошла Рейчел, аккуратно одетая и внешне совершенно спокойная. Даже улыбалась, правда, не слишком весело.

Все трое замерли, уставившись на вошедшую, и Селдон подумал, здесь ли все ее многочисленные слуги, или сбежали, покинув хозяйку.

Дорс чуть натянуто произнесла:

– Я вижу, мадам мэр, что ваши мечты о захвате власти не сбылись. Вас, вероятно, опередили.

– Меня не опередили. Меня предали. Моих офицеров распропагандировали, и вопреки всякому здравому смыслу они отказались служить женщине, признавая лишь своего старого повелителя. А потом эти подлые предатели дали схватить своего любимого старого господина, и он не смог возглавить сопротивление.

Она поискала глазами стул и села.

– И вот теперь Империя должна продолжать распадаться и погибать, тогда, когда я была готова предложить ей новую жизнь.

– Я полагаю, – заметила Дорс, – что Империя избежала долгой и ненужной борьбы и разрушения. Смиритесь с этим, мадам мэр.

Казалось, Рейчел не расслышала.

– Столько лет готовиться, – проговорила она с горечью, – и потерять все за одну ночь.

Рейчел сникла, убитая горем, постаревшая лет на двадцать сразу.

– Вряд ли за одну ночь, – возразила историк. – Наверняка ваших офицеров обработали заранее.

– Это наверняка дело рук Демерзеля! Я его недооценила. Угрозы, подкуп, обман – как бы то ни было, своего он добился. Демерзель большой мастер на предательство и воровство – а я просчиталась.

Немного помолчав, она продолжала:

– Располагай этот негодяй только своими собственными силами, я без труда одолела бы всех, кого бы он ни послал сюда. Но кто бы мог подумать, что в Сэтчеме есть предатели, что присягу на верность можно так легко нарушить.

– Но мне помнится, – спокойно возразил Селдон, – что присягу на верность войска приносили все-таки не вам, а вашему отцу?

– Чепуха! – яростно воскликнула Рейчел. – Когда отец передавал мне пост мэра, на что имел полное и законное право, ко мне в подчинение автоматически перешли все, кто когда-либо присягал ему на верность. Самый тривиальный прецедент. Да, обычно новому правителю приносят присягу, но это всего-навсего традиция, а не пункт закона, что моим офицерам прекрасно известно, и однако они предпочли все забыть. Ради оправдания своего предательства они заявили, что не желают служить под началом женщины, но истина в том, что эти подлые трусы либо поджали хвосты в ожидании имперского отмщения, которое никогда бы не пришло, будь они честнее, либо пустили слюни от предвкушения имперских наград, которых им не видать, как своих ушей, или я не знаю Демерзеля.

Она резко обернулась к Селдону.

– Вам ясны его цели, не правда ли? Демерзель только из-за вас напал на меня.

– При чем тут я? – вздрогнул Селдон.

– Не прикидывайтесь дурачком. Вы ему нужны затем же, зачем пригодились бы мне – чтобы использовать, как инструмент. Но, к счастью, – добавила Рейчел, вздохнув, – не все меня предали. Есть еще верные солдаты. Сержант!

Вошел сержант Талус – легко, почти бесшумно. Его походка никак не вязалась с внушительными габаритами. Форма – с иголочки, усы – еще более кокетливо подкручены, чем в прошлый раз.

– Мадам мэр, – прищелкнув каблуками, проговорил он.

На вид сержант по-прежнему напоминал говяжью тушу и полностью соответствовал определению Селдона – солдафон, слепо, несмотря ни на что, исполняющий приказы.

Рейчел печально улыбнулась мальчику.

– Ну, как ты, малыш Рейч? А мне хотелось сделать из тебя человека. Теперь уже вряд ли получится.

– Здрассьте, мэм… мадам, – неуклюже пробормотал Рейч.

– И для вас я тоже кое о чем мечтала, доктор Селдон, – добавила та, – но, увы, уж вы меня простите, не судьба.

– Меня, мадам, не жалейте, не стоит.

– Жалею, Гэри, жалею. Я не могу позволить Демерзелю заполучить вас. Такой победы он недостоин, и уж этому я могу помешать.

– Я не стал бы на него работать, мадам, поверьте, так же как не стал бы работать на вас.

– Работа здесь ни при чем. Я говорю об использовании. Прощайте, доктор Селдон… Сержант, пристрелите его.

Сержант послушно выхватил бластер, а Дорс с громким криком бросилась к нему, но Селдон успел удержать девушку, схватив за локоть.

– Не надо, Дорс! – прокричал он. – Иначе он пристрелит тебя. Меня он не убьет. А ты, Рейч, назад! Не двигайся!

Селдон в упор посмотрел на сержанта.

– Вы растерялись, сержант, потому что знаете, что выстрелить не сможете. Десять дней назад я мог убить вас, но не сделал этого. Вы пообещали тогда, что будете мне защитой.

– Чего ты ждешь? – прошипела Рейчел. – Я сказала – пристрелить его, сержант!

Селдон молча стояли смотрел на Талуса. Тот, выпучив глаза, вцепился в рукоятку бластера, наставленного на голову Селдона.

– У тебя есть приказ! – рявкнула Рейчел.

– А у меня – ваше честное слово, – спокойно проговорил Селдон.

– А, все равно пропадать! – прохрипел сержант Талус, опустил руку, и бластер звякнул о пол.

– Предатель! – в отчаянии взвизгнула мэрша, и прежде чем Селдон успел пошевелиться, прежде чем Дорс успела вырваться из его крепко державшей руки, Рейчел завладела оружием, прицелилась в сержанта и выстрелила.

До сих пор Селдон ни разу не видел, чтобы в кого-то стреляли из бластера. Он судил по названию и ожидал, что прогремит оглушительный выстрел, польется кровь и тело разлетится на куски. Сэтчемский бластер оказался оружием совсем другого сорта. Что произошло внутри грудной клетки Талуса, осталось неясно, но сержант, не изменившись в лице, беззвучно скрючился и повалился на пол. Он был мертв, в этом не могло быть никаких сомнений.

В следующее мгновение Рейчел развернулась и направила бластер на Селдона. Еще миг, и он отправится на тот свет вслед за сержантом…

Но в ту секунду, как сержант упал замертво, Рейч одним прыжком оказался между Рейчел и Селдоном, замахал руками и отчаянно завопил:

– Госпожа, госпожа! Не стреляйте, госпожа!

Рейчел растерялась.

– Уйди, Рейч, прошу тебя! Я не хочу твоей смерти! Этого мгновения растерянности было достаточно для того, чтобы Дорс, вырвавшись из рук Селдона, пригнулась и прыгнула на Рейчел. Та с криком упала на пол, а бластер еще раз оказался там же, лишь для того, чтобы быть подхваченным Рейчем.

Срывающимся от ужаса голосом Селдон попросил:

– Рейч… отдай!

Мальчик затряс головой и попятился.

– Господин Селдон, вы не станете ее убивать, не станете же? Она добрая!

– Я никого не стану убивать, Рейч, – пообещал Селдон. – Эта женщина убила сержанта и убила бы меня, но она удержалась от выстрела, боясь поранить тебя. Поэтому я дарю ей жизнь.

Селдон уселся на стул, крепко сжав в руке бластер, а Дорс вытащила из второй кобуры на поясе погибшего сержанта игольчатый пистолет.

В это мгновение раздался знакомый голос:

– Теперь за ней присмотрю я, Селдон.

Селдон, потрясенный до глубины души, поднял голову и в порыве безотчетной радости воскликнул:

– Челвик! Наконец-то!

– Прошу прощения, что задержался, Селдон. У меня была уйма дел. Как жизнь, доктор Венабили? Я так понимаю, это дочь Манникса, Рейчел, А кто этот мальчик?

– Рейч, наш юный далийский друг.

Следом за Челвиком в комнату вошли солдаты и, повинуясь едва заметному жесту, подняли с пола Рейчел.

Дорс, получившая возможность отвлечься от Рейчел, отряхнулась и поправила блузку. А Селдон только теперь осознал, что до сих пор в халате.

Рейчел же, в бешенстве сбросив с себя крепкие руки солдат, показала на Челвика, прищурилась и спросила у Селдона:

– Кто это такой?

– Это Четтер Челвик, – ответил Селдон, – мой друг и защитник на этой планете.

– Защитник? – безумно, громко расхохоталась мэрша. – Дурак! Идиот! Этот человек – Демерзель, и если вы посмотрите сейчас на свою подругу Венабили, то поймете, что ей это прекрасно известно! Вы уже давно в ловушке, в капкане – таком крепком, что тот, в который поймала вас я, не идет с ним ни в какое сравнение.

89

Челвик и Селдон на следующий день завтракали в одиночестве и почти все время молчали.

Только уже ближе к концу Селдон внезапно оживился и спросил весело:

– Итак, сэр, как теперь мне вас называть? Я, правда, до сих пор считаю вас Четтером Челвиком, и даже если поверю в подобное двуединство, все равно не смогу привыкнуть к имени Эдо Демерзеля. В этой роли у вас наверняка есть какой-то титул, но какой? Просветите, будьте так добры.

– Зови меня Челвиком, если не возражаешь. Или Четтером. Да, я – Эдо Демерзель, но для тебя – Челвик. По правде говоря, между нами нет большой разницы. Я говорил тебе, что Империя распадается и погибает, и так думают обе мои половины. Я говорил также, что психоистория мне нужна для того, чтобы сохранить ее, а если все же упадок и гибель неотвратимы, то найти пути для возрождения и укрепления. И в это тоже верят оба моих «я».

– Но я был у вас в руках – думаю, вы были где-нибудь поблизости, когда я встречался с Его Императорским Величеством.

– С Клеоном. Да, конечно.

– И вы могли бы тогда поговорить со мной лично, точно так же, как позже сделали это в обличье Челвика.

– И чего бы добился? У меня, Демерзеля, куча дел. Мне нужно руководить Клеоном, благонамеренным, но не слишком умным правителем, и не давать ему, по возможности, совершать ошибок. Я должен играть свою роль в управлении Трентором и всей Империей. Сам видишь, каких трудов стоило помешать Сэтчему натворить бед.

– Да, вижу, – пробормотал Селдон.

– Это было нелегко, и акция чуть было не сорвалась. Много лет я внимательно и осторожно манипулировал Манниксом, научился просчитывать ход его мыслей, разрабатывал контрудары, предназначенные для отражения его выпадов. Но мне и в голову не могло прийти, что он додумается при жизни передать бразды правления дочери. Последнюю я почти не знал и оказался совершенно не готов к ее бесшабашности. В отличие от отца, эта дама привыкла принимать власть как некую данность, не поняв, что и власть имеет свои пределы. Поэтому она и захватила тебя, а меня вынудила вступить в игру прежде, чем я был к ней подготовлен.

– В результате… ты чуть было не потерял меня. Я дважды смотрел в дуло бластера.

– Знаю, – кивнул Челвик. – Мы могли бы лишиться тебя и на поверхности – там произошел еще один непредвиденный случай.

– Но ты так и не ответил на мой вопрос. Стоило ли гонять меня по всему Трентору, пряча от Демерзеля, когда ты сам и есть Демерзель?

– Ты сказал Клеону, что психоистория – чисто теоретическая наука, разновидность математической игры, в которой нет никакого практического смысла. Может быть, так оно и было, но, обратись я к тебе официально, ты бы наверняка остался при своем мнении. Идея захватила меня. Я подумал, что она может, в конце концов, оказаться больше чем просто игра. Пойми, я не просто хотел использовать тебя, мне нужна была настоящая, практическая психоистория.

Для того-то и гонял я тебя, как ты выразился, по всему Трентору, всюду в образе Демерзеля наступая тебе на пятки. Мне казалось, что это должно послужить для тебя мощнейшим стимулом. Психоистория должна была превратиться в нечто увлекательное, большее, чем математическая игра. Ты бы постарался разработать свою науку для искреннего идеалиста Челвика, но палец о палец не ударил бы ради имперского лакея Демерзеля. И потом, во время скитаний у тебя была возможность посмотреть своими глазами на жизнь в различных частях Трентора. Что само по себе гораздо ценнее, чем жизнь в башне из слоновой кости на дальней планете в окружении сплошных математиков. Я не ошибся? Разве ты не продвинулся вперед?

– В психоистории? Продвинулся, Челвик. Я думал, ты знаешь.

– Откуда?

– От Дорс.

– Но ты ничего не сказал мне. Хорошо хоть теперь обмолвился. Хорошие новости.

– Не совсем, – уточнил Селдон. – Можно сказать, я едва подступился. Но начало положено.

– Нельзя ли это начало как-то объяснить нематематику?

– Думаю, да. Понимаешь, Челвик, поначалу я думал, что психоистория как наука должна базироваться на сведениях о взаимосвязях между двадцатью пятью миллионами миров, в каждом из которых, в среднем, живет по четыре миллиона человек. Но этого слишком много. С такой массой информации ни за что не управиться. Если мне и суждено было добиться какого-то результата, если существовал какой-то метод разработки практической версии психоистории, то для этого была более простая модель.

Тогда я решил, что нужно совершить путешествие назад во времени и начать отсчет от единственного мира, населенного людьми в туманную эпоху до начала заселения Галактики. В Микогене таким миром называют Аврору, в Дале – Землю. Сперва мне показалось, что скорее всего речь идет об одной и той же планете, называемой разными именами. Но в одном ключевом моменте между этими мирами отмечалось существенное расхождение, и я понял, что Аврора и Земля – не одно и то же. Но дело не в этом. И о той, и о другой нам известно до крайности мало, а то, что известно, до такой степени обросло мифами и легендами, что положить начало психоистории на основе летописей этих планет – задача поистине безнадежная.

Селдон умолк, отхлебнул холодного сока, не спуская глаз с лица Челвика.

– Ну? – поторопил его Челвик. – И что потом?

– Однажды Дорс рассказала мне историю о руке, лежащей на бедре. Ничего, казалось бы, особенного – совершенно тривиальная, забавная история. Но Дорс сделала вывод о том, что моральные нормы в различных мирах и в различных секторах Трентора различны. И мне показалось, что она говорит о тренторианских секторах, как о совершенно разных мирах. Тогда я подумал: «Ну вот, было у меня двадцать миллионов миров, а стало двадцать пять миллионов восемьсот». Различие было невелико, так что я позабыл об этом и больше не вспоминал. Но, путешествуя из сектора в сектор, переезжая из Имперского Сектора в Стрилинг, из Стрилинга в Микоген, оттуда – в Даль, а из Даля – в Сэтчем, я сам убедился, насколько они различны. Тогда я подумал, что Трентор – не единая планета, а комплекс разных миров, но главного я все еще не понимал.

И только речи Рейчел – видишь, даже хорошо, что в конце концов меня захватил Сэтчем, хорошо, что бесшабашность Рейчел довела ее до таких грандиозных планов – так вот, когда я послушал Рейчел, которая утверждала, что важен лишь Трентор да еще кое-какие близлежащие планеты. «Трентор – сам по себе Империя», – сказала она, а про остальные миры заметила, что они не имеют значения.

В то самое мгновение мне стало понятно то, что, видимо, уже давно зрело в мозгу. С одной стороны, на Тренторе – необычайно сложная социальная система. Он представляет собой конгломерат восьмиста более маленьких миров. А это – достаточно сложная система для того, чтобы на основании сведений о ней разработать психоисторию, которая при этом намного проще целой Империи, а значит, здесь легче опробовать психоисторию практически.

Что касается остальных двадцати пяти миллионов планет, то они-таки действительно не имеют значения. Да, конечно, они оказывали и оказывают определенное влияние на Трентор, а Трентор – на них, но это все – явления второго порядка. Если бы я смог заставить психоисторию заработать в первом приближении, на Тренторе, то затем можно было бы ввести модификации, обозначающие второстепенное влияние остальных миров. Понимаешь, о чем я говорю? Я искал один-единственный мир, одну планету, чтобы начать от нее отсчет ради внедрения психоистории в практику, в далеком прошлом, и все это время единственный мир находился у меня под ногами.

– Прекрасно! – облегченно и довольно воскликнул Челвик.

– Да, но все еще впереди. Челвик, Я должен досконально изучить Трентор, провести математическую проработку полученных данных. Может быть, если удача не отвернется, я успею получить ответы, пока жив. Если нет, это сделают мои преемники. И не исключено, что Империя может погибнуть и распасться на части до того, как психоисторией можно будет воспользоваться практически.

– Я сделаю все, чтобы помочь тебе.

– Знаю, – кивнул Селдон.

– Значит, ты доверяешь мне, несмотря на то что я – Демерзель?

– Абсолютно доверяю. Бесповоротно. Но потому, что ты – не Демерзель.

– Но я – это он, – возразил Челвик.

– Нет. Ты такой же Демерзель, как и Челвик.

– О чем ты? – широко раскрыл глаза Челвик и откинулся на спинку стула.

– О том, что имя «Челвик» ты выбрал по совершенно определенной причине. «Челвик» – немного измененное слово «человек», верно?

Челвик молчал, пристально глядя на Селдона. Наконец Селдон проговорил:

– Потому что ты не человек, верно, Челвик-Демерзель? Ты – робот.

Глава девятнадцатая
Дорс

Селдон, Гэри – Традиционно имя Гэри Селдона упоминается только в связи с психоисторией, его считают воплощением математики и социальных перемен. Несомненно, в большой, степени в этом повинен он сам, поскольку в своих официальных трудах ни единым словом не упоминает о том, как ему удалось решить различные вопросы психоистории. Судя по тому, что он пишет, можно вообразить, что многие решения пришли к нему, образно говоря, из воздуха. Он не рассказывает ни о тех тупиках, в которые заходил, ни о том, куда и почему свернул по ошибке.

…Что касается его личной жизни, то она представляет собой белое пятно. О его родителях, братьях и сестрах известно крайне мало. Его единственный сын, Рейч, был приемным ребенком, по как произошло его усыновление, неизвестно. Относительно супруги Селдона известно лишь то, что она существовала. Совершенно очевидно, что во всем за пределами психоистории Селдон стремился к неизвестности. Словно хотел дать понять остальным, или хотел, чтобы так поняли, что он не живет, а психоисторифицируется.

Галактическая энциклопедия

90

Челвик не дрогнул, не изменился в лице и продолжал смотреть на Селдона, а Селдон ждал. Он решил, что теперь очередь Челвика говорить.

Челвик заговорил, но всего-навсего переспросил:

– Робот? Я? …Под роботом, как я понимаю, ты имеешь в виду искусственное существо, вроде того, что ты видел в микогенском Святилище?

– Не совсем такое, – возразил Селдон.

– Не металлическое? Не собранное? Не безжизненную копию? – равнодушно уточнил Челвик.

– Нет. Ничего такого. Быть носителем искусственной жизни не обязательно означает быть сделанным из металла. Я говорю о роботе, внешне неотличимом от человека.

– Неотличимом? Понятно. Но если так, Гэри, как ты можешь отличить робота от человека?

– Я сужу не по внешности.

– Объясни.

– Челвик, во время моего бегства от тебя – Демерзеля, я слышал о двух древних мирах, я уже говорил тебе – о Земле и об Авроре. Об обеих планетах говорили, как о первоначальных, как о единственных. В обоих случаях упоминались роботы, но по-разному. – Селдон не спускал глаз с человека, сидевшего напротив него, ожидая, что тот подаст хоть какой-нибудь знак того, что он меньше чем человек, или больше. – Когда речь шла об Авроре, один робот упоминался как «ренегат», предатель, изменивший делу. А когда речь шла о Земле, один из роботов описывался, как герой, спаситель. Разве не резонно было предположить, что это – один и тот же робот?

– Резонно? – пробормотал Челвик.

– Вот о чем я подумал, Челвик. Я решил, что Земля и Аврора были двумя отдельными планетами, существовавшими в одно и то же время. Не знаю, какая из них старше. Микогенцы так надменны, так гордятся своим превосходством, что можно было счесть, что Аврора старше, поэтому они ненавидят землян, которые либо отняли ее у них, либо изменили им. Но с другой стороны, матушка Ритта, которая рассказывала мне о Земле, была убеждена в том, что прародина человечества – Земля, и тогда становилась понятной изоляция крошечного микогенского поселения в огромной Галактике, где живут квадриллионы людей, не придерживающихся странных микогенских обычаев. Тогда выходило, что прародиной людей действительно является Земля, а Аврора – уродливое ее производное. Я не могу утверждать наверняка, но передаю тебе ход своих мыслей, чтобы ты понял, откуда у меня взялся такой вывод.

Челвик кивнул.

– Понятно. Продолжай.

– Эти планеты враждовали. Матушка Ритта говорила именно так. Когда я сравнивал микогенцев, которые превозносят Аврору, и далийцев, которые превозносят Землю, я решил, что Аврора, неважно, старше она или младше Земли, была тем не менее более развитой планетой, такой, на которой могли производиться более совершенные роботы, даже такие, которые внешне были неотличимы от людей. Такой робот был создан, следовательно, на Авроре. Но он стал изменником и покинул Аврору. Для землян он стал героем, значит, наверное, прибыл на Землю. Почему он сделал это, какие у него были на то причины, я не знаю.

Челвик попытался уточнить:

– Ты говоришь о нем, как о живом существе?

– Ты сидишь напротив меня, – ответил Селдон, – и я не могу назвать этого робота «оно». Матушка Ритта убеждена, что героический робот, ее героический робот, существует до сих пор и что он вернется, когда будет нужен. И мне показалось, что в идее существования бессмертного робота нет ничего невероятного. Менять почаще выходящие из строя детали, и ты бессмертен.

– Что, даже мозг? – спросил Челвик.

– Даже мозг. На самом деле я ничего не знаю о роботах, но думаю, что новый мозг может быть… ну, скажем, переписан со старого. …А матушка Ритта намекнула, что у него были необыкновенные умственные способности, поистине могущественные, и я решил: это возможно. Может быть, я, конечно, и романтик, но не настолько, чтобы согласиться с тем, что робот, переметнувшийся с одного фронта на другой, мог бы в одиночку изменить течение истории. Он не мог обеспечить победу Земли и поражение Авроры, если бы в нем не было чего-то странного, особенного.

– А тебе не кажется, Гэри, что ты делаешь свои выводы на основании легенд, которые перевирались и приукрашивались на протяжении столетий и тысячелетий так, что даже самые тривиальные, рядовые события в них выглядят сверхъестественными? Неужели ты сумел поверить в робота, который не только выглядит как человек, но и бессмертен и обладает колоссальным ментальным могуществом? Не стал ли ты верить в сверхъестественное?

– Я отлично знаю, что представляют собой легенды, и я не из тех, кого можно ими одурачить и заставить поверить в сказки. И все-таки, в тех случаях, когда за легендами стоят определенные странные события, которые я видел и пережил лично…

– Например?

– Челвик, мы познакомились, и я сразу доверился тебе. Да, ты помог мне разделаться с двумя нахалами, хотя я тебя не просил, и тем самым вызвал у меня симпатию к себе. Я, конечно, тогда и догадаться не мог, что они – твои наемники и делают, что им приказано. Ну, ладно, я не в обиде.

– Да? – переспросил с улыбкой Челвик.

– Я доверился тебе. Я тебе поверил. Ты легко уговорил меня не улетать домой, на Геликон, и отправил странствовать по Трентору. Я верил каждому твоему слову, отдал себя в твои руки. Вспоминая все это, я понимаю, что я был как бы и не я. Меня не так просто обмануть, и все-таки это произошло. Больше того: тогда я ничего необычного в своем поведении не находил.

– Тебе лучше знать себя, Гэри.

– Дело не только во мне. Как могла Дорс Венабили, красивая женщина, у которой свои дела, своя карьера, бросить все это и последовать со мной? Как могло случиться, что она все время рисковала жизнью ради меня, взяв на себя, словно некое священное дело, мою защиту, и целиком отдалась этому? Неужели только из-за того, что ты ее об этом попросил?

– Да, я попросил ее об этом, Гэри.

– И тем не менее она не кажется мне человеком, способным радикально изменить всю свою жизнь только из-за того, что кто-то ее об этом попросил. Не могу я поверить и в то, что она безумно влюбилась в меня с первого взгляда и ничего не смогла с собой поделать. Я, честно говоря, был бы совсем не против того, чтобы это произошло, но она владеет своими чувствами, владеет больше – должен тебе в этом честно признаться, – чем я.

– Она – замечательная женщина, – улыбнулся Челвик. – И я тебя понимаю.

Селдон продолжал:

– Как могло случиться, что Протуберанец, это надменное чудовище, ведущий за собой толпу таких же напыщенных тупиц, дал согласие впустить в Микоген варваров – меня и Дорс, и обращаться с нами на самом высочайшем, по их понятиям, уровне? И когда мы нарушили все законы, совершили святотатственное преступление, как же тебе удалось уговорить его отпустить нас? Как тебе удалось уговорить Тисальверов, насквозь пропитанных предрассудками, сдать нам комнаты? Как тебе удается везде чувствовать себя в своей тарелке, везде иметь друзей, оказывать влияние на каждого человека, независимо от его странностей? Кстати, как тебе удается вертеть самим Клеоном? Ну хорошо, он мягко-характерный, доверчивый человек, но как ты тогда управлялся с его папашей – грубым и бесчеловечным тираном? Как это все тебе удается?

А самое главное, как вышло, что Манникс Четвертый всю свою жизнь посвятил созданию армии без страха и упрека, вышколенной, профессиональной, и вдруг она вся летит к чертям собачьим, стоило только его дочке попробовать поставить ее себе на службу? Как ты всех поголовно превратил в предателей, таких же, каким когда-то стал сам?

Челвик ответил:

– Но разве это не может означать, всего-навсего, что я просто тактичный человек, имеющий опыт общения с самыми разными людьми, что я нужным людям оказывал и в будущем буду оказывать внимание? Ни для чего из того, что я сделал, на мой взгляд, не нужны какие-то сверхъестественные силы и способности.

– Ни для чего? Даже для нейтрализации сэтчемской армии?

– Они не захотели служить женщине.

– Они не первый год знали, что в один прекрасный день Манникс Четвертый либо сложит с себя полномочия мэра, либо попросту умрет, и тогда власть автоматически перейдет в руки его дочери, и никакого недовольства по этому поводу не выказывали. Не выказывали, пока ты не решил, что пора бы им его выказать. Дорс как-то сказала, что ты – настойчивый человек. Так и есть. Гораздо более настойчивый, чем любой человек. Но не более настойчивый, чем бессмысленный робот, обладающий непонятной ментальной силой. Ну, Челвик?

– Чего ты от меня ждешь, Гэри? – пожал плечами Челвик. – Ждешь, что я признаю, будто я – робот? Что я только похож на человека? Что я бессмертен? Что я – властелин умов?

Селдон перегнулся к Челвику через стол.

– Да, Челвик, жду. Я жду, что ты скажешь мне правду, что все вопросы, которые ты сейчас задал, не более чем риторические. Ты, Челвик, тот самый робот, о котором говорила матушка Ритта, которого она называла Дэ-ни, друг Бэй-ли. Ты должен сказать правду. У тебя нет выбора.

91

Казалось, они сидели в своей собственной маленькой вселенной. Посередине Сэтчема, где имперские вояки разоружали сэтчемскую армию, они сидели тихо и спокойно. Здесь, в самой гуще событий, за которыми следил весь Трентор, а может быть, и вся Галактика, словно в маленьком шарике, отделенном от остального мира, сидели Селдон и Челвик и играли в игру, состоящую из нападений и защит. Селдон ухватился за новую реальность и не желал с ней расставаться, а Челвик никоим образом не принимал эту новую реальность.

Селдон не боялся, что их беседа будет прервана. Он был уверен, что у того невидимого шарика, внутри какового они находятся, есть непробиваемая оболочка, за которую никто не сумеет проникнуть, что сил Челвика – нет, сил робота – хватит для того, чтобы никто не сунулся сюда; пока игра не окончится.

– Ты – гениальный парень, Гэри, – сказал наконец Челвик. – Но только я никак не могу понять, почему я обязан признать, будто я робот, и почему у меня нет выбора. Согласен, во всем, что касается поведения, ты можешь быть прав – твоего собственного поведения, поведения Дорс, Протуберанца, Тисальверов, сэтчемских генералов. Да, все, все могло быть именно так, как ты говоришь, но это вовсе не означает, что твоя интерпретация происшедшего верна. Несомненно, у всего случившегося может быть естественное объяснение. Ты доверял мне потому, что поверил моим словам. Дорс решила, что твоя безопасность исключительно важна потому, что, будучи сама историком, поверила в нужность психоистории. Протуберанец и Тисальвер связаны со мной обязательствами, о которых ты просто ничего не знаешь. Сэтчемские генералы отказались служить правителю-женщине, вот и все. Зачем забираться в дебри сверхъестественного?

– Послушай, Челвик, – сказал Селдон, – ты действительно веришь в то, что Империя погибает, что ее нельзя бросить на произвол судьбы, нельзя не протянуть ей руку помощи?

– Да, действительно, – ответил Челвик, и почему-то Селдон понял, что он ответил искренне.

– И ты действительно хочешь, чтобы я досконально разработал психоисторию? Сам не можешь этого сделать?

– У меня нет таких способностей.

– И тебе кажется, что только я справлюсь с этой задачей – даже если я порой в этом сильно сомневаюсь?

– Да.

– Значит, ты должен понимать, что если можешь мне хоть чем-то помочь, ты должен это сделать.

– Понимаю.

– И никаких личных чувств, устремлений и тому подобного?

Легкая усмешка пробежала по печальному лицу Челвика, и на краткое мгновение Селдону открылась глубочайшая усталость, прячущаяся за обычным спокойствием Челвика.

– Я давно научился обходиться без чувств и устремлений. Порукой тому – моя долгая успешная карьера.

– Тогда я прошу тебя о помощи. Я смогу разработать психоисторию, основываясь на сведениях только о Тренторе, но у меня определенно возникнут трудности. Я с ними, конечно, справлюсь, но мне было бы гораздо легче, если бы я знал кое-какие важнейшие факты. Например, какая из планет была прародиной человечества – Аврора или Земля, или совсем другая планета? Существовали ли какие-то связи между Землей и Авророй? С какой из них началось колонизирование Галактики? Или оно началось с обеих планет? Если только с одной, то почему не с другой? Если с обеих, то каким образом? Существуют ли миры, заселенные выходцами с обеих планет или только с каждой из них? Почему люди поссорились с роботами? Почему столицей Империи стал Трентор, а не какая-нибудь другая планета? Что случилось с Авророй и Землей? Я бы мог задать сейчас тысячу вопросов, и сто тысяч еще возникнет потом. Разве ты оставишь меня без помощи, в неведении, Челвик, когда мог бы помочь и рассказать о многом?

– Если бы я был роботом, – усмехался Челвик, – разве в моей памяти уместилась бы двадцатитысячелетняя история миллионов различных миров?

– Я не знаю, каковы способности мозга робота. Я не знаю, каковы способности твоего мозга. Но если таких способностей у тебя нет, значит, ты располагаешь такой информацией, такими данными, которые в твоем мозгу не помещаются и хранятся где-то там, откуда ты их можешь запросить. Если они у тебя есть, эти сведения, которые мне так нужны, разве ты можешь скрывать их от меня? А если нет, как ты можешь отрицать, что ты робот, тот самый робот-предатель? – Селдон откинулся назад и перевел дыхание. – И я снова спрашиваю тебя: ты – тот самый робот? Если тебе нужна психоистория, придется признаться. Продолжая утверждать, что ты не робот, убедив меня в том, что это не так, ты существенно уменьшишь мои шансы. Так что все зависит от тебя. Ты робот? Ты – Дэ-ни?

И Челвик, по обыкновению бесстрастно, ответил:

– Твои доводы неотразимы. Я – Р. Дэниел Оливо. «Р» означает «робот».

92

Р. Дэниел Оливо продолжал говорить спокойно, но Селдону показалось, что голос его едва заметно изменился, словно теперь, когда не нужно было больше скрывать, кто он такой, ему стало легче.

– За двадцать тысяч лет, – признался Дэниел, – никто не догадывался, что я робот, если только у меня не было желания и причины кому-то об этом рассказать. Частично это было связано с тем, что люди давно забыли о роботах, забыли о самом их существовании. А частично – с тем, что я действительно обладаю способностью выявлять людские эмоции и управлять ими. Выявлять эмоции – дело нехитрое, но вот манипулировать ими мне трудно по причинам, связанным с самой природой робота. Но когда необходимо, я могу это делать. Могу, но стараюсь прибегать к этому в самом крайнем случае. И даже тогда, когда я этим занимаюсь, я всего-навсего усиливаю, подстегиваю, по возможности, минимально, те чувства, те эмоции, которые уже и так есть. Если бы я мог достигать своих целей, не прибегая к этой своей способности, я бы к ней и не прибегал.

Обрабатывать Протуберанца для того, чтобы он принял вас в Микогене… кстати, обрати внимание, я называю эту деятельность «обработкой», потому что это не слишком приятное для меня занятие… так вот, Протуберанца обрабатывать не пришлось, потому что он мне кое-чем обязан. А он – честный, верный данному слову человек, несмотря на все свои странности. Вмешаться в его сознание мне пришлось потом, когда ты совершил святотатственное, по его меркам, преступление, да и то – не слишком. Не так уж сильно он жаждал сдать тебя с рук на руки Имперским властям, он их, мягко говоря, недолюбливает. Я просто-напросто немножко усилил эту его нелюбовь, и он отдал тебя мне, согласившись с приведенными мной аргументами, которые в иной ситуации показались бы ему сомнительными.

Не слишком сильно я прикасался и к тебе. Ты тоже не доверял всему, что связано с Империей. Это свойственно в наши дни большинству людей, и это является важным фактором упадка Империи. А еще ты гордился психоисторией, самим этим понятием, гордился тем, что именно ты первым ее придумал. Ты бы не отказался от ее практического воплощения. Это еще больше польстило бы твоему тщеславию.

Селдон нахмурился и проговорил:

– Прошу прощения, мистер робот, но я и не подозревал, что я такой жуткий гордец.

– Никакой ты не жуткий гордец, – мягко успокоил его Дэниел. – Ты прекрасно понимаешь, что быть человеком, движимым гордыней, и некрасиво, и бесполезно, поэтому стараешься подавлять в себе подобные порывы, но столь же успешно можно отрицать, что тобой движет твое сердце. Ни с тем, ни с другим ничего нельзя поделать. Как бы ты ни прятал от себя свою гордыню ради своего собственного спокойствия, от меня ты ее спрятать не можешь. А мне только и пришлось легонько усилить твою гордость, и ты тут же согласился на все, лишь бы укрыться от Демерзеля, хотя ни за что бы не согласился за мгновение до того, как я осторожно поманипулировал с твоим сознанием. И над психоисторией ты согласился работать с такой готовностью, над какой за мгновение до того просто посмеялся бы. Больше я ничего менять не стал, и ты в конце концов разгадал мою сущность. Если бы я предвидел такую возможность, я бы положил конец твоим мыслям, но пределы предвидения, как видишь, ограничены. Но теперь я не жалею, что проиграл, потому что приведенные тобой доводы неоспоримы, и важно, что ты знаешь, кто я такой. А я помогу тебе, чем могу. А эмоции, дорогой мой Селдон, – могучий движитель людских поступков, гораздо более могучий, чем думают о них люди, и ты не можешь даже представить себе, сколь многого можно добиться легким прикосновением к ним и как мне не хочется этого делать.

Селдон все еще тяжело дышал, пытаясь представить себя человеком, движимым гордыней. Это ему было не по нраву.

– Не хочется? Почему?

– Потому что тут очень легко хватить через край. Мне нужно было помешать Рейчел установить в Империи феодальную анархию. Я мог бы действовать резко, но тогда пролилось бы море крови. Мужчины есть мужчины, и сэтчемские генералы в этом смысле не исключение. Почти все среди них мужчины. На самом деле, совсем нетрудно посеять в мыслях любого мужчины протест и пробудить скрытый страх перед женщинами. Тут дело в биологии, и мне, как роботу, это не до конца понятно. Так что мне пришлось всего-навсего усилить вышеупомянутые чувства для того, чтобы нарушить ее планы. Перестарайся я хоть капельку, я бы зашел слишком далеко и не добился бы того, чего хотел – бескровного переворота. Я хотел только одного: чтобы сэтчемская армия сдалась без сопротивления, когда высадились мои солдаты. – Дэниел помолчал, словно старался получше подобрать слова, и продолжил: – Мне не хотелось бы вдаваться в математическое описание моего позитронного мозга. Это не до конца доступно моему пониманию. Может быть, ты даже лучше меня сумел бы в этом разобраться, если бы обдумал все получше. Как бы то ни было, мной руководят Три Закона Роботехники, которые обычно передаются словами – вернее, передавались когда-то, давным-давно. Они таковы:

1. Робот не может причинить вред человеку или, за счет бездействия, позволить, чтобы человеку был причинен вред.

2. Робот должен подчиняться приказам человека, если они не противоречат Первому Закону.

3. Робот должен защищать себя, за исключением тех случаев, когда это противоречит Первому и Второму Законам.

Но у меня был друг… двадцать тысяч лет назад. Другой робот. Не такой, как я. Его бы ты не принял за человека, и вот уж у кого были ментальные способности! Я был его учеником.

И ему казалось, что должен существовать еще один закон, более общий, чем остальные три. Он называл его Нулевым Законом, поскольку ноль идет прежде единицы. Тот, по его мнению, должен был звучать так:

0. Робот не может причинить вред человечеству или, за счет бездействия, позволить, чтобы человечеству был нанесен вред.

Тогда Первый Закон должен читаться так:

1. Робот не может причинить вред человеку или, за счет бездействия, позволить, чтобы человеку был нанесен вред, за исключением тех случаев, когда это противоречит Нулевому Закону.

Таким образом интерпретировались и остальные два Закона. Понимаешь?

Дэниел ждал ответа, и Селдон ответил:

– Понимаю.

Дэниел продолжал:

– Беда в том, Гэри, что человек перед тобой или нет, понять просто. Проще простого. Так же просто понять, что принесет вред человеку, а что нет, – довольно легко, по крайней мере. Но что такое человечество? О чем мы говорим, когда говорим о человечестве? И как можно определить, что принесет человечеству вред? Как можно понять, от чего человечеству будет лучше, а от чего хуже? Робот, который первым выдвинул Нулевой Закон, умер – то есть, перестал существовать, – потому что оказался втянутым в действия, которые, как он полагал, спасут человечество, но только полагал, а уверен в этом не был. Уходя из жизни, он передал заботу о Галактике мне.

С тех пор я не оставлял попыток. Вмешивался как можно осторожнее, надеясь, что люди сами могут судить о том, что хорошо, а что дурно. Они могли рисковать, я – нет. Они могли промахиваться, я – нет. Они могли безотчетно приносить вред другим, я не мог. Соверши я что-либо подобное, я бы самоуничтожился. В Нулевом Законе нет ссылок на бессознательный вред.

Но порой я вынужден предпринимать те или иные действия. То, что я до сих пор функционирую, говорит о том, что действия мои во все времена были умеренными и точными. Однако с тех пор, как Империя начала двигаться по пути упадка и гибели, мне приходится вмешиваться все чаще, и вот уже несколько десятилетий подряд я вынужден играть роль Демерзеля и пытаться направлять деятельность правительства таким образом, чтобы оттянуть неминуемую гибель… и все-таки, как видишь, я до сих пор функционирую.

Когда ты произнес доклад на математическом конгрессе, я сразу понял, что психоистория – тот инструмент, с помощью которого можно было бы решить, что хорошо для человечества, а что – нет. С ее помощью мы могли бы принимать более осмысленные решения. Я бы даже отошел в сторону и позволил людям принимать решения самостоятельно, и снова ограничился бы вмешательством только в самых крайних случаях. И я сделал так, чтобы Клеон как можно быстрее узнал о твоем выступлении и вызвал тебя к себе. Затем, когда я услышал, как ты расписываешься в собственной беспомощности и бесполезности психоистории, я был вынужден что-то предпринять для того, чтобы так или иначе заставить тебя попытаться. Понимаешь, Гэри?

– Да, Дэниел, понимаю, – искренне ответил Селдон.

– В те редкие дни, когда мы сумеем видеться, я должен для тебя остаться Челвиком. Я предоставлю тебе всю имеющуюся у меня информацию, все, что тебе будет нужно. Как Демерзель, я буду тебя защищать, как делал до сих пор. А имя «Дэниел» тебе лучше забыть.

– Обещаю, – с готовностью откликнулся Селдон. – Мне так нужна твоя помощь, так неужели я стану рушить твою репутацию?

– Все верно, – устало улыбнулся Дэниел. – В конце концов, ты достаточно жаден для того, чтобы получить всю награду за психоисторию целиком. Ты ни за что никому не расскажешь – никогда, – что тебе понадобилась помощь робота.

– Я не… – промямлил Селдон и покраснел.

– Не спорь. Я сказал правду, даже если ты ее старательно скрываешь от самого себя. И это так важно, что я позволю себе немного усилить это твое чувство – совсем немного, только ради того, чтобы ты никогда не смог заговорить обо мне с другими людьми. Тебе даже и в голову не придет, что ты на такое способен.

– Видимо, Дорс знает… – пробормотал Селдон.

– Она знает, кто я такой, но она тоже не может говорить обо мне с другими. Теперь, когда вы оба знаете правду обо мне, между собой можете говорить про меня свободно, но только между собой. – Дэниел поднялся. – Гэри, мне пора приниматься за дела. Скоро тебя и Дорс доставят обратно, в Имперский Сектор.

– Мальчик, Рейч, должен отправиться со мной. Я не могу бросить его. И еще есть один молодой далиец, Юго Амариль…

– Понимаю. Можно взять и Рейча, и кого угодно еще из твоих друзей. Обо всех вас наилучшим образом позаботятся. И ты будешь работать над психоисторией. У тебя будет персонал. Любые компьютеры, любые материалы. Я буду вмешиваться как можно меньше, и если у тебя возникнут какие-то сложности, которые не будут слишком серьезно угрожать нашей миссии, придется тебе справляться с ними самостоятельно.

– Постой, Дэниел, – торопливо проговорил Селдон. – Что если, несмотря на всю твою помощь и все мои старания, окажется, что психоисторию нельзя превратить в практическое средство? Что если мне это не удастся?

– На этот случай, – улыбнулся Дэниел, – у меня заготовлен еще один план. Над ним я долго трудился в одном особом мире совершенно особым образом. План этот тоже нелегкий и кое в чем более радикальный, чем психоистория. Он тоже может провалиться, но когда перед тобой сразу две дороги, то гораздо больше надежды, что хотя бы на одной из них тебя ждет удача. Послушай моего совета, Гэри: если настанет время, когда ты сумеешь придумать некое средство, с помощью которого можно было бы не дать случиться худшему, посмотри, нельзя ли придумать и второе, так, чтобы, если не сработает первое, можно было бы попытаться применить второе. Пусть их всегда, если можно, будет не одно, а два. А теперь, – Дэниел вздохнул, – я должен вернуться к своим повседневным делам, ты – к своим. О тебе позаботятся.

Он кивнул на прощание и вышел.

Селдон проводил его взглядом и тихо проговорил:

– Сначала мне нужно переговорить с Дорс.

93

Дорс сообщила:

– В доме пусто. Рейчел ничего страшного не грозит. А ты, Гэри, вернешься в Имперский Сектор?

– А ты, Дорс? – тихо, взволнованно спросил Селдон.

– Наверное, возвращусь в Университет, – ответила она задумчиво. – Работа брошена, занятия тоже.

– Нет, Дорс, у тебя есть более важная работа.

– Какая же?

– Психоистория. Я без тебя не справлюсь.

– Неужели? В математике я полный нуль.

– Так же, как я в истории, а нам нужно и то и другое.

Дорс рассмеялась.

– Подозреваю, что ты действительно выдающийся математик. А я историк вполне заурядный. Ты сможешь без труда найти более выдающихся историков, чем я.

– В таком случае, позволь объяснить тебе, Дорс, что психоистории нужны больше чем просто математики и историки. Ей также нужны те, кто будет согласен посвятить ей всю свою жизнь. Без тебя, Дорс, у меня такого желания не будет.

– Ты заблуждаешься, Гэри.

– Дорс, если ты покинешь меня, я лишусь этого желания.

Дорс внимательно посмотрела на Селдона.

– Мы попусту тратим слова, Гэри. Несомненно, решение примет Челвик. Если он отошлет меня в Университет…

– Не отошлет.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда, что я ему все четко объясню. Если он отошлет тебя в Университет, я вернусь на Геликон, и пропади пропадом вся Империя.

– Не может быть, ты так не скажешь!

– Скажу, не сомневайся.

– Как ты не понимаешь, что Челвик может так изменить твое настроение, что ты будешь работать над психоисторией, даже без меня?

Селдон покачал головой.

– Челвик не примет такого жестокого решения. Я говорил с ним. Он не осмеливается чересчур усердствовать с сознанием людей, поскольку руководствуется тем, что зовет Тремя Законами Роботехники. Так изменить мое сознание, Дорс, чтобы я не хотел, чтобы ты была со мной… нет, он на такое не решится. С другой же стороны, если он даст мне свободу действий и ты присоединишься ко мне в работе над проектом, он получит то, что хочет – реальный шанс разработать психоисторию. Почему бы ему на это не согласиться?

Дорс покачала головой.

– Он может не согласиться на это по личным причинам.

– Почему? Тебя попросили защищать меня, Дорс. Что, Челвик уже отменил эту просьбу?

– Нет.

– Значит, он хочет, чтобы ты продолжала меня защищать. И я хочу, чтобы ты меня защищала.

– От кого? От чего? Теперь тебя защищает Челвик в лице Демерзеля и Дэниела, и думаю, больше тебе ничего не нужно.

– Даже если бы меня защищали все и каждый в Галактике, я бы все равно нуждался в твоей защите.

– Значит, я нужна тебе не ради психоистории, а ради защиты?

– Нет! – рявкнул Селдон. – Не перевирай моих слов! Почему ты вынуждаешь меня сказать то, что сама отлично знаешь? Ты мне нужна не ради психоистории и не ради защиты. Это всего лишь оправдания, и я бы придумал уйму других. Мне нужна ты, просто ты, и только ты. И если хочешь правду, ты мне нужна потому, что ты – это ты.

– Но ты… ты даже не знаешь меня толком.

– Это не имеет значения. Мне все равно… И все-таки я тебя в каком-то смысле знаю. И гораздо лучше, чем ты думаешь.

– Неужели?

– Конечно. Ты выполняешь приказы и, не задумываясь, рискуешь жизнью ради меня, не гадая о последствиях. Ты потрясающе быстро выучилась играть в теннис. Еще быстрее ты выучилась жонглировать ножами и превосходно управилась с Марроном. Не по-человечески ловко, я бы даже сказал. У тебя потрясающе сильные мышцы и удивительно быстрая реакция. Откуда-то тебе всегда известно, прослушивается ли комната, и ты умеешь связываться с Челвиком без всяких подручных средств.

– И что же ты думаешь обо всем этом? – спросила Дорс.

– Мне пришло в голову, что Челвик, в своем истинном обличье, в обличье Р. Дэниела Оливо, не может править всей Империей. У него должны быть помощники.

– Ничего удивительного. Их, наверное, миллионы. Я помощник. Ты помощник. Малыш Рейч.

– Да, но ты не такой помощник.

– Какой «не такой»? Гэри, говори. Как только ты скажешь то, о чем думаешь, вслух, ты поймешь, как это безумно.

Селдон долго смотрел на нее и наконец вполголоса проговорил:

– Нет, не скажу, потому что… потому что мне все равно.

– Это правда? Ты хочешь принять меня такой, какая я есть?

– Я должен принять тебя именно такой. Ты, Дорс, и кто бы ты ни была, во всем мире мне больше никто не нужен.

– Гэри, – нежно проговорила Дорс. – Я, такая, как есть, хочу тебе добра, но даже если бы я была иной, я бы все равно желала тебе добра. И я не думаю, что подхожу тебе.

– Подходишь, не подходишь, какая разница? – Селдон сделал несколько шагов по комнате, остановился и спросил: – Дорс, тебя когда-нибудь целовали?

– Конечно, Гэри, в этом нет ничего особенного. Я живу нормальной жизнью.

– Нет, нет, я не про это! Скажи, ты когда-нибудь по-настоящему целовалась с мужчиной? Страстно, понимаешь?

– Да, Гэри, целовалась.

– Тебе было приятно?

Дорс растерялась.

– Когда я так… так целовалась, мне было более приятно, чем если бы я огорчила молодого человека, который мне нравился, чья дружба много значила для меня. – Тут Дорс покраснела и отвернулась. – Прошу тебя, Гэри, не нужно. Мне трудно это объяснить.

Но Гэри не унимался.

– Значит, ты неправильно целовалась. Для того, чтобы не обидеть этого человека.

– Наверное, все так делают, в каком-то смысле.

Селдон подумал над ее словами и неожиданно спросил:

– А ты никогда не просила, чтобы тебя поцеловали?

Дорс нахмурилась, вспоминая, и ответила:

– Нет.

– И никогда не была в постели с мужчиной? – спросил он тихо, с отчаянием в голосе.

– Почему? Была. Я же тебе сказала, это естественно. Так же, как поцелуи.

Гэри крепко схватил ее за плечи, словно собрался встряхнуть.

– Но чувствовала ли ты когда-нибудь желание, потребность в такой близости с одним, определенным человеком? Дорс, ты когда-нибудь любила?

Дорс медленно подняла голову и грустно посмотрела на Селдона.

– Мне очень жаль, Гэри, но нет.

Селдон отпустил ее. Руки его беспомощно упали. А она нежно взяла его за руку и сказала:

– Сам видишь, Гэри. Я не то, что тебе нужно.

Селдон потупился и уставился в пол. Он изо всех сил пытался мыслить разумно, но вскоре сдался. Он хотел того, чего хотел – вопреки разуму.

Он взглянул на женщину.

– Дорс, милая, даже пусть так, мне все равно.

Он обнял ее и медленно, осторожно прижал к себе.

Она не отстранилась, и он поцеловал ее – тихо, нежно, а потом страстно, и она вдруг прижалась к нему крепче прежнего.

Когда он наконец оторвался от ее губ, она, радостно улыбаясь, посмотрела ему в глаза и прошептала:

– Поцелуй меня еще, Гэри… Пожалуйста.

Примечания

1

Все приводимые цитаты из Галактической Энциклопедии взяты из 116-го издания, опубликованного в 1020 г. АЭ Издательством Галактической Энциклопедии на Терминусе, с разрешения издателей.