Шклярский_Томек ищет снежного человека (Часть 1)
Приключенская
Серия Приключения Томека Вильмовского - 4
Альфред Шклярский
Томек ищет Снежного Человека (Часть 1)
Оглавление
Пролог Следы Снежного Человека
I Человек со шрамом на лице
II Шествие слонов
III Домик в джунглях
IV Магараджа Алвара
V Охота на тигров
VI Тайны индийских факиров
VII Похищение перстня
VIII Пандит Давасарман
IX По дороге в Сринагар
X В азиатской Венеции
XI Холодное дыхание Тибета
Пролог
Следы Снежного Человека
Лохматые, свинцово-серые тучи клубились на северо-западе, закрывая широким полукругом холодную голубизну неба. Высоко в горных ущельях резкие порывы ветра поднимали в воздух клубы солоноватого, сухого песка, а расположенные невдалеке огромные, круто вздымающиеся вершины и ледники гор Каракорум[1] были окутаны пеленой снежной вьюги.
По каменистой тропе, вьющейся вдоль крутого склона к видневшемуся вдали горному перевалу, тяжело взбирались четверо мужчин. Они с опаской поглядывали на темнеющий горизонт. Сильный ветер дул с севера и стремительно гнал на Тибетское нагорье[2] снежную вьюгу. Три тибетца, взволнованные приближением бурана, то и дело погоняли яков[3], подергивая за веревки, привязанные к кольцам, продетым сквозь ноздри животных. Несмотря на это, голодные, страдающие от жажды животные еле волочили ноги, низко опустив рогатые головы. Налитыми кровью, затуманенными от усталости глазами они понуро глядели на людей, ослабевших не меньше, чем они.
Поверх мягкой, войлочной одежды тибетцы носили теплые безрукавки из шкур яков. Безрукавки надевались через голову, для чего посредине шкуры было проделано специальное отверстие. Мех закрывал спину и грудь, а несшитые по бокам концы стягивались в талии широким шелковым поясом. Из-под глубоко натянутых на головы конусообразных войлочных шляп на плечи погонщиков падали короткие черные косички. На ногах у тибетцев были валенки с высокими, до колен, голенищами. В такой обуви погонщики уверенно шагали по крутой тропе.
Четвертый мужчина, закутанный в длинный бараний тулуп, в меховой шапке с наушниками, был, очевидно, европейцем. Несмотря на усталость, он внимательно наблюдал за поведением туземцев, идущих впереди. По-видимому, он не особенно им доверял, так как за поясом у него торчала рукоятка нагана[4]. Стоило погонщикам приостановиться, чтобы перевести дух, как мужчина хватался за револьвер.
В мрачном молчании, украдкой поглядывая на белого путешественника, тибетцы тоже следили за его действиями. Вот уже две недели они ведут его по каменисто-песчаной пустыне в Кашмир[5], граничащий с западными рубежами Тибета. Отправляясь со своими яками в путь, они и не думали уходить так далеко от своего родного кочевья. Ведь они подрядились провести белого путешественника всего на расстояние недели пути на запад. Но вот уже миновал пятнадцатый день трудной дороги. Неразговорчивый европеец категорически заявил проводникам, что сможет отпустить их только тогда, когда наймет новых. Ежедневно по утрам проводники упорно отказывались продолжать путешествие, и ежедневно, вопреки своему желанию, отправлялись в путь. Белый умел найти на них управу. В его глазах стального цвета не было и тени страха или колебания. Он отдавал приказания, красноречиво держась за рукоятку револьвера.
Тибетцы были вооружены длинными старинными ружьями и охотничьими ножами, но они не решались пускать оружие в ход, так как знали, что белый путешественник отличается необыкновенным чутьем. Днем он шагал в самом конце небольшого каравана. Иногда садился на яка и закрывал усталые глаза, но стоило кому-нибудь из тибетцев взглянуть на него, как он тут же встречался с ответным, настороженным взглядом европейца. Во время остановок на ночлег путешественник отбирал у тибетцев оружие и прятал его в своей палатке. Проводники несколько раз пытались ночью подкрасться к нему, но из этого ничего не выходило. Достаточно было малейшего шороха, как путешественник открывал глаза, и тибетцы слышали щелчок револьверного курка.
Суеверным тибетцам неутомимый путешественник представлялся могучим чародеем. Могли они противиться ему, если он постоянно бодрствовал, вооруженный скорострельным револьвером?
На самом же деле белый путешественник давно уже выбился из сил. Во время длительного и утомительного марша он почти засыпал с открытыми глазами или впадал в оцепенение, похожее на летаргический сон. В такие минуты ему казалось, что он все еще шагает в Сибирь в толпе несчастных ссыльных[6]. Он машинально опускал голову, словно пытался уклониться от ударов казацких нагаек. Тихие стоны измученных яков превращались в его видениях в жалобы товарищей по несчастью. Иногда ему казалось, что он всего лишь несколько дней назад бежал из-под конвоя и все еще блуждает среди глухой тишины горных ущелий китайского Туркестана.
Полузабытье путешественника было прервано каким-то подозрительным шорохом. Неужели это золотоискатели сговариваются отобрать у него сокровища? Путешественник невольно коснулся рукоятки револьвера. Вздрогнул, почувствовав прикосновение своей руки к холодной стали, и сразу пришел в себя. В полном сознании огляделся вокруг.
Караван подошел к началу перевала. Тибетцы остановились и стали совещаться, оживленно жестикулируя руками. Белый путешественник подошел к ним.
- За этими горами находится Лех[7], - заявил ему один из проводников, указывая на юго-запад.
- Сколько дней ходьбы? - отрывисто спросил белый на тибетском языке.
- Три дня, а до Кими - два. За перевалом уже Кашмир. Ты можешь дойти сам.
- Вы доведете меня до Кими, или вообще не вернетесь в свои фази[8], - с угрозой в голосе заявил белый.
- Видно, злой дух привел тебя к нам, - буркнул в ответ тибетец.
- Злой он или добрый, но вам придется шагать вперед, - приказал белый, не выпуская из рук револьвера.
Перевал был покрыт тонким слоем недавно выпавшего снега. Холодный ветер с удвоенной силой резвился в горах. И люди, и животные с трудом хватали разреженный воздух. Внезапно тибетец, возглавлявший караван, остановился и нагнулся, высматривая что-то на земле. Два его товарища поравнялись с ним и тоже замерли без движения.
- А ну, пошли вперед! Вы, верно, не видите, что нас настигает буря?! - воскликнул белый мужчина.
Но на этот раз проводники не обратили никакого внимания на гневный приказ путешественника. Они, словно в гипнозе, всматривались в землю. Белый ускорил шаги. Подошел к тибетцам и остановился в крайнем изумлении.
На снегу виднелись свежие, широкие следы босых ног. По расположению на одной линии с незначительным отклонением ступней на обе стороны следы были очень похожи на человеческие. Ширина шага свидетельствовала, что незнакомец отличался очень высоким ростом.
- Ми-го, зверь, который ходит как человек! - вполголоса сказал один из проводников.
- Ми-те, человек-медведь... - добавил второй. - Я знал, сагиб[9], что ты навлечешь на нас беду.
- Если это следы человека, то это лучшее доказательство того, что где-то здесь, поблизости, есть человеческое поселение, - громко сказал путешественник. - Радуйтесь, скоро я разрешу вам вернуться домой.
- До монастыря Кими отсюда два дня пути, и это ближайшее поселение, - ответил проводник. - Ни один человек не пошел бы в горы пешком так далеко. Кроме того, ты прекрасно знаешь, что тибетцы никогда не ходят босиком! Это следы Снежного Человека. Кто их увидит, должен погибнуть!
Белый путешественник нахмурил брови. Во время многолетнего пребывания в Средней Азии ему не раз приходилось слышать рассказ о таинственных существах, обитающих в диких, высокогорных, глухих местах. Его знакомый, житель Непала, вместе с которым он в свое время занимался поисками золота в горах Алтынтаг[10], говорил ему о незнакомых существах, которых зовут "Йети". Местное население верило, что встреча с этими существами обязательно приносит человеку смерть.
Путешественник нагнулся над следами, резко выделявшимися на снегу. Уверенности в том, что следы оставлены именно человеком, а не каким-то неизвестным животным, не было. Свежесть следов свидетельствовала о том, что неизвестное существо проходило здесь недавно. Путешественник не знал чувства страха. Он не был также суеверным. Ни животное, ни неизвестное человеческое существо не представляли опасности для четырех вооруженных мужчин.
- По-видимому, это следы медведя. Мне приходилось видеть похожие в горах Алтынтаг, - обратился к проводникам путешественник. - В путь! Если буря застигнет нас на такой высоте, открытой к тому же со всех сторон, нам в самом деле не поздоровится.
- Мы дальше не пойдем! Следы Ми-те ведут вдоль перевала. Нам придется идти вслед за ним. Ми-те почувствует это и устроит на нас засаду!
Путешественник отступил на два шага. Настороженно вперил взгляд в лица проводников. Нет, это не привычное упрямство с их стороны, которое он вынужден был ежедневно преодолевать. В глазах тибетцев отражался безумный, суеверный страх. Они и в самом деле верили, что одна лишь встреча с Ми-те обрекала их на смерть.
Инстинкт подсказал путешественнику, что нельзя перетягивать струну и доводить проводников до крайности. Их можно вынудить идти вперед, пока им угрожает смерть от голода или жажды, но теперь, когда их охватил ужас при одной мысли о возможной встрече с легендарным существом, любое насилие грозило удесятерить их сопротивление. Теперь они отважились бы на неравную борьбу с хорошо вооруженным белым человеком. Кроме того, их трое против одного... Что с того, что у него скорострельный револьвер? Не дрогнет ли рука в решительный момент? Ведь он ослабел не только от голода и жажды, но и от постоянного бодрствования.
- Мы возвращаемся, сагиб. Если ты ищешь смерти, можешь идти дальше один. Дай нам свою винтовку, а мы оставим тебе яка с твоими вещами, - сказал старший проводник.
На этот раз в его голосе послышалась такая решительность, что путешественник отказался от угрозы применения силы.
- Согласен, возьмите винтовку за яка, - ответил он, силясь сохранить спокойствие. - В какую сторону надо идти, чтобы попасть в Кими?
- По этому перевалу ты дойдешь до склона, ведущего в долину. Через день пути на юг увидишь перед собой монастырь на скалах. Конечно, если не встретишь несчастья, или не заблудишься, - закончил проводник.
С этими словами он отстегнул ружье, притороченное к вьюку яка, и передал путешественнику поводок, привязанный к кольцу в ноздрях животного. Из суеверного страха проводники упорно смотрели вниз, себе под ноги, чтобы не увидеть в глубине перевала прячущегося таинственного и грозного Снежного Человека.
Заметив панический страх на лицах тибетцев, белый путешественник снисходительно улыбнулся. Левой рукой он подхватил конец поводка, а правую всадил за пазуху. Коснулся спрятанного на груди продолговатого, туго набитого мешочка. Он думал вознаградить проводников горстью золота, но оставил свое намерение, сообразив, что тибетцы, увидев у белого золотые самородки, могут его убить и ограбить. С тяжелым вздохом он вынул руку из-за пазухи и помахал ею на прощание быстро удалявшимся тибетцам.
Путешественник остался один среди неприступных, покрытых вечными снегами, грозных горных вершин. Холодный порыв ветра ударил ему в лицо. Запрятав голову в ворот кожуха, он тронулся в путь по таинственным следам, черневшим на снегу, словно зерна громадных четок[11]. Дернул поводок яка, и тот тяжело поплелся за ним. Животное время от времени низко наклоняло голову и шероховатым языком жадно лизало снег, покрывавший землю.
Ветер подул сильнее. Снежные хлопья кружились в сумасшедшем танце, землю окутал белый туман. Путешественник протирал руками уставшие глаза и, не обращая внимания на растущую слабость, ускорял шаги. Он хотел сойти в долину еще до наступления темноты. Тяжелое дыхание вырывалось из его груди. Путешественник с трудом хватал воздух открытым ртом,
Через час утомительной ходьбы он добрался до конца перевала. Остановился, чтобы передохнуть. Воспаленными глазами водил по не очень крутому склону. Нагнулся и заглянул в каменную пропасть. Чтобы лучше видеть, прикрыл ладонью глаза.
В глубокой долине, лежавшей у его ног, почти в самом конце тропинки, вьющейся по склону горы, спускалось вниз странное, рыжеватое существо, напоминавшее голого человека. Путешественник протер глаза. Уж не привиделось ли ему это? Однако странное существо не исчезало. Слегка сгорбившись, оно проворно шло вниз по склону. На момент оно скрылось за обломком скалы, потом снова показалось на тропинке.
Путешественник выхватил из-за пояса тяжелый наган и выстрелил в воздух. Услышав выстрел, отозвавшийся в горах гулким эхом, странное существо на момент приостановилось, повернуло к путешественнику узкую, покрытую волосами голову. Потом побежало вниз к долине и исчезло в снежной мгле.
Белый человек спрятал револьвер и долго стоял без движения. Он почувствовал себя совершенно одиноким и слабым. Голод, жажда, и, в особенности, длительное отсутствие сна сказывались теперь с удвоенной силой. Присутствие трех тибетцев вынуждало его к бодрствованию для самообороны. Теперь, когда они ушли, воля и энергия ослабли, уступив место необыкновенной слабости. В глазах стоял красноватый туман. Из последних сил путешественник пытался бороться с угрожавшей ему со всех сторон смертельной опасностью. Он чувствовал, что если сразу же не подкрепится сном, то погибнет в пути.
Усилием воли он еще раз преодолел слабость. Неуверенными шагами направился вниз по склону, увлекая за собой спотыкающегося яка.
Тучи уже закрыли весь небосклон. Густые хлопья снега, гонимые ветром, окутали землю белым саваном. Прежде чем на землю спустилась ночь, путешественник добрался до дна долины. Як тяжело плелся вслед за ним. Измученное животное вывалило язык, но уже не имело сил лизать влажный снег. Як несколько раз споткнулся, и в конце тяжело упал на передние колени. Путешественник пытался помочь ему подняться на ноги. Он ухватился обеими руками за рога животного, но сам упал на землю. Тяжело застонав, як повалился на бок.
Путешественник долго лежал рядом с подыхающим животным, положив голову на его стынущее тело. Страшная усталость брала верх над инстинктом самосохранения, который требовал немедленно встать и идти дальше. Глаза невольно смыкались. Путешественник впадал в полулетаргическое состояние. Голова его в бессилии осунулась с яка на землю. Холодный вихрь, словно устыдившись столь легкой победы, немедленно бросил ему в лицо горсть снега. Путешественник еще раз открыл глаза и поднял голову. Ноги яка уже начинало заносить снегом. В глазах человека мелькнул ужас. С огромным трудом путешественник привстал на четвереньки, потом, опираясь рукой о тело животного, поднялся на ноги. Окоченевшими пальцами принялся развязывать свои вьюки. Снял бамбуковой шест, достал брезентовую палатку. Целый час молотком вбивал железные стержни в мерзлую землю. С большим трудом стал натягивать и привязывать ремешки. Сильный ветер безжалостно рвал из его рук брезентовое полотнище палатки, переворачивал шест. Полузамерзший человек вытянул из вьюка меховой спальный мешок. Вполз с ним под брезент. Единственным его желанием было отогреть руки. Тогда бы ему удалось закончить разбивку палатки. Спокойный сон вернул бы ему утерянные силы. А днем он без труда доберется до монастыря в Кими.
Ободренный этой надеждой, путешественник всадил в спальный мешок голову и плечи. Закрыл глаза, ожидая, когда отогреются окоченевшие руки, и начал медленно терять чувство времени. Блаженная слабость охватила его. На одном из железных стержней развязался узелок. Под порывом ветра брезент захлопал, как флаг, и открыл ноги путешественника, торчавшие из мешка.
Над горной долиной распростерлась ночь. Вьюга усилилась. Снег покрывал мертвого яка и умирающего от усталости человека, полуприкрытого палаткой. Ветер победно выл, взметая в воздух снежные облака.
Перед самым рассветом, как это обычно случается в здешней местности, вьюга стала утихать. Вдали послышался тоскливый звук длинных медных труб, которыми ламы испокон веков объявляли миру приход нового дня. Именно в это время в долину въехал одинокий всадник. Услышав звуки труб, он подстегнул лошадь. Снег заглушал стук копыт. Вдруг лошадь подняла голову, застригла ушами, тихо заржала и отпрянула в сторону.
Всадник схватился за луку седла. Он уже собирался ударить лошадь арканом, как вдруг увидел торчащий из-под снега рог яка. Всадник внимательно осмотрелся вокруг. В сугробе торчал бамбуковый шест. После некоторого колебания всадник спешился. Подошел к сугробу. Разгреб руками снег. Коснулся брезента. Теперь уже поспешно стал раскапывать сугроб. Увидел ноги, обутые в валенки. Наклонился и вытянул из спального мешка совсем окоченевшего человека. Рукой коснулся его лица. Оно было еще теплое. Быстро расстегнул меховую шубу, чтобы проверить, бьется ли сердце в груди человека. Слабые его удары не сулили ничего хорошего. Всадник задумался, что ему делать, как вдруг на груди человека заметил туго набитый мешочек. Пощупал его и хищным движением развязал. В лучах восходящего солнца блеснуло золото.
Всадник схватил было нож, чтобы перерезать ремень, на котором висел мешочек, но за его спиной послышался скрип снега. Всадник оглянулся и быстро прикрыл отворотами тулупа грудь замерзающего человека. С униженной и хитрой улыбкой на устах он приветствовал ламу из монастыря в Кими и его двух служителей.
Лама ответил небрежным кивком головы. Ни на минуту не переставая перебирать четки, он взглядом отдал приказ служителям. Они спешились. Молча расчистили снежный сугроб. Один из служителей влил в рот замерзающему несколько капель какой-то жидкости, и стал осторожно растирать снегом его лицо. Прошло какое-то время, и путешественник приоткрыл глаза. Сначала он увидел склонившееся над ним широкое лицо всадника, обезображенное глубоким шрамом, потом увидел ламу, шепчущего молитвы, и его двух служителей. Путешественник пытался что-то сказать, но снова потерял сознание.
Не повышая голоса, лама что-то приказал служителям. Один из служителей и всадник со шрамом на щеке осторожно положили путешественника на хребет осла и быстро направились к монастырю.
* * *
Несчастный путешественник медленно приходил в себя. Он с трудом приподнял веки, скользнул взглядом по белому потолку, повернул глаза и увидел серьезные, озабоченные лица монахов. Среди них стоял человек с широким шрамом на лице. Путешественник с усилием прошептал:
- Буду ли я... жить?
- Это зависит только от судьбы. Если тебе суждено жить, то будешь жить, - с философским спокойствием ответил один из лам.
- Где я?
- В монастыре Кими.
В глазах полуживого человека блеснула радость.
- Слава богу, я как раз хотел попасть сюда... - прошептал он.
- Кто стремится в святое место, может всегда рассчитывать на милость Будды[12].
Почувствовав ужасную боль, путешественник сжал зубы.
- К нему возвращаются чувства, это хороший знак, - сказал один из монахов. - Надо немедленно принять решение...
- Не лучше ли ему умереть, чем жить калекой?! - воскликнул человек со шрамом на лице.
- Не мы ему дали жизнь, и нет у нас права приговорить его к смерти. Что кому предназначено, должно исполниться, - ответил лама, и снова влил несколько капель живительной влаги в рот человека, потерявшего сознание.
Путешественник вновь открыл глаза.
- Мне нужно уведомить брата... я должен выслать письмо. Письмо надо написать по-английски, - шепнул он. - Кто это сделает?
- Успокойся, сагиб, я умею писать по-английски. Я живу в Лех и отправлю оттуда твое письмо. Я первый тебя нашел в снежном сугробе, - торопливо воскликнул человек со шрамом.
- Я тебе хорошо заплачу...
Путешественник пошарил рукой на груди. И только теперь заметил, что он раздет и лежит на циновке, прикрытый одеялом. Ламы заметили его беспокойство. Один из них сказал:
- Мы сохраним твое сокровище. Теперь ни о чем не думай. Когда придешь в себя, мы сделаем все, что захочешь.
- Мне необходимо написать брату... - прошептал путешественник.
От приступа ужасной боли он опять стал терять сознание. Ламы обменялись взглядами. Один из них влил больному в рот снотворное средство. Путешественник тяжело вздохнул. Он медленно погружался в сон. Ламы сняли с него одеяло и наклонились над отмороженными иссиня-белыми ногами несчастного...
I
Человек со шрамом на лице
К востоку от корабля "Звезда Юга", на горизонте, среди изумрудных волн Арабского моря виднелась синеватая полоска суши. Спустя месяц после выхода из Гамбурга[13], корабль подошел к Бомбею[14], который считается воротами западной части Индийского полуострова[15]. Большинство пассажиров готовились к выходу на берег, поэтому на опустевших палубах находились только несколько человек, если, конечно, не считать матросов. В шезлонге на верхней палубе полулежал Томек Вильмовский, зверолов и охотник. Он задумчиво смотрел на юго-западное побережье полуострова.
Через некоторое время на палубе появился широкоплечий великан. Он осмотрелся вокруг, будто кого-то искал, и, увидев Томека, подошел к нему быстрыми и легкими шагами, фамильярно похлопал по спине и спросил:
- На что это ты засмотрелся, браток? Ничего здесь не высмотришь, потому что Индию открыли уже до тебя.
- Да ну вас, боцман, вы прямо-таки ясновидящий! Вы отгадали мои мысли! Я как раз думал об одном интересном случае из истории географических открытий, связанных с Индией, - ответил Томек, бросая на своего друга, боцмана Тадеуша Новицкого, веселый взгляд.
- Не нужно быть ясновидящим, чтобы угадать о чем ты думаешь. Ты, браток, весь в своего отца. Он тоже постоянно водит носом по книгам, чтобы узнать, кто первый открыл какое-то болото или гору, или какие дикие звери живут в разных странах.
- Эй, боцман! Вы насмехаетесь над нами, а сами интересуетесь этими делами не меньше, чем мы, - ответил Томек.
- С кем поведешься, от того и наберешься. Раз уж судьба свела меня с такими книгоедами, как вы, то выкладывай, о чем ты думал.
- Я попытался представить себе XV век, когда португальский мореплаватель Васко да Гама[16], первый из европейцев, дошел до Индии морским путем и остановился у порта Каликут[17].
- Старая это история, известная любому матросу, - сказал боцман, пожимая плечами. - Почему как раз теперь ты об этом вспомнил? Ведь Каликут расположен южнее, у подножия Западных Гат[18]. Мы не увидим этот порт даже издали!
- Вы правы! История открытия морского пути в Индию известна всем, но знаете ли вы, что в день исторического прибытия Васко да Гамы в Каликут в свите туземного царька, приветствовавшего путешественника в порту, был выходец из Польши, который, как из этого следует, оказался там значительно раньше, чем португалец?
- Эй, браток, ты это серьезно?
- Конечно, мой дорогой боцман.
- Ну, ну, я и в самом деле ничего подобного не слышал. Кто же это был?
- Один польский еврей из Познани.
- Ах, черт бы его побрал! Вот ловкий парень! Как же он туда угодил?
- Вот об этом я и думаю, потому что знаю только то, что с ним произошло позже. Васко да Гама не сумел завоевать расположения туземцев, и, разгневавшись, ушел из города, а "на прощание" обстрелял его из пушек и захватил с собой индийских заложников. Среди них находился и наш познанец. Приехав в Португалию, он изменил фамилию и стал зваться Гаспаром да Гама или Гаспаром да Индия, и как человек, прекрасно знающий Индию, сыграл потом известную роль в завоевании этой страны европейцами[19].
Внимательно выслушав Томека, боцман сказал:
- Ты, браток, всюду найдешь поляка, даже в стоге сена. Но нам сейчас не до веселья. Я все думаю, застанем ли мы нашего друга, Смугу, целым и невредимым.
- Мы с папой тоже беспокоимся о нем. Телеграмма, полученная нами пять недель назад, слишком лаконична, и заставляет о многом призадуматься.
Томек достал из бумажника телеграмму. Они склонились над ней и стали читать:
"Андрей - немедленно приезжай с Томеком и боцманом в Индию. Встретимся в Бомбее. Известие в конторе Восточных линий дальнего плавания. Необходима Ваша помощь -Смуга"
- Плохи дела у Смуги - буркнул боцман. - Такой смельчак, как Смуга, не стал бы нас беспокоить по пустякам.
- Верно, боцман. Видимо, папа тоже так думал, если сразу же вызвал меня из Лондона, хотя до конца учебного года осталось еще несколько недель, - ответил Томек.
- Ну, что ж, мы сделали все, что от нас зависело, чтобы как можно скорее очутиться рядом с нашим товарищем. Смотри, браток! Перед нами Бомбей, как на ладони. Пойдем-ка поможем твоему папаше собрать вещи, - предложил боцман.
Три путешественника прямо из порта, находящегося в европейском районе, на двухколесных рикшах, которые тянули босоногие кули, направились в ближайшую гостиницу. Они с интересом рассматривали город. Бомбей - это один из главных торговых центров Индии. Европейский район, застроенный в основном англичанами, состоял из великолепных современных зданий. Здесь находились правления английских промышленных предприятий, богатые банки, а витрины фешенебельных магазинов привлекали покупателей различными предметами роскоши. По широким улицам, развалясь в белых рикшах, ездили спесивые англичане или их жены, разодетые в шуршащие шелком платья. В этом районе Бомбея также и туземцы - мужчины, работники английских предприятий, забросили свое национальное одеяние, сменив его на европейские костюмы. Только женщины-туземки продолжали носить красочные сари[20]. Блестевшие на солнце купола индийских храмов и минареты мусульманских мечетей несколько нарушали европейский облик города.
Босоногие индийские служители бесшумно понесли багаж наших путешественников в снятые ими номера. Путешественники быстро переоделись и вышли на улицу, залитую лучами тропического солнца. Рядом с гостиницей находилась просторная вилла, в которой помещался клуб, предназначенный исключительно для европейцев. Закрытые шторами окна клуба как бы приглашали отдохнуть от жары в удобных, прохладных помещениях. Однако это не соблазнило путешественников, встревоженных судьбой друга. Они наняли рикши и приказали ехать в контору Восточных линий дальнего плавания.
Несмотря на раннюю послеобеденную пору, в конторе царила оживленная сутолока. Томек нетерпеливо огляделся вокруг, надеясь увидеть Смугу в толпе посетителей, но отец потянул его за рукав, и они вместе подошли к столику с надписью "Справки". Сидящий за столом смуглый мужчина с иссиня-черными волосами любезно обратился к ним:
- Чем могу служить, милостивые государи?
- Наш друг, Ян Смуга, обещал оставить в вашей конторе известие для нас, - ответил Вильмовский. - Вы можете сказать, к кому нам обратиться по этому вопросу?
- Надеюсь, я имею честь говорить с сагибом Вильмовским? - спросил служащий, испытующе глядя на путешественников.
- Я - Андрей Вильмовский, это мой сын Томаш и боцман Тадеуш Новицкий.
- Прошу меня извинить, милостивые государи, но я вынужден просить вас показать документы для того, чтобы убедиться в том, что вы действительно друзья сагиба Смуги, - сказал служащий.
- Пожалуйста, вот наши паспорта, - ответил Вильмовский.
Служащий тщательно изучил документы, после чего встал со стула и поклонился:
- Я рад познакомиться с вами, милостивые государи. Моя фамилия Аббас. Это у меня сагиб Смуга оставил письмо и ценный депозит для вас.
- Очень приятно, - ответил Вильмовский, пожимая служащему руку. - Наш друг обещал, что будет ждать нас в Бомбее. Вы вероятно, знаете его адрес?
- Сагиба Смуги сейчас нет в Бомбее. Из письма вы узнаете все.
- Пожалуйста, дайте это письмо.
- К сожалению, у меня нет его с собой. Письмо и ценный депозит я храню у себя на квартире.
- Что это за депозит оставил нам Смуга? - с любопытством спросил Томек.
Служащий подозрительно оглянулся вокруг. Убедившись, что их никто не может подслушать, он наклонился к путешественникам и шепотом сказал:
- Это мешочек с золотом. Однако здесь лучше об этом не говорить. С тех пор, как сагиб Смуга оставил у меня депозит, мне все время кажется, что кто-то за мной следит. Даже на моей квартире кто-то уже побывал. К счастью, слуга вспугнул непрошенного гостя. Через три часа я кончаю работу. Буду ждать вас у себя. Вот мой адрес.
Путешественники, заинтересованные словами служащего, вышли из конторы. Воспользовавшись свободным временем, зашли в ресторан пообедать.
- Вот это да! Сдается мне, что Смуга влез в опасное дело, - заметил боцман, когда они уселись за стол.
- Наверно, ему грозит опасность. Ведь в телеграмме он написал, что нуждается в нашей помощи, - тихо добавил Томек.
- Вскоре мы узнаем, в чем дело. Теперь не стоит строить догадки по поводу того, чего не знаем, - сказал Вильмовский. - Если во время обеда мы займемся только едой, то делу этим не повредим. Бывает, что и стены имеют уши.
- Правильно, папа. Мы должны помнить о том, что нам сказал Аббас, - добавил Томек.
- Боцман, оружие при вас? - спросил Вильмовский.
- Будь спокоен, Андрей. Пушка, как всегда, покоится в боцманском кармане.
- У меня тоже с собой револьвер, папа, - вмешался Томек.
- Прекрасно. Давайте обедать.
Около девяти часов вечера путешественники на рикшах поехали по указанному Аббасом адресу. Рикши с трудом пробивали себе путь в индийский район. Путешественники могли воочию убедиться, что Индия - страна величайших контрастов. Почти на каждом шагу они поражались своеобразным обычаям жителей.
Современный центр города не мог дать понятия об облике настоящей Индии. Но, когда они въехали в древний туземный район, картина коренным образом изменилась. Они очутились в лабиринте крутых и узких улочек. Каменные дома с потрескавшимися стенами были обрамлены галереями, нависшими прямо над тротуарами. Фешенебельные магазины исчезли. Вместо них появились лавки, палатки и просто лотки. Не видно было людей в европейской одежде. Несмотря на вечер, улицы были переполнены людьми, одетыми по старому, индийскому обычаю. У многих из них не было где преклонить голову. Они рождались, жили и умирали прямо на улице. Торговцы раскладывали перед домами товары. Тут продавали одежду, посуду, сладости, фрукты, мясные обрезки и овощи. Зубные врачи под сенью черных зонтов вырывали зубы своим пациентам, парикмахеры брили и стригли клиентов. Ремесленники работали в своих мастерских, расположенных на галереях домов.
Рикши показывали чудеса ловкости, лавируя в толпе торговцев и пешеходов. Заметив заклинателя змей, Томек высунулся из рикши, чтобы присмотреться к нему. Старый индиец, окруженный толпой зевак, играл на флейте, а рядом с ним, в такт монотонной мелодии, колыхалась ядовитая кобра[21]. Чуть дальше какой-то религиозный фанатик, которого единоверцы считали святым, стоял на голове, неподвижно выпрямив ноги. Проходящие женщины несли на головах жбаны с водой либо с оливковым маслом, и корзины с различными продуктами, Множество нищих, нередко с лицами, обезображенными проказой[22], протягивали худые руки с настойчивой просьбой о подаянии. В толпе людей бродили коровы, безнаказанно хватавшие зеленые стебли с лотков овощных лавок, а кое-где, в тени домов, спали бездомные дети, или одетые в рубища - кули.
Томек с любопытством глядел на странную, шумную, разноцветную толпу жителей индийского города. Вскоре рикши остановились у крыльца трехэтажного, узкого здания. На первом этаже была небольшая лавка. Через дверной проем, не закрытый циновкой, виден был прорицатель с хитрым, "всеведущим" выражением на лице. Тихим голосом он предсказывал будущее присевшей рядом с ним молодой девушке. Когда рикши остановились у дома, из-за ширмы за плечами прорицателя выглянула голова, украшенная большой чалмой. Черные, как уголь, глаза вперились в белых путешественников, после чего лицо с глубоким шрамом вновь скрылось за ширмой.
Вильмовский первым вошел в полутемный коридор. Кругом чувствовался сильный запах пригоревшего оливкового масла.
- Стряпают ужин, - буркнул боцман, споткнувшись о ступеньку.
- Это, пожалуй, здесь, - сказал Вильмовский. Он остановился у двери. Достал коробок спичек. Осветил надпись на визитной карточке и постучал.
Дверь открыл индийский слуга.
- Господин Аббас дома? - спросил Вильмовский.
- Добрый вечер, милостивые господа, - приветствовал путешественников Аббас, появившись в прихожей вслед за слугой. - Входите, пожалуйста, я сам только что вернулся домой.
Хозяин ввел их в хорошо обставленную комнату. Оба окна, из которых одно выходило на улицу, а второе, наверное, на задний двор, были завешены легкими, цветными циновками. В углу на треноге горела масляная лампа. Тусклый свет едва касался стен и почти не освещал скрытого в полумраке потолка комнаты.
- Пожалуйста, будьте любезны присесть, - пригласил Аббас.
Он подвинул к маленькому столику низкие табуретки, а сам уселся в плетеное кресло за письменным столом. Боцман закурил трубку. Вильмовский и Аббас затянулись папиросами.
- Прежде всего я должен объяснить вам, милостивые господа, почему я, говоря о делах сагиба Смуги, предпринимаю меры предосторожности, - начал беседу Аббас. - Дело в том, что мой знакомый, досточтимый Пандит Давасарман, просил меня от имени сагиба Смуги сохранить для его друзей письмо и ценный депозит. Обстоятельства сложились так, что еще до вашего приезда сагиб Смуга вынужден был уехать на север. Меня предупредили о необыкновенной ценности депозита, поэтому я и храню его в сейфе на своей квартире. Вскоре я стал замечать, что за мной следит какой-то человек, тщательно скрывающий свое лицо. Это встревожило меня, и я принял меры предосторожности, причем однажды чуть не поймал моего преследователя. К сожалению, несмотря на, казалось бы, слабое телосложение, он был значительно сильнее меня. Свалил меня одним ударом кулака. И все же во время этой борьбы мне удалось сорвать с его головы капюшон бурнуса[23]. Я увидел лицо с глубоким и широким шрамом. Как я уже сказал, ему удалось бежать. Вечером того же дня он вломился в мою комнату, но, к счастью, его вспугнул слуга. Правда, с тех пор я его больше не видел, но меня постоянно преследует ощущение, что он находится где-то вблизи.
- Значит вы считаете, что за вами следят из-за этого депозита? - спросил Вильмовский.
- Я веду спокойную жизнь, никогда ни с кем ни о чем не спорил. Все мои заботы начались после того, как я взял этот депозит на сохранение. Кроме того, мой слуга считает, что взломщик искал в квартире что-то определенное. Расскажи сам господам, как это было.
Последние слова Аббаса были обращены к слуге, разливавшему чай с молоком в чашки. Слуга поставил чайник на поднос и сказал:
- Это правда, милостивые государи. У меня нет сомнения, что он искал сейф. Некоторое время я наблюдал за ним из-за портьеры, потом поднял тревогу. Вор сразу же бросился бежать.
- Ну, если так обстоят дела, то вы вернете себе покой, когда мы возьмем у вас столь неудобный депозит, - сказал Вильмовский. - А где сейчас господин Смуга? Вы ему сообщили о таинственном преследователе со шрамом на лице?
- Я не знаю, где сейчас находится сагиб Смуга. Знаю лишь то, что он вместе с досточтимым Пандитом Давасарманом поехал на север страны. Поэтому я не мог ему ничего сообщить.
- А кто такой Пандит Давасарман? - полюбопытствовал Томек.
- Это очень ученый и богатый человек. Он родственник магараджи[24] Алвара[25], - ответил Аббас. - Я полагаю, в письме вы найдете все необходимые данные.
- В таком случае, будьте любезны, дайте нам письмо и депозит.
Аббас согласно кивнул головой. Он встал с кресла и подошел к стене, покрытой деревянной панелью с искусной резьбой. Рукой он нажал на барельефе голову какого-то мифического[26] чудовища. По-видимому, под ней был рычаг скрытого механизма, потому что сразу же часть панели отодвинулась от стены, и за ней показались дверки небольшого стального несгораемого шкафа. Аббас достал из кармана связку ключей, открыл шкаф, и вскоре положил на письменный стол конверт с сургучными печатями и плотно набитый кожаный мешочек.
- Вот письмо и депозит, - торжественно произнес он. - Я искренне рад, что с успехом выполнил поручение досточтимого Пандита Давасармана. Будьте любезны, милостивые государи, распишитесь в получении депозита.
Говоря это, Аббас подал Вильмовскому вырванный из записной книжки листок. Вильмовский взял ручку, опустил ее в чернильницу. Четверо мужчин так низко склонились над письменным столом, что не заметили смуглую руку с туго зажатой, свернутой в шар лентой чалмы. Рука эта вдруг появилась из-за циновки, которой было завешено окно, выходящее во двор. Шар, брошенный ловкой рукой, попал прямо на горевший в углу масляный светильник. Вильмовский как раз подписывал квитанцию, когда раздался предостерегающий крик слуги.
В комнате воцарилась полная темнота. Вильмовский схватил со стола конверт с печатями и почувствовал на столе еще чью-то руку.
- Свет! Зажгите спичку! - воскликнул он.
В темноте послышался шум борьбы, прерывистое дыхание и звук бьющихся чашек. Блеснул желтоватый огонек. Удерживая в пальцах горящую спичку, боцман увидел клубок из тел троих человек. Это Аббас и его слуга пытались задержать мужчину, лицо которого было прикрыто маской. Но прежде, чем горевшая несколько мгновений спичка погасла, мужчина воспользовался случаем и сильным ударом кулака в подбородок свалил храброго слугу на землю. В темноте послышался сдавленный крик боли. На пол упало что-то тяжелое.
Боцман бросился на помощь Аббасу. Он с кем-то столкнулся, и сразу же схватил его руками, как клещами.
- Боцман, ко мне! - раздался крик Томека.
- Ах, чтоб вас черти подрали! - выругался моряк, сообразив, что держит в объятиях своего молодого друга, который, подобно ему, спешил на помощь Аббасу.
Кто-то сорвал циновку с окна, выходящего во двор. Лунный свет ворвался в темную комнату. На фоне светлого проема окна показался силуэт мужчины. Выпустив Томека из железных объятий, боцман ногой оттолкнул столик, преграждавший ему путь, и одним прыжком бросился к окну. Таинственный мужчина прыгнул из окна вниз. Как тигр, боцман бросился за ним. Всей тяжестью своего огромного тела он грохнулся на крышу какой-то пристройки. Гнилая доска крыши проломилась, и боцман левой ногой застрял в дыре. Несмотря на это, он успел схватить мужчину за руку. Тот застонал от боли. Моментально обернулся. В лунном свете показалось лицо с широким шрамом. В руке мужчины блеснул кинжал. Нога, застрявшая в дыре, не позволила боцману отбить удар. Острое лезвие впилось ему в руку, и боцман, почувствовав сильную боль, непроизвольно выпустил преступника. Тот быстро спрыгнул с крыши на землю, перескочил через забор и исчез в темном переулке.
В конце концов, боцману удалось вырвать ногу из предательской ловушки. Когда он сходил с крыши пристройки на землю, во двор выскочил Томек с револьвером в руке.
- Не так быстро, браток, не так быстро. Птичка упорхнула из клетки. Гнаться за ним по этим закоулкам - все равно, что искать ветра в поле, - вполголоса сказал боцман.
- С вами ничего не случилось? - тревожно спросил Томек.
- А что могло случиться? Ребенок я, что ли? Я поймал бы эту проклятую крысу, если бы не то, что нога попала в дыру на крыше. Скажи лучше, все ли в порядке там, наверху?
- Аббас ранен. Не знаю, серьезно ли. Когда зажгли светильник, я убедился, что вор стащил наше золото, и сразу же бросился вслед за вами, чтобы помочь поймать вора.
Не говоря больше ни слова, боцман подтолкнул Томека к двери дома. В комнате Аббаса они застали Вильмовского и индийского слугу, склонившихся над распростертым на циновке Аббасом.
- Надо немедленно вызвать врача, - быстро сказал Вильмовский, увидев входящих.
Боцман наклонился над Аббасом. Левой рукой приподнял окровавленный платок, которым слуга пытался остановить кровотечение из раны. Одного взгляда на узкое отверстие, оставленное острием кинжала, было достаточно, чтобы определить опасность раны. Рана была смертельной.
- Да, да, необходимо немедленно вызвать врача и уведомить семью, - пробурчал боцман, поднимаясь.
Аббас медленно приоткрыл веки. Затуманенными глазами взглянул на своих белых гостей и с огромным трудом прошептал:
- Сообщите... моему брату... слуга знает...
- Пойдем вдвоем, - сказал боцман побледневшему слуге. - Есть ли где-нибудь поблизости врач?
- В соседнем доме, сагиб... - ответил слуга.
- Побежим за доктором, а потом - к брату. Томек, держи револьвер в руке и стреляй, если бандит осмелится сюда вернуться.
Но врачебная помощь не принесла облегчения несчастному Аббасу. Он умер на рассвете, не приходя больше в сознание. Сразу после короткого допроса, учиненного полицейским, брат умершего начал готовить погребальный обряд. Братья были парсами[27], поэтому погребальное шествие направилось к знаменитым башням молчания, построенным за городом среди болот. По обычаю последователей зороастризма, парсы оставляли своих мертвых хищным птицам на растерзание.
Жуткий погребальный обряд произвел на Томека весьма неприятное впечатление. Стаи прожорливых птиц кружили в воздухе над башнями молчания. По обычаю парсов, погребальные процессии подходили к странным сооружениям, напоминающим круглые, широкие башни, ежедневно в одну и ту же пору дня. Члены семейств покойников не допускались в мрачные кладбища. Они передавали тела умерших у ворот, так называемым Перевозчикам Смерти, ибо только им дано было право переступать порог башен молчания. Тела детей они ставили на самом низком этаже, на среднем - тела женщин, а на самом высоком - мужчин. Как только "гробовщики" уходили из башни, хищные птицы немедленно бросались внутрь, чтобы начать жуткий пир. Вскоре в башне оставались лишь обглоданные человеческие скелеты. Конечно, под влиянием атмосферных условий кости быстро превращались в прах. Тогда Перевозчики Смерти сбрасывали их остатки в колодец, расположенный в центре башни, освобождая таким образом место для других тел.
Только после полудня путешественникам удалось вернуться в гостиницу, где они оставили свой багаж. Подавленные трагическими событиями, они уселись в удобные кресла на тенистой веранде. Боцман приказал официанту подать бутылку рома и охлажденные фруктовые соки.
- Плохи наши дела. В первый же день нас встретили здесь убийством и грабежом, - сказал боцман, когда официант ушел, бросив взгляд на свою правую руку, перевязанную бинтом. - Бедный Аббас! Я все время думаю, почему этот тип со шрамом на щеке решился на убийство? Неужели только ради золота?!
- Кто знает? Если судить по размерам мешочка, золота там было порядочно, - сказал Вильмовский.
- Смуга лично передал депозит в руки Аббаса. Как же мог убийца знать, что было в мешочке? - вмешался Томек.
- Наверно, Смуга не сумел сохранить нужную в таком случае осторожность, - пробурчал боцман.
- Возможно и ему грозит серьезная опасность, - взволнованно воскликнул Томек. - Нам необходимо как можно скорее найти его!
- Клянусь, ты прав, браток, - согласился моряк. - Хорошо, что хоть письмо не попало в руки таинственного убийцы. Андрей, прочти нам его еще раз.
Вильмовский достал из кармана письмо и стал читать вполголоса:
"Дорогие друзья! Я обещал, что буду ждать Вас в Бомбее, но к моему искреннему сожалению, я должен выехать отсюда еще до Вашего прибытия. Я опасаюсь сообщать в письме слишком подробно, почему просил Вас немедленно приехать в Индию. Для всех нас будет лучше, если я сделаю это лично. Скажу только, что я планирую длительное и довольно рискованное путешествие. В Бомбее я хлопотал о получении от английских властей разрешения на свободное передвижение в пограничной полосе. Только лишь прибыв сюда, я узнал, что лицо, от которого зависит окончательное согласие, находится теперь в Дели, в северной части страны. Поэтому я вынужден ехать туда, оставив это письмо и депозит у Аббаса, для передачи Вам. Пользуйтесь содержимым мешочка по своему усмотрению и прежде всего возместите все расходы по путешествию. Очень Вас прошу - приезжайте как можно скорее в Алвар, расположенный неподалеку от Дели и узнайте обо мне у магараджи этого княжества. С нетерпением жду Вашего приезда. Крепко Вас обнимаю и заранее благодарю за скорое выполнение моей просьбы.Ваш старый друг, Ян Смуга".
- Я ничего не понимаю, - вздохнул боцман.
- Интересно, где Смуга раздобыл это золото? - заметил Томек. - Может быть, это плата за выполнение какого-то опасного поручения?
- Самим нам эту загадку не разгадать, мои друзья, - сказал Вильмовский. - Все дело и впрямь выглядит довольно таинственно, и лучше всего мы поступим, если завтра отправимся в Алвар.
- Ты прав, папа! Смуга нам все объяснит, - согласился Томек.
II
Шествие слонов
Было раннее утро. Вильмовский и боцман еще спали на нижних полках, расположенных по обеим сторонам четырехместного купе вагона. Они лежали с закрытыми глазами, а их груди размеренно поднимались и опускались от тяжелого дыхания. Томек лежал на одной из двух верхних полок. Лежа на боку, почти на самом краю полки, он подпер голову левой рукой, а правой обмахивался бумажным веером. Время от времени он задумчиво поглядывал в окно вагона.
Тропическая жара проникала в купе через проволочную сетку, закрывавшую окно, которая должна была защищать пассажиров от укусов опасных насекомых. Раздвинутые занавески позволяли видеть светлую голубизну неба.
Утренняя тишина, стоявшая в вагоне первого класса, местами в котором пользуются в Индии только белые путешественники, способствовала размышлениям о необыкновенной поездке в страну вечных тайн. Трагические события, которые произошли в Бомбее, отодвигали все другие впечатления на второй план. Поэтому только теперь, во время долгих часов путешествия поездом на север, Томек мысленно приводил в порядок все наблюдения, сделанные раньше.
Томек отлично изучил географию и многое узнал об Индийском полуострове, одном из крупнейших на земном шаре[28]. Уже одно географическое положение Индии делало из этой страны область удивительных контрастов. Южный край Индии достигал экватора, центральные районы находились в умеренной зоне и представляли собой страну огромных рек и плодородных долин, но одновременно также огромных пустынь, а на севере вздымались самые высокие на земном шаре горные вершины, покрытые вечными снегами и льдами. Томек знал, что Индия - необыкновенная страна, где живут народы почти всех рас земного шара. Ему также приходилось слышать о легендарном богатстве индийских магараджей, о религиозных распрях; однако он никогда не предполагал, что прославившаяся своей роскошью Индия - это одновременно страна безнадежной нищеты и голода[29]. Какими же непонятными казались ему индийцы! Они гордились древнейшей культурой, и в то же время верили в волшебства, суеверия, были подвержены социальным предрассудкам, которые обрекали на нищету и гнет огромные слои населения, молились чудовищным богам, вытесанным из камня. Наряду с богатством и плодородием, сколько же было в этой стране человеческого унижения, несправедливости и нищеты!
Время быстро проходило в размышлениях и беседах с товарищами о тайне Яна Смуги. Некоторое разнообразие представляли обеды в поезде, потому что по обычаям, господствующим в Индии, получить обед в пути было довольно сложно. Это вызывало протесты со стороны боцмана Новицкого. Ведь он любил есть часто и плотно. А здесь для того, чтобы получить обед, необходимо было заказать его у босоногого официанта, который собирал заказы во время стоянки на одной из станций. Этот обед приносили в купе только на следующей станции, а посуду забирали на третьей. Поэтому боцман утверждал, что во время путешествия поездом по "такой несуразной стране" он не умер с голоду лишь благодаря крикливым торговцам вкусными, сочными плодами, продававшимися на всех остановках.
Поезд мчался на север. Томек записывал в свою записную книжку названия важнейших городов: Бомбей, Сурат, Барода, Ахмадабад и Джайпур[30]. Сегодня утром он записал название станции "Бандикуи". В полдень они должны были приехать в город Алвар. Это была цель их путешествия.
* * *
Поезд уменьшал ход. Томек вплотную приник к оконной сетке. Вдали, посреди тропической зелени, виднелись купола дворцов и храмов, возвышавшихся над крепостными стенами, которыми был окружен индийский городок.
Боцман достал из кармана часы и, бросив на них взгляд, сказал:
- Сдается мне, Андрей, что мы, наконец, подходим к порту. По расписанию мы должны скоро сойти на берег в Алваре.
- Совершенно верно, дружище, если, конечно, учесть, что поезд - это не корабль, а город Алвар, расположенный в самом центре Индии, не порт, - ответил Вильмовский, посмеиваясь над добродушием моряка, который даже на суше часто употреблял морские выражения.
Боцман нетерпеливо махнул забинтованной рукой и грубовато проворчал:
- Не цепляйся, дружище, к каждому слову, потому что мне совсем не до шуток. Поезд ползет, как черепаха, а ведь это таинственное дело Смуги за сто миль смердит китом, выброшенным на мель!
- Все наши догадки на эту тему ничего не дадут. Поэтому лучше, пожалуй, подождать, пока сам Смуга не расскажет нам обо всем. По-видимому, речь идет о чем-то важном, - ответил Вильмовский и, обращаясь к сыну, который посматривал через окно, добавил: - Томек, пора собирать вещи. Мы подъезжаем к Алвару.
- Да, папа, уже видны строения города, а боцман опять начинает жаловаться. В Гамбурге он жаловался, что чувствует себя в городе, как соленая селедка в бочке. Теперь его раздражает слишком длительное путешествие поездом...
- Эй, браток, не вводи меня во искушение, а то я тебя заставлю прикусить язык, - пробурчал боцман, пасмурно глядя на молодого друга. - Под носом у тебя не усы, а только место для них, но ты все чаще начинаешь брыкаться, хотя перед тобой старшие!
Томек улыбнулся; подошел к моряку и заглянул ему в глаза, говоря:
- А вы своими непрерывными жалобами не пытайтесь скрыть беспокойства за судьбу Смуги. Мы ведь тоже боимся за него.
- А ты откуда знаешь, что я беспокоюсь о Смуге? - спросил боцман.
- Наша бойкая приятельница, Салли, которая пережила с нами немало необыкновенных приключений[31], сказала бы, что ваше лицо подобно страницам открытой книги.
Смущенный боцман кашлянул, чтобы выиграть время. Однако вскоре он овладел собой и нашел способ отплатить другу той же монетой.
- Это даже красиво с твоей стороны, что ты почти каждый день вспоминаешь эту милую голубку Салли, - начал боцман якобы с одобрением. - Я думаю, что ты предпочитал бы теперь сидеть рядом с ней и помогать ей учить уроки. Но мне все же кажется, что тебе было бы лучше не так часто вспоминать о ней.
- Не понимаю, о чем вы говорите, - буркнул Томек, невольно краснея.
- Да так, ничего особенного! Говорят, что когда вспоминают отсутствующего, тот начинает икать, а ведь это может помешать нашей голубке учить уроки. Ты, пожалуй, не хотел бы, чтобы твоя невеста стала второгодницей?
- Я вас тысячу раз просил не называть Салли "голубкой". Кроме того, кто вам сказал, что она моя невеста? - возмутился Томек.
- Ах вот как, изменник!? - не на шутку осерчал боцман. - Ты обижаешь девушку, несмотря на то, что мы рисковали жизнью для ее спасения?! Говори что хочешь, но я и так знаю все. Будь я на твоем месте, я бы не стерпел, чтобы какой-нибудь хлыст с прилизанными волосиками на затылке начал ухаживать за ней!
- О ком вы, собственно, говорите? - встревоженно спросил Томек, забывая о своем возмущении. - Уж не о двоюродном ли братце Салли, который поглядывает на нее, как кот на сало?
- Ага, не нравится тебе этот братец, ты, обманщик? - с триумфом ответил боцман. - Ну, да шут с ним. Но, по-моему, ты бы мог взять да и садануть ему в ухо! Правда, я не дивлюсь ни тебе, ни этой английской тычке, потому что и сам я, будь чуть-чуть помоложе, пялил бы на Салли глаза... Девушка - молодец, и при том товарищ что надо! Как она себя геройски вела, когда индейцы в Америке взяли ее в плен!
- В Мексике вы набрасывались на вождя Черную Молнию за то, что он сватал вам индианку, а теперь сами стали сватом, - возмущался Томек. - Вы меня дразните, а я...
- Довольно ссориться, мои дорогие, пора выходить, мы приехали, - сказал Вильмовский, прекратив стычку друзей.
Поезд приближался к перрону небольшой станции. Томек и боцман сразу же забыли о своей ссоре. В полном согласии они свернули дорожные одеяла, положили их в специальные корзины и, как только поезд остановился, бросились выносить багаж на перрон. Привычные к длительным путешествиям, они сделали это очень быстро. Прежде чем поезд отправился в дальнейший путь, Томек сумел проверить, все ли вещи они вынесли из вагона, не забыли ли футляры с оружием, и только после этого оглянулся вокруг.
Одинокое здание вокзала в Алваре напоминало большой деревянный сарай. С перрона виднелась дорога, вьющаяся среди обработанных полей и рощ. Она вела к городу, окруженному старинными крепостными стенами. На перроне не было никого, кроме нескольких полуодетых подростков. Они с любопытством разглядывали чужих, белых путешественников. Дружеским жестом руки Вильмовский подозвал к себе мальчиков и обратился к ним по-английски:
- Вы знаете, где находится дворец магараджи Алвара?
- Ах, белый сагиб, кто же может перечислить все дворцы нашего великого магараджи! - тоже по-английски ответил бойкий паренек. - У него их, пожалуй, столько, сколько звезд на небе. Я знаю только три из них, но кто-нибудь из старших может указать и больше. Один дворец находится в самом Алваре, второй - за городом, в огромном парке на краю джунглей, а третий в священном городе Бенаресе[32], куда магараджа каждый год ездит молиться.
- А теперь магараджа в Алваре? - продолжал спрашивать Вильмовский.
- У нас каждый ребенок знает, что в пору охоты на тигров наш магараджа живет в своем дворце рядом с джунглями. Я слышал, что сегодня остальные слоны выйдут из Алвара в охотничий дворец на большую охоту, - пояснил паренек, изумленный невежеством белых сагибов, которые обычно все знают.
- Благодарю тебя за столь исчерпывающие сведения, - с улыбкой ответил Вильмовский. - Мы теперь знаем, где найти магараджу. Можешь ли ты нам сказать, как удобнее всего добраться с нашим багажом в этот дворец?
- Нет ничего легче, сагиб, У подъезда вокзала стоит тика гари[33]. Кучер за несколько аннов[34] довезет вас прямо до дворцовых ворот, - посоветовал мальчик.
- Ну так помогите нам отнести наш багаж, - предложил Вильмовский.
- Мы охотно поможем, великодушный сагиб! Я думаю, что ты дашь нам за это по одному анну, - охотно воскликнул паренек, хватая большой чемодан.
- Хорошо, я вам дам по одному анну, - согласился Вильмовский и многозначительно подмигнул чумазым шалунам.
Все вместе они вышли к подъезду. Как и говорил паренек, тика гари стояла у входа в здание вокзала. Это была телега без рессор, по виду напоминающая дилижанс. Внутри, с обеих сторон, находились скамьи для пассажиров, закрытые от солнца оригинальным балдахином из джутовых мешков, прикрепленных к бамбуковым жердям, установленным по четырем углам телеги. В телегу были впряжены две небольшие, тощие лошади.
Вильмовский быстро сторговался с кучером, одетым в длинные, широкие штаны, с выпущенной поверх них рубашкой без воротника, и в небольшую чалму на голове. Потом он расплатился с мальчуганами, которые с писком и гамом, толкая друг друга, уместили багаж между скамьями дилижанса.
Белые путешественники уселись в примитивной повозке. Кучер не спеша сел на толстое дышло между лошадьми, и, не переставая жевать бетель[35], крикнул:
- Хонг, хай, хай![36]
Исхудалые клячи тронулись с места и поплелись по направлению к Алвару. На некотором расстоянии от вокзала дорога, посыпанная мелким гравием, стала подниматься в гору. Вдоль дороги, среди окруженных кустами алоэ и довольно чистых двориков, стояли деревенские домишки, сплетенные из бамбука. Почти перед каждым из них росло банановое дерево[37]. Наблюдательный Томек обратил на это внимание и поделился своим наблюдением с товарищами. Вильмовский, будучи превосходным географом, знал обычаи народов разных стран, и объяснил, что отдельные деревья банана не случайно растут рядом с хижинами индийских крестьян. По местному обычаю, каждый индиец в день свадьбы сажает во дворе своего дома банановое дерево, чтобы питательные плоды уберегли семью от голода. Перед хижинами, в тени рододендронов, усыпанных красными цветами, видны были женщины и группки детей.
Крестьянки были одеты в платья из двух кусков цветистой ткани, большей частью в красно-желтую клетку. Один кусок ткани покрывал стройные бедра, второй - плечи и грудь. Молодые женщины носили на руках и ногах браслеты, а в мочках ушей - огромные серьги.
Замужние женщины носили, кроме того, в левой ноздре серповидную серьгу с рубином или алмазом, в зависимости от богатства. Одни из женщин сидя на корточках, готовили обед для мужчин, работавших в поле, другие толкли в больших каменных ступах рисовые зерна, пользуясь при этом длинными, тяжелыми деревянными пестиками. Только старухи праздно и с философским спокойствием людей, исполнивших свой жизненный долг, курили трубки или кальян, называемый иначе наргиле[38], и наблюдали за работой младших хозяек. Дети со смуглыми, блестящими телами, намащенными кокосовым маслом, чтобы предохранить от печальных последствий жгучих солнечных лучей, бегали почти голышом. Часто вся одежда ребенка состояла только из амулета[39], висящего на шее.
Увидев белых путешественников, молодые женщины закрывали лица платками. Матери набрасывали платки детям на головы. Как только дилижанс удалялся, они немедленно доставали скорлупу кокосового ореха, наполненную тушью, и кисточкой наносили на нижние веки детей широкие черные мазки. По индийскому поверью, это могло предохранить их потомство от злого глаза чужестранца.
У самой дороги буйно росли бамбуковые и миндальные рощи, стояли отдельные пинии. Под их тенью спокойно паслись косули, гордо прогуливались павлины, широко раскинув веера своих разноцветных хвостов; иногда с ветвей доносился крик небольших зеленых попугаев, раздраженных подвижностью обезьян, выглядывавших из-за стволов миндальных деревьев.
Вильмовские с любопытством разглядывали окружающий пейзаж, но боцман, хотя он обычно интересовался новыми странами, в которых ему приходилось бывать, на этот раз сидел насупленный и, что-то бурча себе под нос, возмущался излишней медлительностью "индийских кляч". Однако уже вскоре терпению добродушного великана предстояло более тяжелое испытание.
Впереди, на расстоянии всего нескольких метров, на дороге появилась большая и тощая белая корова. Она вышла из придорожной рощи и, воспользовавшись тенью раскидистых ветвей платана[40], улеглась прямо посреди дороги. Когда дилижанс приблизился к беззаботно отдыхающему животному, кучер, не имея возможности объехать корову, задержал лошадей, соскочил с места, на котором сидел, и с набожным почтением стал рассматривать медленно пережевывающую жвачку корову.
Потеряв терпение и возмущенный длительным простоем, боцман Новицкий встал со скамьи и крикнул:
- Эй, ты, добрый человек, ты что, никогда в жизни коровы не видел, что смотришь на нее, как на какое-то чудо? Скорее прогони скотину и двигайся в путь.
Кучер не обратил ни малейшего внимания на слова боцмана. Благоговейным движением он наклонился к корове, коснулся указательным пальцем ее головы, после чего набожно приложил палец к своему лбу.
- Видно, с ума сошел парень, - возмутился боцман. - Наверно, от этой жары у него перемешались в голове все клепки. Эй, кучер, гони ее ко всем чертям...
- Ты лучше молчи, боцман, если не хочешь причинить нам серьезные неприятности, - гневно воскликнул по-польски Вильмовский.
Боцман остановился на полуслове, пораженный категорическим тоном друга, которого он всегда уважал и ценил за его большие знания и ум.
А Вильмовский продолжал:
- Путешествия по целому свету - великолепная школа для каждого человека, поэтому сиди спокойно, смутьян, и заруби себе на носу своеобразные обычаи жителей этой страны.
- Правильно, Андрей, если человек держит язык за зубами, то избегает ненужных хлопот, - сконфуженно ответил моряк. - Но я чуть было из собственной шкуры не выскочил, когда размазня-кучер вместо того, чтобы стегануть корову кнутом, только постучал ей пальцем по голове. Если так будет и дальше, то мы и за год не доедем до Смуги.
- Бывают случаи, когда надо мириться с фактами, - сказал Вильмовский. - Прежде всего помни, боцман, что для жителей Востока всякая спешка - признак невоспитанности. Поэтому, если хочешь, чтобы тебя здесь уважали, держись степенно и солидно. Имей также в виду, что наш кучер стукал корову пальцем по голове вовсе не для того, чтобы согнать ее с дороги, а совершал обязательный у индийцев церемониал, и нет такой силы в мире, которая могла бы вынудить его нарушить покой животного.
- Вот это да! - воскликнул боцман, весело смеясь. - У нас в деревне любой пацан стегает коров кнутом по спине, как только заметит, что они лезут в потраву. А здесь взрослый мужик боится спокойного животного. Однако раз так заведено, то мне придется самому заняться этой коровой, потому что у меня нет никакого желания торчать на дороге ради ее удовольствия.
Говоря это, боцман опять встал со скамьи, намереваясь сойти с дилижанса. Как вдруг Томек нетерпеливо обратился к нему:
- Вы, боцман, как всегда, порете горячку. Лучше сидите и слушайте!
- А тебе что от меня нужно? - возмутился моряк.
- Если бы вы не перебивали отца, то узнали бы нечто очень интересное.
- Я отнюдь не возражаю против того, что твой уважаемый папаша - ходячая энциклопедия, - поспешно сказал боцман. - Что же еще интересного мог бы я узнать об обыкновенной корове? Не начнешь же ты мне объяснять, что у нее есть вымя для доения и рога, чтобы бодаться, потому что я давно это знаю.
- Не много же вы знаете, боцман, - язвительно заметил Томек. - Неужели вы никогда не слышали об индуизме?
- При чем же тут религия, мудрец? - спросил боцман, пожимая плечами.
- А вот и при том! Сначала ответьте на мой вопрос!
Боцман подозрительно взглянул на Томека. Он не был уверен, не разыгрывает ли его друг. Но, не заметив на лице Томека хитрости, некоторое время думал, а потом неуверенно ответил:
- Гм, это, по-видимому, здешняя религия...
- Совсем неплохо, и даже очень хорошо, - поощрил боцмана Томек. - Теперь подумайте еще немного.
Вдруг боцман хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
- Ах, пусть меня дохлый кит проглотит за мою подлую память! Ведь ты еще в Бомбее твердил мне, что индийцы помешаны на коровах!
- Браво, боцман, а я уж думал, что Томек загнал тебя в тупик, похвалил Вильмовский. - Однако, ты не ошибся! Индуизм, или иначе брахманизм - это религия, которую исповедуют большинство индийцев. Последователи этой религии обязаны придерживаться кастовой[41] системы, верить в святость брахманов, или индийских жрецов, верить в святость коровы и в переселение душ. Вот поэтому-то белые коровы и волы считаются в Индии священными животными.
- Чего они так привязались к этим коровам? Ведь на свете сколько угодно другой скотины? - удивлялся боцман, сопровождая свои слова смешными ужимками.
- Этому есть простое объяснение, - ответил Вильмовский. - Коровы приносили древним арийцам огромную пользу, давая им пищу, шкуры, кизяк; на коровах арийцы пахали землю, запрягали их в телеги. Столь многосторонняя польза, приносимая коровами, облегчила брахманам внедрение среди их последователей понятия о священности этого животного. По их мнению, все, что происходит от коровы, носит символическое, религиозное значение. К примеру, так называемые "пять продуктов коровы": масло, молоко, сметана, навоз и даже моча будто бы способны обратить милостивое внимание неба на молящегося, если он пожертвует эти продукты богам у алтаря храма. Коровий хвост считался символом власти и служил амулетом, способным отогнать злых духов, поэтому в старину его носили над головой царя.
Даже еще и теперь, давая присягу, индиец льет на коровий хвост воду, взятую из "священного Ганга". Некоторые индийцы верят, что если вложить в руки умирающего коровий хвост, то это облегчит ему переход через порог жизни и смерти.
Боцман так хохотал, что из глаз его лились слезы, а тем временем Вильмовский продолжал:
- Индийцы окружают религиозным почитанием не только коров, хотя эти последние считаются самыми святыми животными. Кроме них, окружены религиозными почестями змеи, крысы, попугаи, обезьяны, слоны, тигры, гуси, быки и множество других животных, причем с любыми из них связаны мифы и предания религиозного содержания. Ну, боцман, перестаньте смеяться. Помните, что индийцы считают тяжелым грехом не только убой коров, но даже "оскорбление" их.
- А ну их всех, с их суеверьями, но все же ты был прав, говоря, что путешествие по свету учит человека. Я теперь понял, почему горсточка английских хитрецов правит здесь целой страной и чувствует себя, как дома, - сказал боцман, вытирая носовым платком глаза.
- До некоторой степени ты прав, - признал Вильмовский. - Но надо помнить, что индийская культура, которую можно сравнить, пожалуй, лишь с культурой греков и римлян, принадлежит к числу древнейших на земном шаре. Архитектура их великолепных храмов и дворцов ничуть не уступает архитектуре других древних народов. Индийцы, кроме того, прекрасно овладели системой ирригации полей и с успехом занимаются животноводством.
- Слишком это для меня умно! - возразил боцман. - Скажи-ка мне лучше, Андрей, какое наказание грозит здесь человеку за пинок корове в зад, а то у меня нога чешется?
- Бывает, что за это можно сложить голову или оказаться приговоренным к мучениям куда более тяжелым, чем смерть. Во всяком случае, если индиец случайно убьет корову, то он бывает обязан совершить паломничество в один из священных городов, и все время нести над головой шест с привязанным к нему коровьим хвостом в знак того, что он идет на покаяние. Последние 10 миль, остающиеся до цели паломничества, ему приходится измерять собственным телом, то есть падать на землю с вытянутыми как можно дальше руками, потом вставать, совершать молитвы, и опять падать, вставать, молиться, и все это до тех пор, пока кающийся не очутится на месте. Прибыв в священный город, индиец должен "очиститься", то есть выпить и съесть пять жертвенных "продуктов коровы", что, пожалуй, не очень приятно.
- Ах, папа, ведь это отвратительно! - с недоверием в голосе воскликнул Томек.
- Таков здесь обычай, - заверил сына Вильмовский.
- Довольно, Андрей, а то у меня что-то к горлу подкатывает, и скоро мне придется выставить голову за борт дилижанса, а ведь жалко завтрака, съеденного в поезде, - сказал боцман, кривясь. - Правда, я не индиец, но ты правильно сделал, удержав меня от оскорбления этой коровы, черт ее побери!
- Как видно, урок пошел тебе впрок, - весело сказал Вильмовский. - Нам придется познакомиться еще со многими непонятными обычаями, если, конечно, мы останемся здесь на длительное время. Поэтому не будем жалеть потерянного времени, так как встреча со священной коровой стала для нас поучительным предостережением.
- Внимание! Кажется, мы сейчас поедем дальше, - заметил Томек.
Как раз в этот момент корова, словно не желая злоупотреблять терпением белых сагибов, медленно встала с земли. Отгоняя хвостом рой насекомых, она скрылась в роще у дороги. Кучер не спеша уселся на дышло между лошадьми. Вскоре он крикнул: "Хонг, хай, хай!" Тика гари тронулась в дальнейший путь.
Телега въехала на мост, переброшенный через крепостной ров у стен города, и миновала каменные ворота. Домики Алвара скрывались среди деревьев, покрытых светло-коралловыми цветами. Эти домики были украшены кокетливо полуоткрытыми окнами, огромным числом ажурных беседок, галерей, эккеров, балконов, и вьющейся зеленью. Великолепные дворцы и старинные храмы придавали городу своеобразную красоту. В районе бедноты, где повсюду чувствовался запах пригоревшего оливкового масла, мужчины работали в галереях домов. Одни из них занимались резьбой по слоновой кости, изготовляя искусные украшения, другие вытачивали из мрамора или алебастра изваяния богов, а ткачи сушили только что покрашенный муслин, излюбленную ткань индийских щеголих.
Кучер направлял дилижанс к северным воротам города, намереваясь выехать на дорогу, ведущую в охотничий замок магараджи. Проезжая через город, путешественники очутились на площади, на которой в это время происходила ярмарка. По обычаю, повсеместно господствующему в Индии, купцы, продающие одинаковый товар, собирались в одно место и сидели рядом друг с другом. Так же поступали ремесленные цехи. В ларьках, наскоро сколоченных из бамбуковых жердей, можно было видеть красные стручки перца, небольшие луковицы, имбирь, и другие пряности, которые охотно употребляются в качестве приправы к рису, повседневной пище индийцев. На разноцветных платках, расстеленных прямо на земле, громоздились кучи дынь, гранатов, арбузов, персиков, бананов, манговых плодов, кокосовых орехов, ананасов, апельсинов, фиг, дактилей, земляных орехов и сладких пататов. Рядом пекари продавали лепешки, сделанные из яиц с красным перцем и луком, завернутые в банановые листья, пирожные и пончики с начинкой из острых пряностей. Мясники расхваливали баранье и козье мясо, и одновременно внимательно следили за парящими в воздухе хищными орлами-стервятниками и ястребами, которые могли, воспользовавшись минутной невнимательностью продавца, камнем ринуться вниз и схватить кусок мяса. Между лотками, на которых продавались овощи, бродила священная корова. Ей никто не мешал тянуть из корзин самые лучшие куски. Торговцы не отгоняли корову, веря, что жертва в пользу священного животного принесет им милость богов. Дальше находились места, занятые продавцами козьих, бараньих, леопардовых и других шкур. Тут же, невдалеке, другие торговцы расхваливали перед публикой действие амулетов различного рода или искушали женщин блестящими украшениями.
Наши путешественники проезжали по краю ярмарки. Боцман то и дело бросал взгляды на лотки, откуда неслись вкусные запахи. Он уже собрался было остановиться, чтобы купить съестного, как вдруг вокруг воцарилось необыкновенное оживление. Торговцы принялись быстро собирать свои товары. Кучер дилижанса остановил лошадей, вскочил на сидение, чтобы лучше видеть.
- В чем дело? - воскликнул боцман, вставая со скамьи.
Вильмовский тревожно смотрел на угол улицы, выходящей на рынок. Вблизи виднелись купола индийского храма. С той стороны приближался усиливающийся крик людей. Вильмовский знал, что в Индии на религиозной почве часто происходили кровавые бои между последователями индуизма и магометанства, потому что обе группы фанатиков враждовали между собой. Индуисты, к примеру, во время шествий приказывали своим музыкантам громко играть вблизи мусульманских мечетей, именно потому, что пророк запрещал последователям ислама музыку. В отместку магометане, как правило, резали коров вблизи индийских храмов, что по верованиям индийцев было страшным преступлением. Но на этот раз опасения Вильмовского оказались излишними.
На торговую площадь медленно входило странное шествие. Один за другим шли огромные слоны. На спине каждого из них сидел махут[42], который управлял животным с помощью ударов бамбуковой колотушки. Махуты криками на языке хинди[43] разгоняли людей, упрекая их в медлительности, а слоны двигали ушами, как веерами, и бесстрашно врезались в толпу, расступающуюся перед ними. Слоны топтали лотки, но, несмотря на это, не раздавалось ни одного слова протеста. Словно из-под земли, появлялись мальчики с большими, круглыми корзинами. Как только какой-нибудь из слонов приостанавливался по своей нужде, мальчики немедленно подставляли ему свою корзину.
Видя это, боцман хлопнул себя рукой по колену и воскликнул:
- Ах, чтоб их кит проглотил! Я никогда не думал, что индийцы такие чистоплотные, если дело касается слонов. Посмотрите только, им ничуть не мешает, что мухи, словно летающий изюм, обсели все пирожные на лотках, а вот за каждым слоном бегает парень с переносным туалетом.
Томек и Вильмовский расхохотались, услышав это замечание.
- Дорогой боцман, эти парни собирают навоз, так как он весьма ценится в Индии, - пояснил Вильмовский. - Поэтому шествие слонов через город - немалое событие для населения. Видишь, слон за один раз наполняет корзину до самого верха.
Пятнадцать больших слонов величественно шествовали через торговую площадь. Когда они поравнялись с дилижансом, Вильмовский обратился к кучеру:
- Кому принадлежат эти слоны, которым разрешают безнаказанно уничтожать имущество людей?
- Слоны принадлежат нашему магарадже, сагиб. Здесь все принадлежит ему, - ответил кучер. - Они идут на большую охоту на тигров.
- Поэтому мы воспользуемся случаем и поедем за ними, пока путь свободен, - приказал Вильмовский. - Ведь мы тоже едем на встречу с вашим магараджей.
- Хонг, хай, хай! - крикнул кучер.
III
Домик в джунглях
Дилижанс ехал по шоссе на небольшом расстоянии за шествием слонов. На горизонте все яснее стала выделяться черная линия джунглей. Пройдя несколько километров от города, слоны повернули на дорогу, обсаженную высокими деревьями, которая вела прямо к охотничьему дворцу магараджи Алвара.
Доступ к строениям дворца преграждали большие, деревянные, искусно украшенные резьбой ворота. У ворот стояли часовые из личной охраны магараджи. Низкорослые, жилистые солдаты были одеты в тесные белые куртки, застегнутые спереди на большие пуговицы, и штаны того же цвета, стянутые обмотками над босыми ступнями. На головах солдаты носили чалмы лимонного цвета, а в талии были опоясаны шарфами того же оттенка; к шарфам были прикреплены патронташи.
Часовые пропустили слонов через ворота, но, как только к воротам подъехал дилижанс, два солдата скрестили ружья с насаженными на них длинными, широкими штыками и преградили путь.
- Ты куда едешь, глупец?! Разве ты не знаешь, что на охотничьи угодья его высочества въезд запрещен? - на английском языке обратился к кучеру солдат, притворяясь, что не видит белых путешественников, сидящих в дилижансе.
- Я везу белых сагибов к его высочеству магарадже Алвара, - с униженным поклоном ответил кучер, сойдя со своего места. Потом обратился к нашим путешественникам и вежливо заявил:
- Мы уже находимся у ворот дворца магараджи. Я дальше ехать не могу, так как солдаты его высочества никого туда не пускают.
- Вызови ко мне командира стражи, - кратко распорядился Вильмовский, не трогаясь с места.
Кучер сложил руки на груди, с почтением поклонился и подошел к солдатам, заступившим дорогу. При этом он подумал, что белые сагибы, по-видимому, могущественные англичане, раз они не хотят разговаривать с обыкновенными солдатами.
Памятуя предыдущие замечания Вильмовского на счет "достойного" поведения, боцман Новицкий состроил серьезную мину, словно он был по крайней мере капитаном военного корабля, и удобно расселся на скамье. Томек нетерпеливо ожидал дальнейших событий, весело поглядывая на своего друга.
Вероятно, слова Вильмовского возымели нужное действие, потому что почти сразу же появился командир стражи с тростниковым стэком в руках. Он вежливо отдал честь и сказал:
- Я командую личной охраной его высочества магараджи Алвара. Что изволят благородные сагибы?
- Я прошу отдать магарадже мое письмо. Мы здесь подождем ответа, - заявил Вильмовский.
Он достал из портфеля письменный прибор, чтобы написать несколько слов:
"Ваше Высочество! Мы приехали в Индию из Европы по вызову нашего друга Яна Смуги, который приказал нам явиться к магарадже Алвара. Мы ждем Вашего ответа у ворот дворца. Примите выражения нашего почтения,- Андрей Вильмовский".
Вильмовский запечатал письмо в конверт и подал солдату, который немедленно исчез в воротах. Прошло довольно много времени, прежде чем командир стражи вернулся в обществе пожилого индийца.
Увидев богатую одежду индийца, боцман шепнул товарищам:
- Черт возьми, неужели сам магараджа вышел нас встретить?
- Сиди тихо, боцман, мы сейчас узнаем, кто это, - шепотом ответил Вильмовский.
Индиец подошел к дилижансу, наклонил голову и, сложив на груди руки, словно для молитвы, низким голосом сказал:
- От имени его высочества, магараджи Алвара, приветствую друзей великого шикарра[44], сагиба Смуги. Магараджа сейчас занят выдачей распоряжений об охоте на тигров, которая состоится послезавтра на рассвете, но, несмотря на это, приказал мне заявить милостивым сагибам, что завтра утром он примет их на специальной аудиенции, чтобы лично познакомиться с хорошо ему известными по рассказам сагиба Смуги знаменитыми польскими звероловами...
Услышав столь вежливую речь, боцман даже покраснел от удовольствия. Столь же довольный Томек благожелательно поглядывал на индийца, но Вильмовский, который ни на минуту не забывал о тревожном призыве Смуги, нетерпеливо ждал окончания длинного приветствия. А индиец продолжал:
- Его высочество магараджа не желает затруднять дорогих гостей дворцовым этикетом, поэтому отдает в распоряжение сагибов свой охотничий павильон в парке. В качестве великого раджпута[45] магараджи, прошу вас чувствовать себя там, как дома.
- Будьте любезны, поблагодарите от нашего имени его высочество магаражду за столь радушный прием, - ответил Вильмовский. - Но, так как мы совершили далекое путешествие для того, чтобы увидеться с сагибом Смугой, я хотел бы узнать, гостит ли у магараджи наш друг.
- Шикарр Смуга покинул нас месяц назад. Я не знаю, где он сейчас. Об этом, вы милостивые сагибы, конечно, узнаете от его высочества магараджи, - пояснил индиец.
Великий раджпут хлопнул в ладоши. По этому знаку солдаты широко отворили ворота. Несколько босоногих служителей подбежали к дилижансу, чтобы взять вещи. Раджпут небрежно бросил к ногам кучера десять рупий и обратился к путешественникам:
- Если сагибы желают, я сейчас их проведу в охотничий павильон.
- Пожалуйста, мы готовы, - сказал Вильмовский, вручая условленную плату согнувшемуся в глубоком поклоне кучеру. Раджпут был молчаливым человеком, поэтому наши путешественники шли за ним, думая о том, почему Смуги нет в Алваре.
- В чем дело, Андрей? - говорил боцман. - В Бомбее вместо Смуги мы встретили убийцу. Теперь опять, из слов этой индийской мумии можно заключить, что Смуга уехал из Алвара уже месяц назад, тогда как он должен был в Дели хлопотать о получении разрешения на поездку в пограничный пояс. Попробуй-ка разберись во всем этом! Зовет нас на помощь, а сам все время куда-то исчезает.
- Вы боитесь, что индийцы не говорят нам правды? - встревоженно спросил Томек.
- Надо терпеливо ждать до завтра. Я полагаю, что магараджа даст всему объяснение, - сказал Вильмовский друзьям. - В письме Смуга писал так: "Спросите обо мне у магараджи Алвара". "Спросите обо мне" - ведь это еще не значит "жду вас в Алваре". Я не вижу никакого повода для подозрений. Может быть, у него встретились трудности с получением разрешения. Смуга - человек опытный. Если бы не предательское убийство Аббаса, я бы вообще о нем не беспокоился.
- Ты прав, Андрей, и это меня несколько успокоило, - согласился боцман. - У нас есть прямое доказательство, что Смуга здесь был, потому что здешние индийцы знают нас по его рассказам. Это хорошо, что он не забывает друзей.
Обмениваясь взаимными утешениями, путешественники миновали обширный парк и очутились около довольно большого одноэтажного дома, построенного из толстых бревен. Это и был упомянутый раджпутом охотничий павильон. Маленькие окна массивного строения, помещенные высоко над землей, были затянуты плотной сеткой. В дом вела лишь одна дверь, к которой можно было подойти через открытую веранду.
Удивленные, белые путешественники остановились у павильона. Боцман прищурил глаза и пробурчал:
- Ах, чтоб их тайфун унес, эта хата очень смахивает на тюрьму!
- Я тоже хотел это сказать. Нам надо быть здесь настороже, - шепнул Томек.
Словно в ответ на тихие замечания путешественников, сделанные на польском языке, великий раджпут пояснил:
- Никакая опасность не грозит сагибам в этом доме даже ночью, если только дверь будет заперта изнутри на засов. Большое отверстие для вентиляции находится на плоской крыше. Отверстие это можно оставить открытым. Тигры часто приходят сюда с наступлением темноты, но ни один из них не сможет попасть на крышу.
Томек и боцман многозначительно переглянулись. Ага, охотничий домик построен так, чтобы предохранить его жителей от нападения хищных животных. Объяснение раджпута весьма логично. Как раз в этом месте огромный парк переходил в джунгли, за которыми вдали, на самой линии горизонта, виднелись горы. Хищники могли без всяких препятствий подходить к охотничьему павильону.
В доме оказались две удобные, хорошо обставленные комнаты, отгороженные друг от друга шелковой портьерой, и уборная с большой медной ванной. В отдельной пристройке была кухня. Несколько индийских служителей подогревали в печи воду для купанья и готовили ужин.
Раджпут сообщил, что завтра около полудня он придет за сагибами, чтобы провести их на аудиенцию к магарадже, а потом, пожелав им спокойной ночи, удалился. Друзья выкупались, переоделись и перешли в столовую. По всему дому распространились приятные для путешественников запахи кушаний.
В центре столовой стоял круглый стол, чуть-чуть возвышающийся над полом, покрытый белоснежной скатертью. Наши путешественники, уже знакомые с некоторыми обычаями жителей Индии, подвинули к столу низенькие табуретки и уселись на них, подвернув под себя ноги.
Прежде чем удовлетворить первый голод, боцман глазами знатока рассмотрел блюда, расставленные на столе. В центре его, в большой серебряной вазе, стояло индийское национальное блюдо из риса, рыб, овощей и баранины, приправленных жгучими пряностями; рядом, на блестящем подносе, возвышалась гора вареного риса, окруженная венком из специальных блюдечек, с разными к нему приправами. Кроме того, к столу были поданы вареная и жареная рыба, баранина, козлятина и сыры. Хватало также помидоров, лука и зеленых стручков перца для закуски после различных блюд. Вместо хлеба им подали лепешки "чапати". На отдельных подносах лежали фрукты: ананасы, манго, апельсины, финики, бананы, инжир, и разнообразные восточные сладости. Сервировку стола дополняли серебряные жбаны с пивом, сервиз, в котором на севере полуострова пьют чай с небольшим количеством молока, и несколько графинов с холодной водой.
- Ну-ну, ничего себе ужин! Я вижу, что мы не пойдем спать на голодный желудок, - похвалил боцман, удовлетворенный тем, что увидел на столе.
- Так давайте же приступим к трапезе, потому что я порядком проголодался, - сказал Вильмовский.
Томек и его отец ели довольно умеренно, но боцман Новицкий набирал себе на тарелку огромные порции каждого блюда, и поэтому вскоре потянулся за графином с водой, так как блюда с острыми приправами возбудили у него жажду.
- Боцман, не пей сырую воду, - предупредил Вильмовский, - потому что в ней есть микроорганизмы, вызывающие у европейцев расстройство желудка. Я же предупреждал тебя об этом еще во время путешествия поездом.
Боцман поставил графин на место, но недоверчиво сказал:
- Как же это так, ведь индийцы всякое блюдо запивают водой, и ничего с ними не случается?
- Индийцы пьют эту воду уже многие сотни лет и приспособились к микроорганизмам. Безвредные для них амебы, находящиеся в сырой воде, весьма опасны для европейцев, приезжающих в Индию. Пей лучше пиво или чай, - посоветовал Вильмовский.
- Ну, если так, то я волью в свой живот солидную порцию пива, потому что эти пряности жгут его так, будто черти варят меня в котле с кипящей смолой. Теперь я вижу, насколько печальна судьба грешника в аду. Послушай Томек, достань-ка из моего чемодана бутылку ямайского рома. Он лучше всего утоляет жажду и предотвращает всякую заразу.
Ночная темнота, быстро наступающая в Индии, застала путешественников у стола. Зажженные служителями масляные светильники уже бросали на стены комнаты колеблющиеся тени, когда Томек, закончив обильный пир, взялся за сочные фрукты.
Сначала он решил попробовать неизвестный ему до сих пор плод манго, о котором он уже слышал множество странных рассказов. Ему, например, говорили, что среди манговых деревьев есть такие виды, которые дают плоды размерами от яблока до тыквы, причем некоторые из них вызывают "манговое бешенство". У людей, привыкших потреблять в пищу вредные плоды манго, уже от одного вида этого плода и его острого, похожего на скипидарный, запаха расширяются ноздри, глаза вылазят из орбит, а язык прилипает к небу.
Томек взял один из плодов размером не больше крупного яблока. Бархатная, твердоватая, зеленая скорлупа плотно прилегала к желтой, как шафран, сочной мякоти, которая, в свою очередь, плотно приставала к крупной косточке. Но как только Томек вбил в кожицу плода острие ножа, липкий сок брызнул ему в лицо и на сорочку.
- Лучше иди в ванную с этим индийским фруктом. При случае сможешь там постирать свою рубашку перед завтрашним визитом у магараджи, - насмешливо посоветовал боцман. - Меня уже от самого запаха этого плода порядком тошнит.
- И неудивительно, ведь вы за ужином съели столько, что и кит, которого вы так часто вспоминаете, не постыдился бы, - отрезал Томек, вставая из-за стола.
- Не обижайся, браток! Скажи спасибо этому фрукту-брандспойту за предупреждение. Ведь ты мог приохотиться к манго, а я слышал, что многие умирают, съев незрелый плод.
Томек умылся и, последовав совету боцмана, выстирал свою сорочку. Когда он вышел из ванной комнаты, отец, удобно растянувшись на циновке, уже спал, а боцман, тоже лежа, дымил короткой трубкой. Томек принялся искать, на чем бы ему повесить влажную сорочку.
Увидев Томека, моряк улыбнулся и посоветовал:
- Над плоской крышей нашего дома свисают ветви деревьев. Ты, браток, повесь рубашку на одну из них. Лучшего чердака для сушки белья не найти. Рубашка мигом высохнет. Дверь я уже запер. Часовых выставлять не будем, потому что разве что какой-нибудь дух сможет влезть к нам через зарешеченные окна. Жарища, как в бане!
- Ужасно жарко, - согласился Томек. - Умоешься - и полотенца не надо, потому что вода моментально высыхает. Спокойной ночи, боцман. Я тоже сейчас ложусь.
- Спокойной ночи, браток, - ответил моряк, широко зевнув. Отложив трубку в сторону, он повернулся лицом к стене, и через минуту уже храпел.
Томек отодвинул портьеру. Вошел в соседнюю комнату. Прислонил к стене бамбуковую лестницу и вылез на плоскую крышу охотничьего павильона.
Сквозь ветви раскидистого платана, росшего рядом с павильоном, на небе были видны ясные звезды. Влажный, жаркий ветерок веял из недалеких джунглей, принося с собой запах гниющих растений. Раздался пронзительный крик попугая, которого вспугнул какой-то ночной хищник. Томек замер и стал прислушиваться. Ему казалось, что он слышит шорох шагов, дикое, глухое ворчание, от которого мороз пробирал по коже, и звуки, похожие на тяжелые вздохи.
Таинственные голоса, доносящиеся из глубины джунглей, живо напомнили ему экспедицию на границу Буганды и Конго в Африке, где они в свое время искали легендарное животное, известное под названием "окапи"[46]. Томек печально улыбнулся, потому что вспомнил, как во время охоты на окапи участвовал в настоящей битве с преступными людьми-леопардами. Воспоминание было не из приятных, хотя его товарищи по охоте как раз после этого события стали относиться к нему как к настоящему мужчине. Со времени той охоты в Африке прошло уже довольно много времени. Томеку потом не раз приходилось биться с людьми. Не раз он хватался за оружие в защиту свою или друзей, но всякое кровопролитие, даже совершенно неизбежное, вызывало у него грусть и печаль. Томек повесил сорочку на первую попавшуюся ветку и вернулся в комнату. Лег на циновку рядом со спутниками и, по своему твердому обычаю, всунул под подушку револьвер. Потом закрыл глаза и стал думать о Смуге. Томек искренне беспокоился о нем. Где теперь его друг? Когда отец и боцман занимались организацией зоологического сада в Гамбурге, Смуга уехал из Европы в самостоятельную экспедицию, и на долгие месяцы о нем пропал всякий слух. И только несколько недель тому назад его друзья из краткой телеграммы узнали, что он ждет их в Индии. Почему он звал их на помощь? Неужели ему грозила серьезная опасность?
Друзья Смуги знали о нем не слишком много. Он не любил распространяться о своих переживаниях в прошлом. Кто такой, в самом деле, Смуга? Весь мир он знал так же хорошо, как собственный карман. Куда бы не направлялась экспедиция, оказывалось, что Смуга в этих местах уже когда-то бывал. Он был знаком с самыми отдаленными, дикими уголками земли. Знал тайны различных народов, но говорил об этом только лишь в случае крайней необходимости, причем говорил ровно столько, сколько требовалось в данном положении. Томек часто задумывался, что скрывалось за определением "беспокойный дух", которое часто употреблял отец, говоря об отсутствующем Смуге. Завтра они узнают, что случилось со Смугой. Но что делать, если магараджа Алвара не захочет сказать им правду?
Размышляя так, Томек ворочался с боку на бок и долго не мог заснуть. Иногда мысли о Смуге переплетались с воспоминаниями о Салли. Насмешливое замечание боцмана об ухаживании за ней ее двоюродного брата не давало Томеку спокойно заснуть.
"Гм, возможно, боцман прав, и мне следует отвадить этого братца от Салли", - думал Томек и, пожалуй, последовал бы этому совету, окажись вежливый англичанин сейчас неподалеку. Но, к счастью для него, он находился за тысячи километров от Томека. Поэтому все размышления Томека закончились тем, что он решил расправиться с двоюродным братом Салли сразу же после возвращения из Индии. Успокоившись на этом, Томек заснул.
Внезапно он проснулся. Сначала не мог сообразить, долго ли он спал. В комнате царил ночной мрак, только в соседнем помещении, за портьерой, слабо мигал масляный светильник. Лежа с открытыми глазами, Томек стал прислушиваться. Боцман сквозь сон тихо постанывал. Прислушавшись, Томек понял, что кто-то ходит по крыше. В ночной тишине ясно были слышны шаги босых ног.
Томек осторожно приподнялся, опираясь на локоть. Боцман и отец спали на своих циновках. Кто же в таком случае ходит по крыше, если единственная дверь заперта изнутри на засов? Томек вспомнил растущий рядом с домом раскидистый платан, ветви которого нависали над крышей. Осторожные шаги напомнили ему об убийце из Бомбея, о человеке со шрамом на лице. Томек вытащил из-под подушки револьвер. Встал с постели. На цыпочках подошел к портьере, разделявшей комнату.
Светильник освещал лишь один угол столовой колеблющимся красноватым светом. Томек внимательно осмотрел комнату. Нет, внутри дома никого не было. Но на крыше все отчетливее раздавались шаги босых ног. Томек осторожно подошел к бамбуковой лестнице. Медленно, ступенька за ступенькой, поднимался вверх, держа револьвер в правой руке. Черное отверстие в потолке приблизилось. Наконец Томек остановился на предпоследней ступени. Незаметно высунул голову через отверстие и выглянул наружу. Он сразу же заметил темную фигуру, присевшую на корточках над чем-то белым, лежавшим на крыше. Тут же зашелестели ветви платана.
Вторая странная фигура бросилась прямо на спину наклонившегося сообщника. Раздался гневный писк.
Началась рукопашная схватка.
Когда Вильмовский и боцман, услышав шум, выскочили на крышу, то увидели, как Томек отбирал свою сорочку у обезумевших от гнева больших обезьян. Моряк сразу же бросился на помощь приятелю. Мощным пинком он завершил битву. Одна из обезьян, проделав в воздухе большую дугу, исчезла в темноте ночи, а вторая, оторвав кусок сорочки, сделала великолепный прыжок прямо на свисающие ветви платана.
- Чего ж ты стоишь, как соляной столб, словно жена Лота[47]? - спросил боцман и принялся осматривать Томека: не ранен ли он в битве с обезьянами.
- Я послушался вашего совета и повесил сорочку сохнуть на ветви дерева. Вот все, что от нее осталось, - сказал Томек, показывая кусок оторванного рукава.
- Действительно, не много, - согласился моряк. - Но радуйся, браток, ведь одну из воровок-обезьян я так угостил ногой пониже спины, что она век будет обо мне помнить...
- Твое счастье, боцман, что мы здесь одни, - вмешался Вильмовский. - Если бы кто-нибудь из индийцев видел твой поступок, нам грозили бы крупные неприятности.
- Неужели это опять были какие-то боги?!
- Мне кажется, что это были два гульмана[48], которых последователи индуизма считают священными обезьянами.
В этот момент под ноги беседующих мужчин упал толстый сук.
- Идем к себе, а то еще получим по башке от разгневанных святых, - пробормотал боцман, быстро спускаясь по лестнице через проем в крыше.
Вернувшись в комнату, путешественники закрыли проем бамбуковой решеткой, чтобы предотвратить возможное посещение непрошенных гостей. Забавное приключение отогнало от них сон, поэтому они какое-то время беседовали о суевериях, распространенных среди последователей индуизма.
- Многие храмы в Индии посвящены обезьянам, которые часто обитают в священных фиговых рощах вокруг храмов, - пояснил Вильмовский. - Как раз гульманы окружены особым вниманием жрецов. Эти обезьяны так привыкли к виду людей, что совсем не боялись Томека. По индийской мифологии, обезьяна-бог, Гануман, помог Раме, одному из воплощений бога Вишну победить ужасного великана, похитившего у него жену Ситу. Как видите, у обезьян есть свой заслуженный представитель в пантеоне индийских богов.
- На мой взгляд, здесь слишком много святых людей и священных животных, - буркнул боцман. - Сколько же у них, в конце концов этих божеств?
- Согласно Ведам - священному писанию индийцев, которое считается древнейшим в мире[49], первопричиной всего существующего был бог Брам или Браман. Благодаря ему возникли боги: Брама, Вишну и Шива. Последние два стали главными богами двух индийских культов Вишну и Шивы. Жена Шивы принадлежит к сонму важнейших богинь и носит множество имен. Ее зовут: Ума, Гаймавати, то есть дочь Гималаев, Дурга, Кали, или Черная, и Бхаивари, то есть Ужасная. У всех богов есть свои аватари, то есть воплощения, через которые они прошли в разное время. Итак, к примеру, Вишну был: рыбой, черепахой, медведем, полульвом и получеловеком, прекрасным Рамой, Кришной и Буддой, причем в своем последнем воплощении он должен явиться только лишь в конце нынешней эры[50]. Кроме упомянутых трех богов, в разных местах почитают еще и других богов и богинь, которые так или иначе состоят в родстве с главными богами. Среди них есть и чудовища, такие как Гануман - бог обезьян, или Гханеш, божество с головой слона. Но и этого мало. Кроме этой плеяды существует целый сонм божеств природы, демоны, русалки и джины.
- Вот так семейка, ничего не скажешь, - изумился боцман. - Неужели каждый из этих идолов имеет своего зверька? Если да, то наверное и мухи здесь бывают святые.
- Ты недалек от истины, боцман, - сказал Вильмовский. - Многие звери и птицы стали героями различных индийских мифов и легенд. Например, бык - одно из воплощений Шивы, гусь - это птица Брамы, опаснейшая кобра почитается особо, потому что по преданию когда-то своим распростертым щитком заслонила от лучей солнца бога Вишну; тигр - любимое животное Кали, попугай, в свою очередь, - птица богини любви Камы. На слоне ездит бог Индра, тогда как Гханеш с этой целью употребляет крысу, а жена Брамы, Сарасати, ездит верхом на павлине. Если добавить, что все брамины считаются полубогами, то ты легко поймешь, какое множество богов и святых животных насчитывается у индийцев.
- Ого, наберется, пожалуй, парочка миллионов, - заметил боцман. - Ну, да черт с ними. К чему, однако, они этим божкам доделывают головы животных? Когда я смотрю на это, мне делается смешно!
- По-моему, ты не прав, высмеивая религию, созданную браминами. Они отлично умеют приспособить ее к нуждам жителей этой страны. Индуизм - это смесь многих верований, мифов, суеверий, культа животных и сил природы, собрание заповедей и запретов по многим основным вопросам жизни.
- Согласен с тобой, папа, хотя и боцман по-своему прав. Все это действительно смешно, - вмешался Томек. - Меня интересует, почему, например, бог Гханеш всегда изображается с головой слона?
- Могу вам это объяснить, - ответил Вильмовский. - Гханеш был сыном бога Шивы и богини Кали. По преданию, Шива разгневался как-то на сына и отрубил ему голову, но не желая опечалить мать, приказал служителям отрубить голову первому попавшемуся живому созданию и приложить ее к туловищу Гханеша. Усердный слуга встретил слона и немедленно выполнил приказание бога. Сын-чудовище с головой слона не принес утешения богине Кали, поэтому Шива, желая вознаградить Гханеша за неприятный вид, подарил ему необыкновенные способности и ум. Таким образом, Гханеш стал богом мудрости и теперь является патроном всех ученых и купцов.
- Ах, нетрудно сообразить, что все эти суеверия приносят пользу только браминам, которые выглядят, как пончики с повидлом, - сказал боцман и зевнул.
- Ну, хватит уже ночной беседы. Скоро рассветет, надо немного и отдохнуть, - закончил Вильмовский, видя, что головы собеседников клонятся ко сну.
IV
Магараджа Алвара
На рассвете путешественников разбудил пронзительный вой, который постепенно повышался с самых низких до высоких нот. Вой этот подействовал как звонок будильника. Это был адский концерт обезьян гулоков[51], обитающих в чаще лесов Индостана. Нечего было и думать, не только о сне, но и о простой дремоте. Томек выбежал в парк, чтобы ознакомиться с окружением домика. Среди зеленой чащи он вскоре обнаружил широкую тропинку, ведущую прямо в джунгли.
Вокруг слышалось неумолкаемое пение цикад[52], разбуженных жаркими утренними лучами. Томек внимательно разглядывал ветви деревьев и кустов, пытаясь обнаружить хотя бы одно из этих удивительных насекомых, хорошо известных уже древним, в особенности грекам, у которых был обычай держать цикад в маленьких клеточках из лыка, подобно тому, как ныне держат комнатных птиц. Внимательно разыскивая цикад, Томек неожиданно увидел просвечивающее сквозь чащу зелени гладкое зеркало озера. Он сразу же забыл о насекомых. На берегу и на прибрежной мели Томек заметил огромное количество крупных птиц с длинными, тонкими ногами и такими же длинными шеями. Они отличались характерной формой клюва, который у них был загнут книзу почти на половину длины.
Птицы с оперением розоватого оттенка были необыкновенно красивы. Казалось, что берега озера и вода покрылись бледно-розовым снегом.
Томек знал пугливость фламинго, или, как их еще называют, красных гусей[53]. С молчаливым восхищением Томек рассматривал стаю отдыхающих птиц. Некоторые фламинго сидели на конусообразных гнездах, построенных из ила прямо на мелководье, другие - стояли на одной ноге и, выгнув назад шею, прятали голову под крылом, третьи бродили по озеру, то и дело погружая голову в воду. Они добывали пищу клювом, снабженным по бокам многочисленными роговыми отростками, которые делали его чем-то вроде сита.
Томек еще раньше познакомился с фламинго в зоологическом саду Гагенбека под Гамбургом. Он знал, что птенцы фламинго великолепно плавают сразу же после рождения, хотя ходить учатся примерно через неделю, а летать начинают лишь спустя несколько месяцев.
Наблюдения Томека были прерваны треском ломаемых ветвей. Он машинально взглянул туда, откуда доносился подозрительный треск. Через кусты продирался огромный индийский буйвол арни[54] с большими, выгнутыми словно серп луны, рогами. Томек сразу же спрятался за ствол дерева, так как арни довольно опасен и не боится даже слона. Мощное, темно-серое, почти черное животное направлялось в глубину джунглей, видимо, возвращаясь с ночной жировки на берегу озера. У Томека не было ружья, и, не желая подвергать себя опасности, он предусмотрительно отступил. В нескольких шагах от Томека, впереди, по левую сторону тропинки, местность значительно понижалась, переходя в обширное болото. Сердце в груди Томека живо забилось: на больших кочках, покрывающих болото, он увидел десятки крокодилов[55], греющихся на солнце. Они неподвижно лежали на брюхе, вытянув лапы и широко открыв свои пасти. Только их выпуклые, вечно гноящиеся глаза внимательно следили за человеком, осторожно идущим по тропинке. Часть огромных пресмыкающихся бросилась в воду. Крокодилы быстро плыли к берегу, вдоль которого вилась не очень широкая в этом месте и довольно крутая тропинка. Томек ускорил шаг. На узкой, неровной тропинке было довольно скользко. А ужасные зубастые пасти крокодилов все приближались. Томек в этот момент припомнил, что еще в прошлом столетии фанатические индийские женщины бросали в воду Ганга своих детей, принося их в жертву "священным" крокодилам. Теперь, находясь в опасном соседстве с прожорливыми пресмыкающимися, Томек хорошо почувствовал, что должны были ощущать люди, подозреваемые в убийстве, которым для того, чтобы доказать свою невиновность, надо было перейти вброд или переплыть реку, полную крокодилов. Если подозреваемый был хорошим пловцом или удачливым человеком, то ему удавалось избежать пасти чудовищ и обрести свободу.
Через несколько десятков метров тропинка разветвлялась. Томеку надо было идти направо. Сквозь чащу лиан и кустов он увидел белые стены индийского храма, вход в который вел через "гопур" то есть пирамидальный вход, украшенный каменной резьбой. Вдруг на фоне храма, утопающего в тропической зелени, появился, словно приведение, олень аксис[56], с красивыми, длинными, лирообразными рогами и блестящими белыми пятнами, беспорядочно разбросанными по рыжевато-коричневой шерсти. Это была излюбленная дичь как туземцев, так и англичан.
"Да, здесь настоящий охотничий рай. Пожалуй, не очень разумно идти сюда без оружия", - подумал Томек.
Томеку очень хотелось заглянуть в таинственный храм, построенный вдали от дворца, но ему казалось, что это еще опаснее, чем прогулка без оружия по девственному лесу. Томек решил вернуться к охотничьему домику. Но прежде, чем войти на узкую, ведущую вдоль болота тропинку, он отыскал в лесу кусок крепкой, толстой ветки и, вооруженный ею, храбро зашагал вперед.
Огромные пресмыкающиеся словно знали, что эта тропинка - единственный здесь проход и, казалось, затаились в ожидании возвращающейся жертвы. Из воды рядом с тропинкой торчало несколько рыл крокодилов, покрытых, словно панцирем, крупною чешуей.
"Должно быть, бестии очень голодны", - подумал Томек и крепче сжал свою палку.
В одном месте тропинка опускалась прямо к болоту и проходила по самому краю обрывистого берега. Вероятно, именно тут крокодилы выходили из болота на сушу. Когда Томек приблизился к опасному проходу, он увидел там крокодила, до половины туловища высунувшегося из болота. Томек вздрогнул и в нерешительности остановился. Как раз в этом месте на тропинке, у подножия трехметрового крутого обрыва, образовалось что-то вроде ступени. Каждого, кто намеревался взобраться вверх на эту ступень, подстерегала опасность. Достаточно было поскользнуться, чтобы тут же скатиться прямо в болото, где поджидала смерть. Томек боялся ждать, пока крокодил сам уйдет с дороги, так как его присутствие могло привлечь их еще больше. Недолго думая, Томек направился прямо к крокодилу. Животное вперило в Томека глаза, внимательно следя за каждым его движением и медленно оседая в воду. Желая возможно скорее проскочить опасное место, Томек подбежал к бестии и ударил ее палкой по лбу. Крокодил молниеносным движением схватил палку, и она, словно спичка, треснула в его пасти. К счастью для Томека, он уже успел проскочить опасное место и быстро побежал к охотничьему домику.
* * *
- Где это ты пропадал?! - воскликнул Вильмовский, увидев бегущего сына.
- Ого, браток, что это ты мчишься, будто за тобой гонится по крайней мере священный бык, - вторил Вильмовскому боцман. - Нас вот-вот могут пригласить к магарадже, а ты шляешься неизвестно где!
Томек одним прыжком очутился на веранде. Похлопал боцмана по спине, сел в плетеное кресло и сказал:
- Я был в джунглях на небольшой разведке. У магараджи здесь самый настоящий заповедник всяческих зверей. На берегу озера я видел фламинго, а болото прямо-таки кишит голодными крокодилами. Встретился мне также олень аксис и буйвол арни, не говоря уже о различных птицах.
- Ну, если так, то я ничуть не удивляюсь, что ты бегом возвращался оттуда. Очень легкомысленно бродить по джунглям без оружия, - упрекнул его отец. - Разве ты забыл, сколько гибнет ежегодно в Индии людей от нападения тигров?
- Я не забыл, папа, но это же ты научил меня не бояться диких животных, - ответил Томек.
- Хорошо, хорошо, но нельзя же без нужды подвергать себя опасности. А теперь быстро одевайся!
- Сейчас буду готов, - воскликнул Томек и исчез в глубине дома.
Когда путешественники заканчивали завтрак, появился великий раджпут. Вскоре они во главе с любезным проводником направились к магарадже на аудиенцию. Дворец, построенный из красного песчаника, был виден издалека и возвышался над деревьями парка. Перед входом в него находился обширный подъезд. Томек невольно воскликнул от восхищения, увидев вдоль подъезда слонов, стоявших длинной шеренгой. Их было не меньше тридцати. У каждого слона на задней ноге виднелся металлический обруч с кольцом, к которому крепилась цепь, прикованная к низкому, толстому столбу, вбитому в землю.
Слоны совершали свой утренний туалет. Целая толпа махутов оживленно суетилась вдоль ряда "царей джунглей". Одни из слуг погоняли быков, запряженных в дышла ворота, которым черпали воду в большие кожаные мешки, другие подбрасывали слонам сено, нарезанные овощи и плоды, или чистили животных рисовыми щетками на длинных ручках. Слоны усердно помогали им, обливая себя водой. Они набирали хоботами из мешков воду, а потом поливали свои огромные тела, словно из душа. Некоторые из слонов, тоже при помощи хоботов, покрывали себе головы охапками сена, чтобы защититься от палящих лучей солнца, или осыпали себя песком[57].
Довольный впечатлением, которое произвели на путешественников слоны магараджи, раджпут сказал:
- Все слоны магараджи принадлежат к виду "кумирия"[58]. Благородные господа в будущем получат возможность наблюдать необыкновенные способности этих животных во время охоты на тигров.
- Что за великолепный экземпляр этот первый слон в ряду! - воскликнул Томек, разглядывая крупного слона с одним бивнем.
- Это предводитель стада и одновременно священное животное. На нем ездит магараджа во время религиозных шествий, или ежегодной охоты на тигров, - пояснил индиец.
- Что это великолепное животное - предводитель стада, догадаться нетрудно, - сказал Томек. - Видимо, он в борьбе потерял один из своих ценных бивней?
Великий раджпут насупил брови, испытующе посмотрел на путешественников, и только убедившись, что на лицах их не отражается ничего, кроме восторга, ответил:
- Ты, сагиб, по всей вероятности не знаешь, что большинство самок индийских слонов вообще не имеет бивней. Бывает также, что и у самцов развивается только один бивень. Если это бивень с правой стороны, то индийцы считают такого слона священным животным.
- Я этого не знал. Во всяком случае, этот слон в самом деле достоин звания царского слона, - признал Томек.
Индиец улыбнулся; он дружелюбно посмотрел на белого юношу, подошел к нему и вполголоса сказал:
- На твоем лице я читаю искренность и... честность. Помни, благородный сагиб, что только самонадеянный или мало знающий человек смеется над обычаями других людей. По индийской религии слон является символом глубочайших знаний, а вот буддисты[59] чтут белого слона, который встречается чрезвычайно редко, как одно из воплощений Будды. Отсюда и происходит культ этого животного в Сиаме. Возможно, эти знания тебе пригодятся в странах, где господствует буддизм.
- Благодарю вас за полезные сведения, хотя мы и не намерены совершить путешествие в глубины Азии. Вскоре, мы прямо из Индии вернемся в Европу, где у нас множество срочных дел, - ответил Томек.
- Откуда ты можешь знать, сагиб, какая судьба ждет тебя впереди, - задумчиво сказал индиец. - Человек подобен листу дерева, несомому ветром, с той только разницей, что вместо ветра действуют таинственные силы, предначертавшие судьбу человека. Поэтому ты не можешь знать, что может случиться через минуту, и не придется ли тебе идти совсем в противоположную сторону, чем ты задумал,
Пораженный таинственным смыслом слов раджпута, Томек хотел попросить разъяснений, но ему помешал боцман, показывая на слоненка, который, отведя в сторону свой маленький хобот, пытался добраться пастью до соска матери. На этом многозначительная беседа с раджпутом прервалась, так как тот повел их прямо во дворец.
Дворец внутри был обставлен с роскошью, которую можно встретить только на Востоке. В покоях и на галереях были мозаичные полы, мраморные наличники окон украшала искусная ажурная резьба, а стены и потолки покрывали фрески и арабески. Тишина, господствовавшая в жилых помещениях дворца, прерывалась журчанием воды в фонтанах, бьющих посреди выложенных мрамором бассейнов. Эти бассейны, заполненные ароматной водой и окруженные пальмами, вызывали желание искупаться.
Магараджа Алвара ожидал гостей в большом зале, стены которого украшала искусная лепка цветов и голов диких животных с глазами из драгоценных камней. В стороне, посреди тенистого садика из экзотических пальм, находился выложенный терракотой бассейн с небольшим островком, на котором как бы притаилась пантера, изваянная из черного мрамора. Из ее пасти, глаз и ушей били струи ароматной воды.
Путешественники остановились у входа, и шедший впереди великий раджпут громогласно провозгласил:
- Друзья великого шикарра Смуги, бесстрашные охотники на диких зверей, благородные сагибы: Андрей Вильмовский, Томаш Вильмовский и Тадеуш Новицкий.
Среди собравшихся воцарилась тишина. Все повернули глаза в сторону столь торжественно представленных гостей. Великий раджпут, бывший одновременно придворным церемониймейстером, подвел их к возвышению, покрытому тигровыми шкурами. На этом возвышении, как на троне, сидел Манибхадра[60] - магараджа Алвара.
Манибхадра медленно поднялся навстречу гостям. Отвесив низкий поклон, он скрестил на груди руки. Крупная алмазная брошь, придерживающая небольшой цветной султан на белой чалме, блеснула голубоватыми огоньками. Блестели и бриллиантовые запонки на длинном, достигающем колен сюртуке. За расшитым драгоценными камнями и жемчугом красным парчовым шарфом, которым был опоясан магараджа, блестел длинный кинжал в украшенных перламутром ножнах. Рукоятка кинжала была осыпана алмазами, а на самом верху ее горел огромный кровавый рубин. Длинные, свободные, белые, как и сюртук, брюки, спускались к мягким, расшитым золотом башмакам с загнутыми вверх носками. Тяжелая золотая цепь на шее - символ власти, и бриллиантовые кольца на пальцах рук дополняли необычайно богатый наряд магараджи.
Магараджа выпрямился и окинул своих гостей дружеским взглядом. Это был мужчина лет сорока, со смуглым лицом и черной, как вороново крыло, короткой бородой. На чистом английском языке он произнес:
- Приветствую вас как дорогих гостей, о прибытии которых меня предупредил шурин Пандит[61] Давасарман[62]. Я рад, что вы прибыли накануне великой охоты на тигров. Несмотря на то, что вы принадлежите к числу знаменитых звероловов, я думаю, что и наша скромная охота станет для вас приятным развлечением и отдыхом после длительного, изнурительного путешествия. Позвольте вас представить моей супруге, рани Алвара, которая весьма благосклонно относится к вашему другу шикарру Смуге.
Магараджа слегка поклонился, обращаясь в сторону соседнего возвышения. Звероловы в молчании восхищались необыкновенной красотой молодой и гибкой, как тростник, княгини. Она глядела на них, словно сквозь сон, своими миндалевидными глазами бледно-голубого цвета. Улыбалась красными и нежными, как лепестки розы, губами. Коротенькая голубая блузка, покрытая златоткаными орхидеями, была застегнута тремя алмазными пуговицами и не закрывала видневшуюся выше сари полосу обнаженного тела, подобного светло-коричневому бархату.
Сари княгини наглядно свидетельствовало об огромном богатстве магараджи и было подлинным произведением искусства известных во всем мире джайпурских ткачей. Расшитый золотом голубой муслин горел от алмазов, как горит вечернее небо, усеянное мигающими звездами. Легкое сари, уложенное на бедрах широкими складками, свободно касалось стоп княгини. Один конец богатого наряда переходил сзади в длинный трен, тогда как второй был переброшен через левое плечо. По обычаю "пурдах", которому подчиняются все индийцы высоких сфер, то есть запрещению показывать лицо чужим мужчинам, княгиня поддерживала правой рукой свисающий с левого плеча уголок сари и прозрачным муслином кокетливо закрывала лицо от взглядов гостей. Пальцы обеих рук княгини украшали драгоценные кольца, в ушах были продеты большие серповидные серьги, украшенные алмазами. Подобно своему царственному супругу, она носила на шее тяжелую золотую цепь. В гладко зачесанные назад черные волосы была вколота живая белая орхидея, что делало княгиню похожей на экзотический цветок.
Маленькие ступни княгини в золотистых сандалиях опирались на спину лежавшего перед ней большого гепарда[63], желтоватая шерсть которого пестрела частыми темными пятнышками.
За княгиней стояли молодые служительницы. Они с помощью золотых шнуров приводили в движение большие пункхасы, то есть веера из разноцветных перьев, свисающие с потолка.
Вильмовский, а вслед за ним боцман и Томек, сделали шаг по направлению к красавице княгине и отвесили ей глубокий поклон.
- Мой брат, Пандит Давасарман, просил меня позаботиться о вас во время его отсутствия, поэтому будьте моими дорогими гостями, - сказала княгиня тихим, мелодичным голосом. - Я много слышала о ваших необыкновенных приключениях. Вы, по-видимому, тот храбрый молодой зверолов, который всюду завоевывает дружбу людей и приручает даже диких животных?
Говоря это, княгиня взглянула на Томека. Молодой человек под испытующим взглядом княгини смутился. Он не был уверен, подобает ли ему вести беседу с княгиней, потому что в Индии обычно женщины не принимают участия в беседах мужчин. Княгиня ободряюще улыбнулась Томеку и добавила на хорошем английском языке:
- Шикарр Смуга мне рассказывал о вашей мужественной борьбе в Мексике в защиту своей юной австралийки. Скажите, она в самом деле так красива, как мне рассказывали?
Томек покраснел, потому что княгиня назвала Салли "его австралийкой". Слушая слова княгини, боцман развеселился, так как и он часто дразнил Томека по поводу Салли. Воспользовавшись теперь минутным замешательством друга, боцман охотно вмешался в беседу:
- Ваша правда, уважаемая госпожа! Салли выглядит, как картинка. Ничего удивительного, что наш Томек готов пойти за нее в огонь и в воду.
Княгиня медленно повернулась к моряку. Какое-то время она рассматривала широкоплечего, высокого боцмана, который в сравнении с низкорослыми, как правило, индийцами выглядел настоящим великаном.
- Мне рассказывали, что вождь восставших индейцев хотел выдать за вас в Америке свою дочь. Она была тоже так красива, как австралийка? - спросила княгиня.
Пришла очередь боцмана смутиться при этом напоминании. Было время, когда драматические события принудили его дать обещание жениться на молодой девушке, но ему удалось счастливо, в этом особом случае, не сдержать данного слова. Боцман считал женитьбу самым большим злом, какое только может встретить моряка, любящего бродить по свету. Но он нашелся и сразу же ответил:
- Вождь апачей, Черная Молния, не был бунтовщиком, уважаемая госпожа. Он только хотел сбросить с шеи ярмо рабства. Столь благородные люди, как он, предпочитают погибнуть, чем быть рабами.
Встревоженный смелыми речами друга, Вильмовский предостерегающе кашлянул и дипломатически сказал:
- Мы благодарим его высочество магараджу и вас, милостивая рани, за любезный прием в Алваре. Мы совершили длительное путешествие, чтобы встретиться с нашим другом Смугой, и поэтому чрезвычайно хотим узнать, где он находится сейчас.
Магараджа и его супруга сделали вид, что не поняли истинного смысла слов боцмана, и дружески смотрели на польских путешественников.
- Несколько недель тому назад шикарр Смуга в обществе моего брата поехал по делам в Дели, оттуда они довольно неожиданно направились в какое-то длительное путешествие, - ответила княгиня. - Как раз позавчера я получила известие, что брат вернется сюда на днях, а с ним, быть может, приедет и шикарр Смуга. Поэтому, господа, вы сможете принять участие в нашей завтрашней охоте на тигров. Я полагаю, что для столь известных звероловов такая охота будет приятным развлечением.
- Прошу прощения, ваше высочество, но мы не слишком охотно убиваем диких зверей и не любим на это смотреть, - вежливо ответил Вильмовский. - Наша задача - ловля живых животных и приручение их для зоологических садов.
- То же самое говорил шикарр Смуга, - ответила княгиня. - Но я все-таки не могу понять, почему профессиональные звероловы отказываются принимать участие в охоте на тигров, когда на эту охоту к нам приезжают знаменитейшие охотники даже из самой Англии. Вот, например, полковник Ральф Бартон и генерал Джон Макдональд относятся к числу людей, которые не простили бы нам ни за что, если бы мы забыли их пригласить на такую охоту.
Два англичанина, одетые в военные мундиры цвета хаки, отвесили поклон прекрасной княгине.
- Слава алварской охоты на тигров уже давно достигла пределов далекой Европы, - льстиво заявил полковник Бартон.
- Стать лицом к лицу с джайпурским тигром - это подлинно мужское развлечение, - добавил генерал Макдональд.
- Да, но разве охотник, сидя на спине слона в полной безопасности, словно в крепости, не стреляет в тигра, как в мишень? - вмешался боцман.
Генерал Макдональд сделал движение, словно хотел что-то возразить, но Вильмовский помешал ему, сказав:
- Прошу вас, не удивляйтесь, что мы являемся противниками охоты, во время которой, в большинстве случаев, без всякой надобности уничтожаются животные. Мы не только звероловы, но и сторонники разумного и доброжелательного отношения человека к исчезающим представителям фауны. Мы любим животных и заверяем вас, что они великолепно чувствуют, как относится к ним любой человек.
- Хищник всегда останется хищником, хоть он и прошел бог знает какую дрессировку, - заметил полковник Бартон. - Возьмите, например, великолепного гепарда Неро, лежащего у ног ее высочества. Он одинаково бросится как на меня, так и на вас, "любящего животных", как только мы попытаемся приблизиться к княгине.
- Вы так считаете? - спокойно спросил Томек.
- Не считаю, молодой человек, а вполне в этом уверен. Я видел, как Неро бросился на преступника, когда тот, обратившись к княгине с просьбой о помиловании, осмелился подойти к ней слишком близко.
- Неро прошел специальную школу дрессировки. Он не допустит никого чужого к моей супруге, - хвастливо сказал магараджа.
- Я не уверен в этом. Есть люди, которых природа одарила умением приручать животных, не применяя при этом силы и принуждения, - сказал Вильмовский.
- Шикарр Смуга пытался нас убедить в том, что молодой Вильмовский умеет покорять животных, - недоверчиво сказал Манибхадра.
- Это правда, милостивый магараджа. У меня, бывало, волосы становились дыбом, когда наш Томек спокойно входил в клетки с дикими животными. Даже такой знаток, как Гагенбек, говорил, что не всякому удается сделать что-нибудь подобное, - вмешался боцман.
- Если бы ты, сагиб, не был моим дорогим гостем, я бы предложил тебе испытать гепарда моей супруги, - сказал магараджа, саркастически улыбаясь.
Томек заметил недоверчивую улыбку и насмешливые, многозначительные взгляды англичан. Кроме того, он чувствовал волнующий взгляд княгини. После минутного колебания, Томек посмотрел княгине прямо в глаза и спросил:
- Что я должен сделать с гепардом вашего высочества?
Княгиня, будто забыв об обычае пурдах, выпустила уголок сари, которым заслоняла часть своего лица. Она взяла носовой платок, лежавший на ее коленях и, бросив его на пол у морды гепарда, сказала:
- Подайте мне мой платочек, молодой человек!
Томек сделал шаг в сторону княгини. Огромный, покрытый палевой шерстью гепард сразу же перевалился с бока на живот и залег у ног своей хозяйки. Батистовый платочек очутился теперь под его лапой, вооруженной крепкими когтями.
Полковник Бартон подошел к Вильмовскому и, тронув его рукой за плечо, шепнул:
- Удержите вашего сына от необдуманного поступка, который поистине бессмыслен. Я собственными глазами видел, как этот гепард насмерть загрыз туземца.
- Это странно, потому что, находись там кто-нибудь из нас, он немедленно застрелил бы гепарда, - также вполголоса ответил Вильмовский.
Англичанин покраснел, а Вильмовский, несмотря на то, что верил в благоразумие сына, красноречиво взглянул на боцмана. Впрочем, это было совершенно излишним, потому что, едва Томек стал медленно приближаться к княгине, моряк всадил правую руку в карман штанов, где всегда носил свой револьвер. Его чуткий взгляд остановился на палевом теле животного.
Томек тем временем уже находился не далее пяти шагов от гепарда. Он прекрасно знал обычаи этих хищников, познакомившись с ними во время достопамятной африканской экспедиции. У его друга, молодого царя Буганды, Дауди Хва, были два ручных гепарда, приученные охотиться на антилоп[64]. Кроме того, Томек и в самом деле обладал странной способностью покорять диких животных, чему немало удивлялись европейские дрессировщики. Некоторые были даже убеждены, что он их гипнотизировал своим взглядом.
Теперь Томек упорно всматривался в гепарда, стоя перед ним совершенно неподвижно. Так прошло несколько минут. Гепард впился зелеными глазами в человека и зловеще выгибал спину. Длинный, покрытый пушистой шерстью хвост гепарда нервно бил о пол. Но постепенно гепард перестал бить хвостом. Он прижал короткие, округлые уши к голове, а Томек, не отрывая взгляда от глаз животного, шаг за шагом стал приближаться к нему. В напряженной тишине Томек стал на одно колено рядом с гепардом. Легким, но твердым движением он коснулся левой рукой головы гепарда. Животное дрожало, как в лихорадке, и невольно обнажало клыки. Томек нежно гладил гепарда по голове, что-то говорил ему, и наконец зверь положил голову на колено Томека. Правой рукой Томек достал из-под лапы гепарда платок. Подал его княгине. Потом, продолжая гладить гепарда по голове, заставил его спокойно лечь на пол. Теперь поднялся сам, и, глядя животному в глаза, отступил к группе присутствующих.
Гепард вскочил на все четыре лапы, встряхнулся, словно только что вышел из воды, и отерся о ноги княгини, все еще глядя на необыкновенного укротителя.
- Но это же настоящий гипнотизер! Можете ли вы также усыплять змей, как это делают индийские заклинатели? - воскликнул Бартон, крепко пожимая правую руку Томека.
- Нет, я вовсе не гипнотизер, - возразил Томек. - Я просто люблю животных и стараюсь проникнуть в их существо. Они чувствуют, что я не намерен сделать им что-либо плохое. Кроме того, так можно поступать только с прирученными хищниками. Я ученик моего отца, который специализируется в области современной дрессировки животных.
- Нам только остается позавидовать и поздравить вас с великолепными результатами, - обратился Бартон к Вильмовскому. - Я очень беспокоился за вашего сына.
- Томек обогнал уже своего учителя, - ответил, улыбаясь Вильмовский. - Правда, я учил его быть спокойным и сдержанным в присутствии животных, но должен сказать, что сам не ожидал подобных результатов.
- Это и в самом деле было поразительно, - признал магараджа. - Я думал, что мой гепард не разочарует меня. Если бы вы, сагиб, решили когда-нибудь поселиться в Индии, я мог бы сделать вам интересное предложение.
- Как знать, возможно, я когда-нибудь и воспользуюсь любезным приглашением вашего высочества, - ответил Вильмовский.
- Пожалуйста, сообщите мне сразу, если вы на это решитесь, - добавил магараджа. - Ну, а если охота на тигров вас не прельщает, то я прошу вас поймать мне во время охоты живого тигра.
- Превосходная идея, - заметила княгиня, не отрывая взгляда от Томека. - Я как-то обещала вице-королю Индии добыть раджпутанского тигра для зоологического сада в Лондоне. Шикарр Смуга рассказывал мне, что вы умеете ловить тигров без всяких ловушек. Я с удовольствием посмотрела бы на такую охоту. Согласны ли вы исполнить мое желание?
Княгиня глядела на Томека, словно только от него ожидала ответа. А Томек колебался. Он инстинктивно чувствовал, что нельзя повиноваться капризам прелестной княгини, которой наскучила бездеятельная жизнь в необыкновенной роскоши. Томеку казалось, что магараджа Алвара подстроил сцену с гепардом только для того, чтобы проверить, правду ли говорил Смуга о необыкновенной способности его, Томека, приручать диких животных. Теперь магараджа и его супруга пожелали развлечься опасной охотой. Томек уже хотел ответить отказом, как вдруг боцман сказал вполголоса по-польски:
- Ты им скажи, браток, что мы согласны, раз нас просит такая красивая женщина. При случае мы покажем этим английским флегматикам, что значит в самом деле очутиться лицом к лицу с тигром.
Томек в нерешительности взглянул на отца. Вильмовский смотрел на него с загадочной, немного насмешливой улыбкой. Он хорошо знал слабость сына и боцмана - оба они любили прихвастнуть своими способностями.
"Сдается мне, что и папа тоже не против охоты", - подумал Томек.
- Соглашайся скорей, а то подумают, что мы струсили! - прошипел боцман.
- Если во время охоты нам представится подходящий случай, мы постараемся исполнить желание вашего высочества, - заявил Томек, низко кланяясь рани Алвара.
V
Охота на тигров
Как только солнечные лучи рассеяли ночной мрак, у дворца магараджи Алвара началось оживленное движение. Махуты еще кончали седлать и украшать слонов, когда магараджа Манибхадра в обществе супруги и белых гостей появился у выхода из дворца.
Увидев магараджу, огромный слон с единственным правым бивнем высоко поднял хобот и громко затрубил. Следуя его примеру, подняли вверх свои хоботы и остальные слоны. Магараджа, словно командир перед строем верных солдат, остановился перед рядом серых великанов, все еще продолжавших держать хоботы вверх. Он приветствовал животных поднятием руки. Слоны переступали с ноги на ногу, их мощные тела колыхались, а хоботы торчали, как ружья, взятые на караул. Магараджа опустил руку. Слоны сразу же успокоились. Вскоре махуты повели их на середину двора.
У священного слона с одним правым бивнем, предназначенного исключительно для магараджи, на спине был прикреплен позолоченный паланкин, покрытый красным тюлем. Длинный, закривленный кверху бивень слона был украшен несколькими широкими золотыми кольцами, усыпанными драгоценными камнями. На огромной голове слона, чуть позади больших ушей, сидел махут, погоняющий его во время хода. Слон остановился около магараджи.
- Лечь! - скомандовал махут.
Слон послушно опустился брюхом на землю. Служители помогли магарадже войти в паланкин. Позади властелина Алвара уселся индийский охотник, который был обязан подавать магарадже во время охоты ружье.
- Встать! - крикнул махут, когда его высочество Манибхадра удобно расположился в паланкине.
Слон послушно встал на ноги.
Теперь подвели слона с особым, украшенным великолепной резьбой и снабженным муслиновыми занавесками паланкином на спине. Паланкин был выложен подушками и обит мягкой кожей. На подушках уселась стройная, красивая рани, одетая столь же великолепно, как и вчера. Рядом с ней присели две молодые прислужницы с большими веерами из страусовых перьев.
После этого великий раджпут быстро разделил остальных слонов среди охотников. Полковник Бартон и генерал Макдональд, подобно магарадже, пользовались услугами туземных стрелков, готовящих оружие к выстрелу. Вильмовский, Томек и боцман захватили с собой индийцев, вооруженных длинными, крепкими, раздвоенными на конце жердями, приспособленными для ловли диких животных. Под звуки медных труб, рогов и барабанов, длинная кавалькада охотников направилась в близлежащие джунгли. Дикие павлины, испуганные невиданным зрелищем, прячась между деревьями, издавали пронзительные крики.
Наши три зверолова ехали сразу же за слоном прекрасной княгини. Таково было ее пожелание - она интересовалась способом охоты белых путешественников. Из парка слоны направились на край джунглей. Порядок шествия несколько нарушился. Воспользовавшись тем, что Вильмовский с Томеком ехали рядом, боцман сказал:
- Какого черта они производят столько шума? Не только крупные звери, но даже насекомые попрячутся от нас. Это больше похоже на парад, чем на охоту.
- Совершенно верное замечание, боцман, - ответил Вильмовский. - Именно такая охота больше всего нравится здешним магараджам. Они прежде всего любят пышный и громкий парад, во время которого стремятся показать свое богатство. Короче говоря, много шума и пальбы, совершенно безвредной для животных.
- Ну, такая охота не по мне, - сказал презрительно боцман. - Сидишь на слоне, как в крепости. Никакого удовольствия.
- Но зато это красочное шествие, и выглядит в самом деле великолепно, - заметил Томек. - Следует признать, что индийцы молодцы, раз сумели приручить столь полезных животных. Если африканские негры безжалостно истребляют слонов, чтобы добыть их драгоценные бивни, мудрые индийцы пользуются слонами в работе и на охоте.
- Правду говоришь, браток, - согласился боцман. - В Африке нам не приходилось видеть ни одного ручного слона. А может быть, африканские слоны вообще не поддаются приручению?
- Почему же не поддаются? Ведь африканские слоны еще в древности принимали участие в боях, - ответил Вильмовский. - В царствование царицы Семирамиды в Ассирии, то есть почти за две тысячи лет до нашей эры, боевые африканские слоны входили в состав ассирийской армии. Персидский царь Дарий тоже употреблял слонов в боях с Александром Великим. Именно тогда Александр привез впервые в Европу нескольких боевых слонов, захваченных у персов в битве под Арбелой в 331 году до нашей эры. Римляне познакомились с боевыми слонами во время войн с Пирром, царем Эпира. А разве неизвестно из истории, что Ганнибал во время второй пунической войны применял боевых слонов? Конечно, во всех этих случаях речь шла исключительно об африканских слонах, значит, их умели приручать. По-видимому, негры в Африке просто не заинтересованы в приручении этих животных. Индийские же слоны, издавна приручаемые местными жителями, не истребляются людьми.
- Это правда. Индийцы хорошо обходятся со слонами, и те приносят им пользу, - сказал боцман. - Впрочем, это совсем неплохая идея - использовать слонов в бою. Сколько страха они могут нагнать на противника!
- Ты так думаешь? А я тебе скажу, что слоны - обоюдоострое оружие, - ответил Вильмовский. Вот, например, во время первой войны с Пирром римляне сначала испугались огромных животных, но вскоре стали бросать им под ноги облитые смолой горящие ветви, чем так напугали слонов, что те в панике бросились на ряды своих же войск и наделали немало замешательства. Убедившись, что полностью положиться на таких союзников, как слоны, нельзя, их вообще перестали применять. После победы Юлия Цезаря над царем Нумидии, Юбой I, в жестокой битве при Тапсе в 46 году до нашей эры, боевые слоны совершенно исчезли.
- Ах, разрази тебя гром! Об этом я и не подумал, а ведь это яснее ясного, что испуганные во время боя слоны могут броситься на свою собственную армию, - воскликнул боцман. - Впрочем, на войне могло быть по-разному, а вот охота - совсем другое дело. Охотник в безопасности сидит на слоне, как у господа бога за пазухой.
- Нет правил без исключений, боцман. Правда, довольно редко, но на охоте иногда бывает, что охотник промахнется, и тогда тигр, в особенности опытный и старый, в отчаянии может броситься на слона и даже повалить его на землю.
- В самом деле, Андрей? - удивился боцман. - Мне трудно поверить, чтобы такое сильное животное, как слон, не сумело бы справиться с самым крупным тигром.
- Дорогой мой, конечно, слон большое, сильное и отважное животное и обычно выходит из борьбы победителем, но иногда разъяренный тигр наносит ему ужасные раны когтями. В таком случае слон падает на землю, пытаясь раздавить врага тяжестью своего тела. Легко вообразить, что происходит с людьми, сидящими на спине слона, подобно нам.
- М-да, славная получилась бы мельница! Получше, чем карусель на Белянах[65], - сказал, смеясь, моряк. - Однако ты сам говоришь, что такие чудеса бывают редко. Наш магараджа не брал бы с собой на охоту свою красавицу рани, если бы ей угрожала какая-либо опасность.
- Я тоже так думаю, - улыбнулся Вильмовский. - У таких людей как наш магараджа, страсть к охоте никогда не заходит настолько далеко, чтобы они забыли о безопасности своей личности.
- Значит, такой человек вообще не ходит на охоту, если у него нет слона.
- Не беспокойся, мой дорогой, здешние богачи умеют приспособиться. Мне, например, приходилось слышать и о таком способе охоты: охотники стреляют с платформ, построенных на высоких деревьях.
- Ах, черт их подери! Неужели у них есть и дрессированная дичь, которая сама выходит на охотника? - смеялся боцман.
- Увы, в то время, когда предусмотрительный стрелок сидит в безопасности на платформе, облава из бедных батраков, растянутая в длинный ряд, криками и шумом поднимает животных и гонит их прямо на эту воздушную засаду.
- Прекрасно, но ведь тигр может броситься на кого-нибудь из загонщиков?
- Конечно, да так оно и бывало множество раз...
- Ну, это уж обыкновенное свинство - богач сидит себе удобно с ружьем на дереве, а бедняк рискует жизнью ради его удовольствия! Тьфу их, с такой охотой!
- Что вы возмущаетесь, боцман, - вмешался Томек, - ведь магараджа и за наш счет организовал себе развлечение. А вы против этого не возражали! Наоборот, даже требовали, чтобы я скорее соглашался, раз "просит такая красивая дама". Эх, боцман, не хотел бы я прослыть плохим пророком, но женщины вас погубят, хоть вы и слышать не можете о женитьбе.
- Перестань-ка, браток, меня укорять, не то разозлюсь, спрыгну на землю и так рвану этого священного слона за хвост, что магараджа слетит со своей бамбуковой веранды, и ему самому придется ловить тигра.
Вильмовский с упреком взглянул на сына и сказал:
- Боцман, не говорите глупостей, ведь Томек шутит. Нас никак нельзя сравнить с бедными туземцами, которых принуждают принимать участие в облаве. Ловля диких животных - наша специальность, и для нас вовсе не новость.
- Верно, совершенно верно, Андрей, но твой малец всегда меня выводит из равновесия.
- Неужели вы хотите сказать, что с удовольствием поехали на эту охоту из-за красавицы княгини? - упрямо спрашивал Томек.
- Не в этом дело, - пробурчал в ответ моряк. - Княгиня и в самом деле мила. И говоря по правде, мне бы хотелось сделать ей приятное, но меня возмущает, что, как говорит наша пословица, бедному и ветер в глаза.
Беседу пришлось прекратить - слоны углубились в джунгли.
Теперь они снова шли друг за другом, растянувшись длинною цепью. По обеим сторонам протоптанной животными тропинки, высилась стена тропической растительности. Среди цветов самых странных форм, красок и запахов, царила великолепная, таинственная орхидея. Пение цикад умолкло. Дурманящий запах цветов стал постепенно ослабевать, чтобы смениться запахом болотных испарений. Вокруг раскинулась густая сеть зарослей бамбука, тростника и папоротников, а кроны деревьев, оплетенные лианами, образовали вверху плотный покров. В джунглях царил постоянный полумрак. В воздухе жужжали рои москитов, шершней, диких пчел и оводов, которые безжалостно жалили людей и животных.
Чутким ухом Томек ловил галдеж обезьян и крик попугаев, но одновременно, продолжал пристально всматриваться в темноту леса. Вот в кустах с правой стороны послышался шелест. Это стадо индийских кабанов[66], отличающихся от наших длиной гривы, спешило укрыться от людей в глубине джунглей. Прежде чем охотники выехали на несколько более свободное пространство, Томек заметил в кустах красивый силуэт животного. Оно ему сразу напомнило незабываемую охоту на окапи в Африке. Это была антилопа нильгау[67], имеющая более высокое и широкое туловище спереди, чем сзади. Великолепный самец был около двух метров длины. На его изящной голове торчали серповидные рога. На груди животного - среди темно-серой с голубоватым оттенком шерсти - светилось крупное белое пятно, которое полукругом переходило снизу в свисающую черную прядь шерсти. Широкий круп и белые полоски на задних ногах животного делали антилопу нильгау похожей на африканского окапи. Взволнованный воспоминанием об опасной охоте, Томек собирался обратить внимание отца и боцмана на удивительное животное, но, вспугнутое охотниками, оно быстро скрылось в чаще леса.
Свыше двух часов пробирались охотники сквозь темные джунгли, пока, наконец, не добрались до опушки девственного леса. В этом месте широкая полоса луга, поросшего высокой, пожелтевшей травой и разбросанными тут и там кустами, отделяла джунгли от русла болотистой реки. Посреди деревьев, росших вдоль берегов реки, виднелась роща ракит. В прохладной тени таких рощ любят отдыхать тигры после своих ночных разбойничьих похождений.
Слоны один за другим выходили из джунглей на луг. Подгоняемые криками махутов, они шли прямо к роще на берегу реки. Не доходя до рощи метров на триста, слоны изменили порядок марша. Теперь они развернулись в цепь, оба конца которой по мере приближения к ракитнику выдвигались все дальше вперед. Таким образом, они вскоре образовали полукруг, внутри которого оказалась вся роща.
В самом центре этой цепи находился слон, на котором ехала прекрасная княгиня. По правую сторону от нее ехал магараджа с двумя англичанами, а по левую - Вильмовский, Томек и боцман.
Вблизи рощи слоны сжали круг еще плотнее. Боцман внимательно изучал место будущей охоты, но вдруг, встревоженный чем-то, повернулся к друзьям и сказал:
- Ракитовая роща напоминает мне мешок, отверстие которого выходит к реке. Если местные тигры умеют плавать, то из нашей охоты ничего не выйдет. Они уйдут из этого мешка, переплыв на противоположный берег.
- Тигры воды не боятся и превосходно плавают, - ответил Вильмовский. - Я полагаю, что магараджа предусмотрел возможность их бегства через реку.
- Бояться нечего, тигры от нас не уйдут. Я видел лодки, идущие к окруженной нами роще, - вмешался Томек. - Как только мы вышли из джунглей, я осмотрел в бинокль всю окрестность.
- Ну, если дело обстоит так, то вскоре начнется дьявольский танец, - буркнул моряк.
Слоны остановились на опушке ракитовой рощи. Загремели роги, трубы и барабаны. Индийские стрелки громко кричали, некоторые из них начали стрелять из пистолетов. Только теперь, под аккомпанемент этого невероятного шума, слоны медленно направились в рощу. Огромные животные пробивали себе дорогу в зарослях ракитника, топтали кусты, гнули деревья или просто вырывали их с корнем, отбрасывая на сторону. Теперь стало понятно, что магараджа решил замкнуть кольцо облавы на берегу болотистой реки.
По мере того, как слоны все дальние углублялись в прибрежную чащу, шум стихал. Вдруг одновременно из нескольких мест послышались сначала пронзительные крики диких павлинов, а потом предостерегающая перекличка обезьян. "Пилью! Пилью... пилью..." - кричали павлины, как бы желая предупредить людей о грозящей им опасности.
Слоны, на которых ехали три зверолова, еще больше приблизились к княгине, так как махуты хорошо поняли предостережение. Они прекрасно знали, как трудно заметить тигра в лесной чащобе. Но павлины и обезьяны, на которых часто нападают тигры, особенно молодые, упражняющиеся в самостоятельной охоте, почти всегда чувствуют их присутствие. Иногда ночью обезьяны не почувствуют приближения пантеры или боа-душителя, но днем всегда помнят об осторожности. Они никогда не ошибаются относительно того, какой зверь притаился в чаще; если это дикий кабан или косуля, они сохраняют полное спокойствие, зная, что им ничего не грозит. Но если это тигр или пантера, то павлины и обезьяны громкими криками предостерегают своих сородичей.
Томек обменялся с отцом многозначительным взглядом. Он тоже понял причину тревоги павлинов и обезьян. Это тигр поднялся со своего логова.
В этот момент магараджа выстрелил вверх из штуцера.
По этому сигналу со стороны реки раздались крики и выстрелы. Значит, последние звенья цепи сомкнулись. Где-то с правой стороны послышался треск ломаемых веток. Слоны остановились в ожидании. Огромные животные на первый взгляд казались совершенно спокойными, но нервные движения хоботов и гневный блеск глаз выдавали их возбуждение. Это был верный знак того, что где-то поблизости находится тигр.
Магараджа и оба англичанина уже держали в руках штуцера, готовые к выстрелу. Левое крыло облавы сужало круг. Под мощными, толстыми, как столбы, ногами слонов, трещали кусты. Вдали раздался ужасный рев, который повторился несколько раз через короткие промежутки времени.
Переступая с ноги на ногу, слоны одновременно двигали веерообразными ушами. Томек вздрогнул, услышав этот рев. Потом раздалось грозное ворчание. Еще до того, как Томек увидел тигра, слон магараджи поднял хобот вверх. Магараджа молниеносно вскинул штуцер и нажал курок.
Звук выстрела и пронзительный рев раненого животного слились почти воедино. Стройное, гибкое, коричневого цвета туловище тигра, покрытое черными полосами, свернулось в чаще зелени, как пружина. Его яростный рев потонул среди грома ружейных выстрелов.
Это полковник Бартон и генерал Макдональд добивали раненое животное.
Священный слон, на котором сидел магараджа Алвара, медленно приближался к извивающемуся в агонии тигру. Вот слон хоботом перевернул умирающее животное, после чего подбросил высоко в воздух. Когда мертвый тигр упал к его ногам, слон поднял хобот и короткими трубными звуками объявил победу.
Снова запели медные трубы, загремели барабаны. Облава опять направилась к берегу реки.
- Ничего не скажешь, слонов они выдрессировали что надо. Ты видел, как слоны хоботами давали знак охотникам? - обратился боцман к Томеку, когда они поравнялись.
- Да, дрессировка замечательная. В удобный для выстрела момент слоны сами останавливаются и движением хобота требуют от охотника выстрела, - восхищался Томек.
- Как видно, слоны незаменимы для охоты на тигров, - добавил боцман. - Лошадь давно бы испугалась, а почтенный слонище, хотя и весьма раздражен видом хищника, стоит себе спокойно и при этом еще облегчает человеку задачу.
- Это правда, лошади боятся тигров, и ни за что не приблизятся к ним.
- Послушай-ка, браток, если они будут так палить в каждого встреченного тигра, то нам не придется поймать живого, - встревожился моряк.
- Не беспокойтесь, боцман, магараджа не откажется от подобного зрелища, - ответил Томек, пожимая плечами. - Я почти уверен, что здесь еще есть тигры, кроме убитого.
Глубокое, гортанное рычание, донесшееся из глубины чащи, казалось, подтвердило его слова. Вскоре на левом крыле облавы послышались выстрелы и ужасный рев раненого животного.
Берег реки был уже очень близок. Ноги тяжелых слонов все глубже проваливались в мягкую, влажную землю, и все отчетливее слышались крики людей, находящихся на лодках.
До сих пор Вильмовский спокойно наблюдал за охотой и внимательно прислушивался к звукам, доносящимся со стороны реки. Теперь он жестом потребовал от сидевшего за ним индийца, чтобы тот подал ему жердь с раздвоенным концом. Одновременно он подозвал своих товарищей и потребовал приготовиться к ловле тигра.
Небрежным движением боцман тоже схватил свое оружие, проверил его прочность и поудобнее уселся на спине слона, беззаботно оглядываясь по сторонам. Томек с тревогой думал о ловле живого тигра. По мнению многих охотников, раджпутанские тигры принадлежали к крупнейшим тиграм Индии. Они не только больше, но и значительно сильнее, чем знаменитые бенгальские тигры. А ведь охотясь на них, такой опытный зверолов, как Смуга, чуть не лишился жизни.
Томек не боялся опасности, но ему казалось, что шумная охота со слонами, разъяренными видом тигров, могла помешать ловле живого хищника. Кроме того, он не был уверен, сможет ли в критический момент рассчитывать на помощь туземцев, не имеющих опыта ловли зверей живьем. А помощь их была необходима. Малейшая неосторожность или робость в решительный момент могли повлечь за собой печальные последствия.
Томек искоса взглянул на сидевшего за ним на слоне индийца. Полуголый туземец одной рукой держался за упряжь слона, а второю сжимал раздвоенную жердь.
"Авось сойдет", - подумал Томек, которого успокоило решительное выражение лица индийца. Он вспомнил, что перед охотой отец несколько раз объяснял своим индийским помощникам их роль во время этой охоты. Мысли Томека были прерваны шумом, раздавшимся со стороны реки. На правом крыле цепи послышались частые выстрелы, как видно, неудачные, потому что после них не было слышно рева раненых животных. А слоны, сжимая кольцо, шли все вперед и вперед. Злобный, глухой рев, раздававшийся из чащи, еще больше раздражал кротких, обычно, великанов.
Погонщики слонов Томека и боцмана, послушные приказу Вильмовского, направили своих животных к слону, на котором сидела княгиня. Теперь четыре слона шли рядом. Держась за упряжь, Вильмовский присел, приготовившись спрыгнуть на землю, и внимательно шарил глазами по зарослям ракитника.
Внезапно слон генерала Макдональда остановился и поднял вверх хобот. Англичанин, как только увидел полосатое тело бестии, нажал курок. Он, правда, промахнулся, но, видимо, пуля прошла рядом с головой тигра, потому что тот, испуганный и потерявший ориентировку, бросился прямо под ноги слона магараджи. Манибхадра выстрелил, хотя не мог достать тигра, который вертелся между ногами слона. Священный слон сразу понял положение и резко подался назад, пытаясь хоботом схватить хищника. Однако тот с невероятной ловкостью выскочил у него из-под ног.
Ближе всех к слону магараджи находилась красавица рани. Погонщик ее слона пытался криком вынудить животное отойти назад, чтобы дать возможность Вильмовскому выстрелить в тигра. Но разъяренный слон либо не понял, либо не хотел выполнять приказа. Вместо того, чтобы отступить, он бросился на хищника.
Огромный серый слон, обычно довольно медлительный, стал вдруг чрезвычайно подвижным. Раздраженный опасной близостью тигра, он старался схватить хищника хоботом, но так как это не удавалось, пытался пронзить его своими длинными бивнями. Крик испуганных женщин, сидевших в паланкине на спине слона, которые легко могли из него выпасть, еще больше разъярил слона. Опасность увеличивалась и потому, что слоны Манибхадры, генерала Макдональда и полковника Бартона окружили взбешенного тигра, преградив ему путь к отступлению.
Вот двухметровый, необычайно сильный хищник, как молния, метнулся на слона, чтобы затем еще быстрее отпрянуть, увернувшись от убийственных ударов хобота и бивней. По-видимому, ему не раз приходилось встречаться со слонами, потому что теперь у него было больше ярости, чем страха. Охотники оцепенели от ужаса, так как отчаянно дерущееся животное вертелось как огромный, серо-коричневый клубок, не давая возможности стрелять.
Вдруг слон княгини споткнулся; тигр в одно мгновение прыгнул и очутился на его голове. Махут упал на землю. Княгиня и ее служительницы очутились прямо перед лицом ужасной смерти. Но прежде чем произошла катастрофа, Вильмовский, рядом с которым очутился взбешенный слон, перескочил на его спину и заслонил собой паланкин. Деревянной жердью-рогатиной он сбросил полосатого тигра с головы слона и сам спрыгнул на землю.
Тигр упал на спину. Вильмовский очутился рядом с ним. Не теряя самообладания, он пригвоздил тигра к земле своим деревянным оружием. Однако, если бы друзья не пришли ему на помощь, Вильмовский, вероятно, поплатился бы за свою дерзость жизнью. К счастью, бесстрашный боцман, ни секунды не колеблясь, соскочил на землю и в самый критический момент пригвоздил хищное животное своей рогатиной.
Под нажимом сильных рук моряка жердь затрещала. Полузадушенное животное болезненно стонало, но несмотря на это, пыталось вырваться из-под рогатин, пригвоздивших его к земле. Мощные лапы, вооруженные крепкими когтями, пытались достать врагов, но прежде чем тигр сумел собраться с силами для дальнейшей отчаянной борьбы, к нему подбежал Томек с тремя индийцами. Теперь уже три пары раздвоенных жердей прижали к земле и заднюю часть туловища тигра. Томек быстро связал ему ремнями сначала задние лапы, а потом - передние, ловко избегая оскаленных клыков.
В то время, как трое белых охотников вели борьбу с тигром, рядом возникла новая, не менее грозная опасность. Слон княгини, охваченный боевым пылом, продолжал рваться к тигру. И только быстрая помощь махутов, которые телами других слонов преградили ему дорогу, предотвратила трагический конец охоты.
Магараджа и англичане делали все возможное, чтобы спасти княгиню. Они прижали с двух сторон разъяренного слона и освободили испуганную владетельницу Алвара и ее служительниц.
В конце концов махутам удалось успокоить слонов, и охотники могли сойти на землю. Манибхадра, его супруга и англичане подошли к звероловам как раз в тот момент, когда Томек кончал вязать передние лапы животного.
Увидев, что с княгиней ничего не случилось, три друга облегченно вздохнули. Правда, лицо прелестной рани было еще серым от страха, но она уже внимательно следила за ловкими движениями рук Томека, вязавшего тигра. Томек управился с лапами хищника, поднял с земли толстую ветку, добыл из кармана ременную петлю и снова наклонился над тигром, который глухо ворчал, обнажая страшные клыки. Томек подсунул ему ветку под нос. Тигр внезапно поднял голову и схватил ветку зубами, а Томек, которому только это было и надо, второй рукой набросил ему на пасть ременную петлю. Он туго затянул ремень и ловко соорудил из него нечто вроде намордника.
Когда Томек выпрямился, его спутники отбросили уже ненужные жерди.
- Вот это, я понимаю, охота, - отозвался боцман, распрямляя плечи. - Еще немного, и не мы тигра, а он нас поймал бы. Но раз уж нам удалось, то ты, Томек, подари его красавице-княгине.
- Боцман прав, сынок. Княгиня просила тебя поймать ей тигра и тебе следует вручить ей этот... беспокойный подарок, - добавил Вильмовский.
Выслушав слова отца, Томек улыбнулся. Он поклонился княгине и сказал по-английски:
- Мы рады, что вашему высочеству удалось счастливо избегнуть опасности. А вот тигр, которого мы обещали поймать. Соблаговолите принять его от нас.
- Thank you[68], - ответила княгиня все еще слегка дрожащим голосом.
VI
Тайны индийских факиров
На следующий день после драматической охоты на тигров магараджа давал в своем дворце прием в честь счастливого окончания опасного приключения. Наши путешественники были, конечно, самыми почетными гостями. Кроме них, получили приглашения генерал Макдональд и полковник Бартон. Обыкновенно холодные и гордые при встрече с людьми другой национальности, англичане сегодня как бы забыли о своей национальной спеси. Они громко хвалили отвагу и самообладание польских охотников, а полковник Ральф Бартон ни на шаг не отходил от Вильмовского, пытаясь втянуть его в беседу на разные темы.
Вначале Вильмовский сохранял вежливую чинность. Сам он говорил мало, охотно прислушиваясь к словам англичанина. Вскоре ему показалось, что неожиданная перемена в поведении англичан, да и вся их беседа, преследовали какую-то определенную цель. Поэтому Вильмовский оживился и стал слушать еще внимательнее.
- Вы извините, что я напомню об одном щекотливом деле, но мне необходимо это сделать, чтобы вы меня не судили строго, - говорил Бартон, наклонясь к Вильмовскому. - Дело касается слов, которые вы произнесли, когда я предостерегал об опасности, грозящей вашему сыну со стороны гепарда княгини.
Вильмовский искоса взглянул на англичанина и продолжал его слушать.
- Человеческая жизнь в Индии ценится меньше, чем у нас в Европе. Члены низших каст - это ничтожество в глазах привилегированной аристократии. Если бы мы пытались изменить сложившиеся здесь вековые обычаи, то быстро потеряли бы Индию. Поверьте мне, что индийцы во многих отношениях еще остаются варварами. Англичане взяли на себя здесь серьезную цивилизаторскую миссию.
Вильмовский молчал, и только его ироническая улыбка свидетельствовала о том, что аргументы англичанина не казались ему убедительными. Бартон заметил улыбку Вильмовского, но продолжал говорить дружеским тоном:
- Изменить что-либо в обычаях такой большой и многолюдной страны нелегко. Несмотря на это, именно англичане запретили индийским матерям приносить в жертву священным крокодилам своих детей и отменили жестокий обычай "сати", по которому вдовы во имя любви к почившему супругу добровольно шли на сожжение на погребальном костре[69].
- Я полагаю, никто не станет возражать, что это заслуга англичан, - ответил Вильмовский. - Но, по моему мнению, по мере общего развития цивилизации многие народы сами отказываются от слишком суровых обычаев и нравов. Путешествуя по различным континентам, я убедился, что "облагодетельствование" туземцев против их желания обычно ничего хорошего им не дает.
- Конечно, на этот вопрос могут быть разные взгляды, - сказал Бартон вполголоса. - Я уважаю людей с широкими взглядами. Сами индийцы по-разному воспринимают нашу роль в их стране. Лучшим примером этого служит магараджа Алвара, его супруга и ее брат Пандит Давасарман. Магараджа и Давасарман являются сторонниками англичан, тогда как молодая княгиня относится к нам весьма неприязненно.
- Неужели? - искренне удивился Вильмовский.
- Увы, это печальная правда, - подтвердил Бартон. - Поэтому в присутствии англичан княгиня всегда оказывает больше симпатии гостям другой национальности.
Это сообщение развеселило Вильмовского, но он не подал вида.
- К счастью, княжеством управляет магараджа, а не его молодая супруга, - ответил он, внимательно наблюдая за выражением лица Бартона.
- К сожалению, княгиня ничем не напоминает покорных своим мужьям индийских женщин. Она получила хорошее воспитание и сумела вырваться из плена суеверий, присущих женщинам Индии. Поэтому она находится здесь с нами на равной ноге. Ревнивый магараджа - безвольное орудие в ее руках. Это она управляет Алваром!
Когда англичанин произносил эти слова, на его лице появилось такое выражение, какое бывает у хищной птицы, парящей над давно высмотренной жертвой, но он быстро овладел собой и продолжал беседу:
- Разумеется, это совершенно не имеет значения для нашей власти в этой стране. Владетели отдельных княжеств приходят и уходят, а мы - остаемся. Понимание этой истины весьма облегчает путешествие по Индии.
- Спасибо за любезную информацию, - иронично и сухо ответил Вильмовский, поняв, к чему клонит Бартон.
- Ах, вероятно я что-то не так сказал?! Наша доверительная беседа совсем не касается вас, как людей, располагающих английскими паспортами. Кроме того, общество Пандита Давасармана позволит вам свободно путешествовать не только по Индии. Вы можете полностью доверять своему проводнику. Это мудрый и верный человек, превосходно подготовленный к изучению стран, до сих пор недоступных европейцам.
Вильмовский был поражен. Неужели Бартон был тем "важным лицом", к которому обращался Смуга за разрешением на поездку к границе? Двусмысленные высказывания Бартона говорили о том, что он прекрасно знал, с какой целью приехали польские путешественники в Индию, тогда как они сами этого не знали. Вильмовского охватила тревога. Неужели Смуга впутался в политическую интригу? Он решил немедленно выяснить беспокоивший его вопрос. Наклонился к Бартону и спросил:
- Господин полковник, вы сказали слишком много, или... слишком мало! Я хочу знать, где сейчас находится мой друг Смуга, зачем он вызвал нас сюда, и что общего с этим имеет Пандит Давасарман, о котором все столько нам говорят?
- Ого-го, вот хитрец наш хозяин! Я и не предполагал, что у него в джунглях скрываются такие красивые танцовщицы, - вполголоса сказал Бартон, словно не слышал вопроса Вильмовского. - Вы только посмотрите, какой восторг светится в глазах вашего друга! Даже такой хладнокровный человек, как господин Томек, тоже очарован ими.
Вильмовский не возобновил вопроса. Он понял, что ответа не получит, и задумался, почему вокруг призыва Смуги царит такое таинственное молчание. Одновременно он невольно стал наблюдать за танцем привлекательных баядер[70].
Три молоденькие девушки, одетые в легкие муслиновые шаровары и позолоченные нагрудники, танцевали под старинную индийскую мелодию с ее беспокойным восточным ритмом. Звон серебряных колокольчиков, прикрепленных к широким браслетам на ногах танцовщиц, сливался с певучими звуками сарод-тамбурина[71], посвистыванием флейт и гудением барабанов. Стройные силуэты баядер бросали летучие тени на беломраморные стены зала, освещенные мерцающим блеском факелов.
Вильмовский не легко поддавался настроению. Он посмотрел на сына и моряка. Боцман Новицкий, то и дело бросая взгляды на баядер, рассказывал магарадже и генералу Макдональду об одном из своих приключений, а те слушали его с большим интересом. Томек развлекал беседой прелестную рани. А она, словно желая досадить англичанам, дружелюбно улыбалась, слушая молодого поляка, и все чаще опускала край сари, скрывающий ее лицо, а когда баядеры, закончив танец, выбежали из зала, подарила Томеку на память о пребывании в Алваре драгоценное кольцо с алмазом. Смущенный столь ценным подарком, Томек отказывался его принять.
- Я хочу, молодой человек, чтобы это кольцо всегда напоминало вам об Индии. Если вы откажетесь его принять, я решу, что дружеское расположение рани Алвара вам неприятно, - сказала княгиня.
Томек покраснел, надевая кольцо на мизинец левой руки. Не мог же он в самом деле обидеть княгиню отказом.
В тот момент, когда княгиня вручала Томеку кольцо, Вильмовский заметил на лице Бартона тень неудовольствия и многозначительный взгляд, брошенный полковником в сторону задумавшегося магараджи. Вильмовский стал опасаться, что Томек, который всегда и везде легко находил себе друзей, на этот раз может причинить им лишние трудности при исполнении загадочных планов Смуги. Как раз в это время боцман прервал свой рассказ и потянулся за чашкой ароматного чая. Андрей Вильмовский воспользовался случаем, чтобы начать общую беседу.
- Еще в Европе мне приходилось слышать о тех необыкновенных чудесах, которые совершают индийские йоги и факиры. И все же, несмотря на то, что я уже несколько дней нахожусь на родине тайн и чудес, мне лишь раз в жизни довелось видеть факира... да и то в Англии, где он демонстрировал в цирке различные фокусы, - громко сказал Вильмовский, глядя прямо на сына, который весьма интересовался этой темой.
Вильмовский не ошибся в своих расчетах. Боцман первый забыл о своей чашке чая и громко воскликнул:
- Ваша правда! Мы тогда были в цирке вместе! Этот бородатый фокусник совершенно спокойно ложился голой спиной на доску, усеянную острыми гвоздями, питался ножами, глотал огонь и заклинал змей. Это были весьма ловкие трюки!
- Папа, ты, пожалуй, забыл об уличном заклинателе змей, которого мы встретили в Бомбее. Мы даже поспорили, есть ли у его змеи ядовитые зубы, - заметил Томек, прерывая беседу, которую вел с княгиней вполголоса.
- По-моему, заклинатели змей - не фокусники, - сказал Вильмовский. - Поэтому я смело утверждаю, что мы до сих пор не видели в Индии факиров.
- Да, мне очень хотелось бы увидеть настоящего факира, - взволнованно сказал Томек.
Магараджа Манибхадра улыбнулся и, принимая из рук служителя короткую, набитую табаком трубку сказал:
- Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Однако пусть прежде полковник Бартон объяснит вам подлинный смысл слов: факир и йога. Во время длительного пребывания в Индии полковник интересовался не только политическими делами нашей страны, но и таинственным учением наших святых мужей, любопытными приемами индийских фокусников. Полагаю даже, что он уже стал отменным знатоком этих вопросов.
Англичанин насупился, так как почувствовал в словах магараджи тень насмешки, но, несмотря на это, свободно ответил:
- Я охотно сделаю это, так как многие европейцы превратно толкуют значение этих слов. "Факир" - арабское слово, которое обозначает нищенствующего мусульманского монаха, давшего обет бедности. Что же касается йоги, то в Индии так зовут людей, изучающих таинственные силы природы и применяющих с этой целью, в соответствии с индийской философией, специальную систему упражнений йога, для того, чтобы полностью распоряжаться собственным духом и телом.
- Пожалуйста, объясните мне, в чем заключается система йога? - с любопытством спросил Томек.
- Чтобы стать йогой, надо отказаться от всякого имущества, бросить семью и поселиться в пустыне подальше от человеческих поселений. Избранный йогой гуру, или учитель, дает указания о том, какие следует принимать положения тела, делать движения и какие священные изречения изучать наизусть. После того, как будущий йога усвоит основы этих знаний, он проходит науку правильного дыхания и мышления. Если он успешно пройдет весь цикл трудных упражнений, ему назначают покаяние. Пройти покаяние не так-то легко. Кающийся йога дает обет долголетнего молчания, либо обязуется сидеть на солнцепеке у горящих костров, или длительное время находиться в воде, высунув из нее только голову. Иногда йога должен целыми часами держать одну или обе руки вытянутыми вверх. Кроме того, он обязан совершить несколько паломничеств ко святым местам.
После того, как йога успешно закончит это послушничество, он становится "шанниаси", т.е. кандидатом в святые. Теперь остается совершить символический обряд собственного погребения, означающий умерщвление плоти и рождение йоги для духовной жизни. Эта церемония превращает шанниаси в святого человека; совершенствуясь далее, он может дойти до высшей степени посвящения и стать парамахамсом.
Между мусульманским нищенствующим монахом, дервишем и индийским йогой, принимающим после послушничества наименование шанниаси, есть одно общее, а именно - обет бедности.
Но они не имеют ничего общего с теми факирами-фокусниками, которые для заработка показывают ловкие фокусы, кажущиеся нам иногда совершенно чудесными.
- Действительно, вы очень ясно нам это объяснили, - сказал боцман. - Но раз мы ничего не смыслим ни в арабской, ни в индийской религиях, то нас больше интересуют именно факиры-фокусники. Любопытно, есть ли еще такие в Индии?
- А как же, конечно есть и, подобно заклинателям змей, они объединены в самостоятельную общину. Я думаю, что его высочество магараджа Алвара подготовил нам какой-то сюрприз. Возможно, мы увидим настоящего индийского факира.
Не успел полковник Бартон закончить последнюю фразу, как магараджа Манибхадра четыре раза ударил в ладоши. Перед гостями немедленно появился старый, сгорбленный индиец с плоской, закрытой корзиной в руках. Бедно одетый старец носил на голове чалму, украшенную тремя павлиньими перьями - отличительным знаком заклинателей змей. Старик остановился перед магараджей, поставил свою корзину на землю, и, сложив руки на груди в ритуальном приветствии, низко поклонился владыке Алвара.
Манибхадра слегка кивнул головой. Мановением руки позволил заклинателю начать представление.
Старик установил плоскую корзину в центре зала и открыл крышку. На дне корзины лежала, свернувшаяся в клубок, желтовато-серая с голубоватым отливом змея. Заклинатель сел рядом с корзиной, по-восточному поджал под себя ноги, добыл из-за пазухи халата инструмент, по виду напоминающий кларнет, и заиграл медленную, тоскливую, монотонную мелодию.
Через несколько мгновений змея приподняла голову и стала выпрямлять свое блестящее тело. Создавалось впечатление, что змея сидит на хвосте, свернутом в кольцо.
- Нала-памба, очковая змея[72], длиной, пожалуй, более полутора метров, - шепнул Бартон польским охотникам, которые с интересом смотрели на необыкновенное зрелище.
- Великолепный экземпляр кобры, - тоже шепотом произнес Вильмовский.
Сначала змея не желала покинуть корзинку. Потом стала проявлять беспокойство. Движения ее становились быстрее. Она развернула головной щит, на котором виднелся узор, поразительно похожий на очки. Спереди на брюхе змеи виднелись три поперечные черные полосы. Раздраженное пресмыкающееся громко шипело и быстро двигало высунутым из пасти языком. Заклинатель ни на секунду не прерывал игры на своем инструменте. Кобра несколько раз бросалась к нему, словно пыталась его укусить, но заклинатель упорно смотрел на нее, не отступая ни на шаг.
Монотонная мелодия безостановочно лилась. Змея медленно стала впадать в какой-то транс. Глаза кобры, еще минуту тому назад горевшие бешенством и ненавистью, теперь были неподвижны, словно она находилась в столбняке.
Заклинатель змей, не переставая играть, медленно придвинулся к кобре. На миг он коснулся носом, а потом языком головы змеи. Словно проснувшись от летаргического сна, кобра с бешенством бросилась на своего укротителя, но тот успел отскочить от нее. Кобра успокоилась, и заклинатель закрыл корзину.
- Ах, будь ты неладен! Если у змеи не вырвали ядовитых зубов, то этот человек рисковал жизнью, - недоверчиво воскликнул Вильмовский.
- Если бы заклинатель не рисковал жизнью, его искусство не стоило бы и одной рупии, - сказал магараджа, обводя своих белых гостей насмешливым взглядом. - Впрочем, легко проверить, есть ли у этой кобры ядовитые зубы. Может быть, кто-нибудь из вас желает проверить лично?
- Это только Фома Неверный хотел все проверять лично, - свободно ответил боцман. - По моему мнению, заклинатель не такой уж дурак, чтобы целоваться с ядовитой змеей.
Магараджа опять ударил в ладоши. В зал вбежал служитель, неся в корзинке двух цыплят.
- Проверка того, есть ли ядовитые зубы у нала-памба - зрелище не из приятных, но, может быть, вы хотите убедиться в том, живы ли эти цыплята? - весело спросил магараджа у боцмана.
- Ого, я даже кое-что в этом смыслю, потому что, прежде чем стать боцманом, служил коком на старой калоше, ходившей в Иокогаму[73], - ответил боцман.
Он быстро подошел к служителю и, тщательно обследовав птиц, сказал:
- Здоровы, как рыбы, хотя и не очень упитанны. Что же дальше?
- Ровно ничего, сагиб. Остальное сделает заклинатель змей, - пояснил магараджа.
Старый заклинатель взял одного цыпленка и подошел к корзине с коброй. Как только он приоткрыл крышку, змея немедленно подняла голову. Наклонила ее, распустила щит, на котором опять блеснули грязно-белые очки, окруженные черным контуром. Глаза змеи горели бешенством. Кобра увидела индийца, державшего цыпленка. Заклинатель, не обращая внимания на ярость разгневанного пресмыкающегося, протянул цыпленка змее. Кобра несколько мгновений на него смотрела, потом внезапным движением бросилась вперед, широко раскрыв пасть. Видно было, как выпрямились ядовитые зубы на ее верхней челюсти, которые при замкнутой пасти складываются, подобно острию перочинного ножа.
Томек предостерегающе крикнул. Он знал, что когда змея открывает пасть и поднимаются ее ядовитые зубы, в них появляется яд из железы, нажатой мускулами. Если этот яд, по химическому составу подобный трупному, попадает в кровь человека или животного, наступает быстрое разложение кровяных телец и не менее быстрая смерть.
На окрик Томека никто не обратил внимания, потому что кобра как молния подалась вперед и впилась зубами в тело птицы. Цыпленок в руках заклинателя затрепетал. Атака кобры была мгновенной. Заклинатель уже отступал от корзины с разъяренной змеей. Он отбросил цыпленка, укушенного коброй, а змее подставил второго.
В то время, как цыплята бились на полу, растопырив крылья, кобра, громко шипя, впивалась холодным взглядом в человеческие лица. Так проходили минута за минутой. Цыплята трепыхали крылышками, а кобра, озираясь вокруг, громко шипела.
Индийцы, в религиозных воззрениях которых кобра играет значительную роль, смотрели на пресмыкающееся с набожным трепетом и страхом. Поучения брахманов вселили в них веру в чудесную силу заклинателей змей.
В противоположность индийцам, белые звероловы и англичане по-иному относились к интересному зрелищу.
- Как вы думаете, эта кобра и в самом деле ядовита? - вполголоса обратился к Вильмовскому генерал Макдональд.
- Думаю, что да! Впрочем, мы скоро в этом убедимся, - ответил Вильмовский. - Гибель цыплят рассеет сомнения.
- Ваша правда, но почему кобра не бросилась на этого хитреца с дудкой? - шепотом спросил боцман. - Если цыплята подохнут, то я поверю, что заклинатель умеет ладить со змеями. Или в этом замешана нечистая сила?
- Не говорите глупостей, боцман, - заявил Вильмовский, пожимая плечами. - Конечно, нельзя сказать, что заклинатели своим умением обращаться с ядовитыми змеями не возбуждают всеобщего восхищения. И все же они не обладают сверхъестественной силой. Они только умеют правильно обращаться со змеями и прекрасно знают их характер. Заклинатель подходит к змее лишь тогда, когда она успокоится. Кроме того, как я слышал, многие заклинатели погибают от укусов своих питомцев.
- Смотрите, смотрите! Цыплята дохнут! - воскликнул Томек.
И правда, первый цыпленок упал на пол. Он несколько раз дернул ногами и остался лежать неподвижно. Спустя несколько минут погиб и второй. Это было лучшим доказательством того, что кобра могла в любой миг лишить жизни заклинателя змей. Восхищенные его отвагой, европейцы дали заклинателю несколько рупий в награду.
Вскоре заклинатель вместе со своим смертоносным грузом ушел. Магараджа опять захлопал в ладоши. Шесть служителей внесли большие медные носилки с тлеющим древесным углем. За ними появился сгорбленный худой старик с длинной, седой бородой. Старик сел рядом с подносом, поджав под себя ноги. Он скрестил на груди руки и впал в задумчивость. Его глаза под косматыми бровями не выражали никакой заинтересованности белыми господами, стоявшими поодаль и беседовавшими вполголоса.
- Сагибы хотели увидеть настоящего индийского факира. Перед вами один из лучших факиров Индии. Возможно, он развлечет вас своим искусством, - сказал магараджа, с трудом подавляя лукавую усмешку, в которой чувствовалась уверенность, что он преподносит белым гостям превосходный сюрприз.
- Видать, факир будет жарить цыплят, убитых очковой змеей, - шепнул боцман.
- Ну что вы! - возмутился Томек. - Вот вы смеялись над заклинателем змей, а на опыте с цыплятами убедились, чья была правда.
- Послушай-ка, браток, ядовитая кобра - это тебе не миска с тлеющими угольками, - отрезал моряк. - Но ты прав, не говори гоп, пока не перескочишь! Быть может этот фокусник проглотит горячие угли?
Друзья прервали тихую беседу, так как факир вздрогнул, словно пробудившись от глубокого сна. Только теперь он обратил внимание на гостей, собравшихся в зале. Испытующим взглядом он водил по их лицам, не пропустив никого. Индийских служителей он едва удостаивал беглого взгляда, несколько дольше смотрел на магараджу, потом стал пристально всматриваться в лица белых сагибов. На Томека и боцмана смотрел не слишком долго, но на длительное время остановил взгляд на Вильмовском. Потом предметом его заинтересованности стали англичане, и, наконец, несколько мгновений он посвятил красавице рани.
Необыкновенное поведение факира заставило всех умолкнуть и сосредоточиться. В зале воцарилась таинственная, волнующая тишина. Вдруг факир сказал:
- Может, быть кто-нибудь из благородных сагибов желает лично проверить, в самом ли деле угли на подносе горят и обжигают?
Но, памятуя об опыте с ядовитой коброй, никто не спешил выразить своего сомнения. Факир переводил взгляд с одного белого гостя на другого. После длительного молчания старый индиец вбил взгляд в глаза Томека и повелительным тоном сказал:
- Подойди ко мне, благородный молодой сагиб!
Томек с минуту колебался, но потом подошел к факиру, встал на одно колено и протянул руку к подносу. Жар, бьющий от углей, вынудил его отдернуть руку.
- Раз ты убедился, сагиб, что это настоящий огонь, прошу тебя стать рядом со мной и внимательно смотреть, - сказал факир.
Тихим голосом факир стал напевать какой-то странный мотив. Слабый вначале голос постепенно обретал силу, и в конце концов весь зал наполнился мелодией, насыщенной подлинным фанатизмом. Странная песня тревожила слушателей и вынуждала их сосредоточить внимание на скромной фигуре факира, взгляд которого блуждал где-то поверх голов слушателей. На лицах индийцев появилось выражение восторга. То ли под влиянием слов песни, которую пел факир на неизвестном Томеку языке, то ли по его немому знаку, некоторые из индийских служителей стали один за другим подходить к подносу, заполненному горячими углями. Вслушиваясь в мелодию дикой песни факира, они босыми ступнями медленно проходили прямо по горячим углям. И на их лицах не видно было признаков боли.
Томек до некоторой степени тоже поддался влиянию удивительной мелодии и был под впечатлением всей этой сцены, но одновременно напряженно думал о том, в чем же заключается фокус индийского факира. В конце концов присущее молодому человеку любопытство взяло верх над рассудком. Томек взглянул на своих спутников. Но никто не обращал на него внимания. Все напряженно всматривались в лица индийцев, проходивших по углям. Томек мгновенно снял обувь и носки. Подошел к магическому подносу. Это случилось как раз в тот момент, когда факир прекратил пение. Едва лишь Томек коснулся ногой углей, как тут же отпрянул назад, зашипев от боли.
Встревоженный магараджа воскликнул:
- Нельзя так делать, сагиб, огонь не обжигает лишь тогда, когда факир поет. Быть может, вызвать врача?
- Ах, нет, нет, чепуха! - почти крикнул Томек, устыдившись своего непродуманного поступка.
- Вот это интересно! Ничего подобного мне до сих пор не приходилось видеть, хоть я не раз присутствовал на представлениях факиров, - сказал полковник Бартон.
- Превосходная работа. Видимо, все мы поддались групповому гипнозу[74] - заявил Вильмовский.
- Значит ты, Андрей, полагаешь, что этот факир нас усыпил? - удивленно спросил боцман. - Это совершенно невозможно! Один раз такой же магик пытался меня усыпить, но из этого ничего не вышло. Он чуть было сам не заснул. Во время его пения я себя ущипнул, извините за выражение, в известное место, и убедился, что не сплю.
- Излишнее любопытство бывает иногда тоже вредным. Ведь на свете существуют вещи, о которых не снилось даже философам, - заключил магараджа.
Старый факир со своим пылающим подносом давно удалился из зала, когда Томек подошел к княгине и стал вполголоса вести с ней оживленную беседу. Вильмовский это заметил. Он подошел к сыну и спросил:
- Ну как, Томек, ты не думаешь перевязать себе ногу?
- Не надо, папа. Она совсем не болит, - ответил Томек.
- Если ожог натрудить в ботинке, может произойти заражение. Помни о том, в каком климате мы находимся. Советую тебе пойти домой и перевязать ногу.
Томек недоверчиво улыбнулся. Ведь боцман несколько дней назад был ранен в руку, и рана быстро затянулась. Он хотел что-то возразить, но, взглянув на отца, воздержался. Вильмовский глазами дал ему знак.
- Ты, как всегда, прав, папа. Лучше не рисковать... Пойду домой и сделаю перевязку, - ответил Томек.
- Мы можем позвать врача сюда, - сказал магараджа, очутившись рядом с белыми гостями.
- К чему мешать остальным гостям? Томек превосходно сумеет сделать все сам, - решительно возразил Вильмовский.
- Но я надеюсь, что вы скоро к нам вернетесь? - спросил магараджа.
- После перевязки сыну лучше будет лечь и немного отдохнуть, - сказал Вильмовский, предвосхищая ответ Томека.
- Конечно, папа, я сделаю так, как ты советуешь, - ответил Томек.
Он извинился за невольное замешательство, вызванное его поступком, и вышел. На лице красавицы княгини отразилось такое неприкрытое разочарование, что Вильмовский искренне обрадовался уходу сына.
VII
Похищение перстня
Томек медленно возвращался через парк в охотничий домик. По дороге он пытался разгадать, почему отец воспользовался пустяковым предлогом и убрал его из дворца магараджи, не дожидаясь конца приема.
"Если бы папа в самом деле думал о моей ране, то, наверное, возвратился бы домой вместе со мной, - думал он. - Нет, это был лишь предлог, потому что папа дал глазами мне знак, когда говорил, что обеспокоен возможностью осложнений после ожога. Возможно мне не следовало вмешиваться в фокусы факира? Но ведь фокусник сам меня просил проверить, действительно ли на подносе лежат горячие угли. Все шутили, и никто не удивлялся его поступкам. Нет, совсем не в этом дело."
Томек даже замедлил шаг. Серебристый свет луны слабо пробивался сквозь листья деревьев. Вверху, на чистом небе, блестели звезды. В тишине жаркого вечера слышалось кваканье лягушек и - время от времени - крик каких-то ночных птиц, охотящихся на насекомых.
Из парка Томек вышел на поляну. На противоположной ее стороне находился охотничий домик магараджи, окруженный раскидистыми платанами. Томек остановился. Только теперь он заметил, что полная луна рассеяла ночной мрак. Посмотрел на небо. Огромный диск луны, казалось, висел над черной линией близких джунглей. Лунный лик напомнил Томеку об участнице многих его приключений, австралийке Салли. Когда они вместе гостили у ее дяди - шерифа Аллана, в Нью-Мексико[75], в такие лунные вечера Томек, Салли и ее мать допоздна засиживались на веранде и беседовали об охотничьих приключениях. Воспоминание о Салли привело Томека в хорошее настроение. Он решил сейчас же написать ей несколько слов.
"Правда, я уже послал Салли письмо из Бомбея, но могу написать и сегодня, поскольку, говоря откровенно, я немного тоскую по этой "голубке", - думал Томек. - Ей надо сообщить об ужасном происшествии в Бомбее и о сюрпризе, который приготовил нам Смуга за время своего отсутствия. Ведь Салли еще не знает о необыкновенной охоте на тигров и о перстне, подаренном мне на память супругой магараджи Алвара".
Вспомнив об этом, Томек встревожился: а вдруг Салли не понравится, что он принял кольцо от княгини. Ведь Салли всегда дулась, когда он в ее присутствии заговаривал с другими девушками.
"Вот тебе на, а я-то совершенно забыл, что эта малышка ревнива. Однако было бы, пожалуй, невежливо отказаться от подарка княгини?" - подумал Томек и вдруг... понял, почему отец отправил его домой.
"Наверно, было нетактично с моей стороны так долго беседовать с княгиней, - укорял себя Томек. - Как я мог забыть, что в Индии женщины вообще избегают общества посторонних мужчин. По всей вероятности, я невольно совершил глупость..."
Томек вернулся домой, сконфуженный своей неловкостью. В комнате он зажег масляный светильник и снял башмаки, чтобы осмотреть ожог и перевязать ногу. Рассмотрев обнаженную ступню, Томек невольно расхохотался. Незначительная краснота не могла вызвать никаких осложнений.
"Папа прав, это был, пожалуй, гипноз. По-видимому, магараджа об этом знал, а я снова поступил, как глупец. Но раз отец отгадал правду, то должен был знать, что мне не грозит ничего серьезного. Значит, он послал меня домой только из-за княгини" - тяжело вздохнув, решил Томек.
В смущении Томек сел на кровать. Он потерял охоту писать Салли письмо. Конечно, он мог не упоминать в письме о подаренном перстне, но это было равносильно обману. А на обман Томек никогда бы не пошел. Он решил отложить письмо до следующего дня. Растянулся в одежде на мягкой циновке. Стал думать, как описать события минувшего дня.
Время шло... Томек все еще лежал на постели. Сквозь дрему он следил взглядом за бегающей по потолку юркой, разноцветной ящерицей токи[76]. Ящерица охотилась на насекомых, очутившихся вблизи нее. Красивое пресмыкающееся обладало светло-голубым туловищем, усеянным круглыми кирпично-красными пятнами. Лапы токи снабжены присосками из кожаных отростков разной величины и формы, поэтому она свободно бегала по стенам и гладкому потолку.
Томек не удивлялся присутствию геккона в доме, и не пытался его прогнать. Ящерицы в Индии встречаются повсеместно, и не только в жилых домах. Их нередко можно встретить в административных зданиях и в магазинах. Ящерицы ведут большей частью ночной образ жизни: днем спят в норках или в щелях стен, а по ночам охотятся на насекомых всякого рода, чем оказывают людям немалую услугу. Токи без устали хватала комаров, подлетавших к светильнику и вскоре очутилась на стене рядом с постелью Томека. Желая получше рассмотреть оригинальное и полезное пресмыкающееся, Томек приподнялся, опершись на локоть. Испуганная токи надулась, широко раскрыла пасть и громко зашипела, бдительно следя за Томеком маленькими глазками. Не желая вспугнуть токи, Томек улегся на циновке, а успокоившаяся ящерица продолжала охоту, не обращая больше на Томека никакого внимания.
Томека клонило ко сну, но он решил подождать возвращения отца и боцмана. Он хотел еще сегодня спросить их, могло ли его поведение во время пира у магараджи вызвать какие-либо непредвиденные затруднения.
Если бы он знал, о чем говорил его отец с полковником Бартоном, он перестал бы тревожиться. Дело в том, что Вильмовский, не будучи до сих пор осведомлен о тайных планах Смуги, решил на всякий случай не раздражать присутствовавших у магараджи англичан. Они представляли официальные британские власти в Индии, и именно поэтому он хотел отвлечь внимание княгини от поляков, чтобы не действовать в ущерб англичанам. Кроме того, под влиянием слов Бартона, он стал опасаться правильно ли оценивает магараджа расположение своей супруги к Томеку. Воспользовавшись случаем, он отослал сына домой, хотя ничего предосудительного в его поведении не видел. К сожалению, Томек об этом не знал и, по мере того, как текло время, а отец все не возвращался, чувствовал все большую неуверенность. А в это время вблизи охотничьего домика таилась совершенно другая, реальная опасность...
* * *
Крик проснувшегося попугая раздался над человеком с головой, покрытой капюшоном, который притаился в кустах, полукругом окружавших охотничий домик. Таинственный человек сжался в комок и затаил дыхание. Потом он почти прилип к стволу дерева. Прошло довольно много времени, прежде чем мужчина, закутанный в нечто похожее на широкий плащ с большим капюшоном, стал осторожно красться вперед. Он остановился рядом с раскидистым платаном. Посмотрел вверх на ветки, свисавшие над крышей охотничьего домика и из-под капюшона мелькнуло лицо, заслоненное широкой черной маской, в прорезях которой блестели глаза.
Мужчина долго вглядывался в небольшое окошко, закрытое решеткой, за которым виднелся свет масляного светильника. Время шло, а свет не гас. Видимо, успокоенный полной тишиной, человек в капюшоне и маске осторожно полез на ствол дерева. Через несколько минут он очутился на толстой ветке, свисавшей над крышей домика. Бесшумно спрыгнув на плоскую крышу, человек подполз к квадратному отверстию. Конечно, бамбуковая решетка не могла быть препятствием для сильного мужчины. Он ловко просунул пальцы между прутьями решетки, открыл примитивный засов и бесшумно поднял решетку.
Заглянув внутрь дома через отверстие в крыше, человек в маске стал изучать расположение комнат. Первая из них пустовала. В полумраке мерцали блики масляного светильника, горевшего во второй комнате, отделенной от первой только легкой, полупрозрачной портьерой. Рядом с этой портьерой на низкой постели из циновок лежал молодой белый мужчина. По всей вероятности, он крепко спал, так как длительное время оставался совершенно недвижимым. Уверившись, что в доме больше никого нет, человек в маске встал и сбросил плащ.
Когда таинственный незнакомец был в плаще, то напоминал своим видом и движениями сгорбленного, хотя и бодрого старика. Но теперь на крыше домика стоял хорошо сложенный, крепкий мужчина средних лет. Способ, какой он применил, чтобы проникнуть в дом, широкая, черная маска, закрывающая лицо, и бесшумные, осторожные движения свидетельствовали о подозрительных намерениях незнакомца.
Мужчина перебросил плащ через левое плечо и достал из кармана штанов несколько небольших камешков. Наклонившись над отверстием в крыше, он бросил в комнату три камешка, внимательно наблюдая за спящим на циновке молодым человеком; однако стук камешков, падающих на пол, не разбудил спящего.
"Спит, крепко спит..." - подумал незнакомец, сел и спустил ноги в проем. Ногами нащупал ступеньки бамбуковой лестницы. Тихо, как привидение, спустился по ней вниз. Осторожно подошел к портьере, разделявшей комнаты. Теперь незнакомец мог хорошо рассмотреть лежавшего на циновке белого юношу. Оказалось, что он еще не спал, но в слабом свете масляной лампы было видно, что он с большим трудом борется с охватывающим его сном. Только время от времени он приподнимал веки, чтобы бросить взгляд на ящерицу, бегающую по стене в погоне за насекомыми.
Мужчина в маске вынул из-за пазухи бамбуковую трубку и маленький кожаный мешочек. Заполнил трубку содержимым мешочка и, приоткрыв портьеру, разделявшую обе комнаты, направил конец трубки в сторону Томека. Дунул в трубку, и над лицом полусонного юноши рассеялся в воздухе какой-то порошок. Только бдительная токи заметила подлый поступок преступника, надулась и громко зашипела.
Томек очнулся. Взглянул на раздраженную ящерицу, убегавшую по стене к своей щели, и вдруг почувствовал щекотание в носу. Он сильно чихнул, достал из кармана носовой платок, но потом опять лег на удобную постель и закрыл глаза.
Услышав чихание Томека, незнакомец вздрогнул, неприятно удивленный, словно это был для него плохой знак.
"О, наша милостивая, святая богиня Богири Махалакшми, почему ты не благоприятствуешь мне сегодня?"[77] - прошептал он в смущении.
Суеверный страх охватил незнакомца; он уж собрался было отказаться от своего рискованного предприятия, как вдруг увидел у Томека на пальце перстень с алмазом, подаренный княгиней. Незнакомец не мог оторвать взгляд от драгоценного перстня. В душе человека происходила внутренняя борьба. Он то отступал в глубину комнаты, то возвращался к портьере и всякий раз горящим взором впивался в перстень.
"О, святая богиня, прости мне этот единственный раз в жизни, если я не обращу внимания на твое предостережение, - шептал человек в маске. - Ты предупредила меня, но подумай, ведь вторично такой случай уже не представится? Я знаю, что, получив от тебя явный знак, я должен сделать новое твое изваяние и принести новое пожертвование в твой храм... Прости мне лишь один этот раз! Как только я заполучу перстень, сделаю такое пожертвование, какого ты еще никогда ни от кого из нас не получала".
Успокоенный немного своим обетом, незнакомец еще раз достал бамбуковую трубку, наполнил ее снотворным порошком и снова распылил порошок около головы Томека.
Время шло. Грудь Томека в глубоком сне мерно вздымалась и опускалась. Замаскированный мужчина терпеливо ждал. Он внимательно прислушивался, не идет ли кто-нибудь к домику. Кругом стояла полная тишина. Мужчина набросил на себя плащ, закрыл голову капюшоном и, как змея, скользнул в соседнюю комнату. Шаг за шагом он приближался к спящему Томеку. Вот незнакомец остановился рядом с ним, испытующим взглядом посмотрел в лицо Томека, потом присел около постели. Кончиками пальцев осторожно коснулся перстня. Увы, маленький женский перстенек крепко сидел на пальце Томека. Но ловкий вор был к этому готов. Он смазал палец спящего маслом из светильника и вторично попытался снять кольцо. Это давалось ему с большим трудом. Раздраженный неудачей, вор попытался нажать на палец Томека. Занятый этой трудной задачей, он даже не заметил, что Томек медленно приоткрыл глаза.
А Томек действительно проснулся. Первая доза снотворного порошка на него не повлияла, потому что он сильно чихнул, а вторая - не оказала должного действия на сильный организм молодого путешественника. Замаскированный вор слишком рано стал стягивать с пальца юноши перстень, поэтому Томек, хотя и находился уже под действием порошка, все же почувствовал это. Привыкший к различным опасностям, Томек ничем не выдал себя, хотя при виде мужчины в маске сердце его забилось сильнее.
Из-под полуприкрытых век он пытался разглядеть лицо незнакомца, скрытое черной маской и капюшоном. Неужели это человек со шрамом на лице, убивший Аббаса в Бомбее? Ведь путешественники подозревали, что убийца каким-то образом проник в тайну Смуги и вознамерился ему помешать. Возможно, совершив подлое убийство, он продолжал следить за ними и очутился в Алваре. Высматривая шрам на лице замаскированного мужчины, Томек одновременно старался обдумать план действий. Оружия под рукой у него не было. Перед тем как идти во дворец магараджи, он спрятал револьвер в чемодан. А мужчина в маске был, пожалуй, вооружен; кроме того, вблизи могли таиться его сообщники. Как поступить в таком случае? Мысли как молнии пролетали в голове Томека, но ничего разумного придумать он не мог.
"Черт возьми, пока что передо мной только один противник, потом увидим, что из этого выйдет..." - думал Томек.
Не двигая левой рукой, с пальца которой мужчина пытался сорвать перстень, Томек внезапно схватил правой рукой за капюшон, закрывавший голову вора. Но мужчина не растерялся. Прежде чем Томек сумел вскочить, он всем телом навалился на него, прижал к циновке, вывернул левую руку и, резко дернув, сорвал перстень с пальца. Сделав это, он отскочил от Томека, оставив в его руках капюшон. Томек вскочил тоже. И тогда получил удар кулаком в подбородок. Ошеломленный ударом, Томек чуть не упал, но оперся спиной о стену.
Мужчина в маске одним прыжком подскочил к светильнику. С силой дунул на едва мерцавший огонь, и вся комната погрузилась в глубокий мрак.
Томек быстро оправился от неожиданного удара. Услышав шаги удаляющегося преступника, юноша отважно бросился вдогонку. Когда Томек выбежал во вторую комнату, преступник уже скрывался на крыше, вылезая через отверстие в потолке. Предусмотрительный и осторожный Томек не рискнул лезть следом. Ведь там преступник мог оглушить его неожиданным ударом по голове или даже убить. Поэтому Томек тихонько отпер замок на двери и выбежал из дому, направляясь к платану, по стволу которого должен был спускаться похититель перстня.
Чистый, свежий воздух полностью вернул Томеку сознание. Он быстро обежал вокруг дома. Похититель как раз в этот момент соскакивал с дерева. Заметив погоню, он бросился в джунгли. Не колеблясь, Томек последовал за ним.
До края джунглей было не больше двухсот метров. Лунный свет облегчал погоню, и Томек бежал за преступником, который то и дело оглядывался.
"Если я его не догоню прежде, чем он скроется в джунглях, мне его не поймать, - мелькнула у Томека мысль. - Если бы со мной было оружие, я бы его легко задержал".
К сожалению, револьвер спокойно лежал в чемодане. Томек, хотя и безоружный, но возбужденный нападением, не чувствовал страха и был готов врукопашную схватиться с убегающим похитителем перстня. Если он его поймает, и окажется, что это в самом деле убийца Аббаса, то отомстит ему за смерть невинного человека, отберет у него украденный депозит Смуги и перстень княгини. Разъяренный и решившийся на все, Томек ускорил бег.
До темной стены джунглей оставалось совсем немного. Притом и это небольшое расстояние уменьшалось с каждой секундой. Натренированный Томек бежал быстрее похитителя. Вскоре между ним и противником оставалось всего несколько шагов. Но вот они вбежали в лес. Из груди Томека вырвался вздох облегчения - он знал эту тропинку, так как только три дня назад прогуливался по ней. Благодаря этому он тут легко ориентировался. Томек сразу догадался, куда намерен бежать преступник, ведь тропинка вела прямо к небольшому индийскому храму, скрытому в джунглях.
Обеспокоенный близостью преследователя, преступник стал все чаще оглядываться назад. Вот в стремительном беге они очутились на обрывистой тропинке, вьющейся вдоль берега обширного болота. Томек сразу же вспомнил о сотнях голодных крокодилов, которых он видел отдыхающими на кочках. Юный охотник предусмотрительно уменьшил скорость бега, потому что борьба на обрывистой, узкой тропинке грозила обоим ужасной смертью в пасти крокодила.
Правильность его опасений подтвердилась почти мгновенно. Незадачливый преступник хотел любой ценой спастись от погони и мчался дальше, не обращая внимания на опасность. Вдруг он споткнулся, упал и скатился в болото. Томек вздрогнул, услышав плеск воды. Тихое до сих пор болото вдруг ожило. Ясно послышалось, как крокодилы плюхались с травянистых кочек в воду и быстро плыли к берегу, щелкая зубами. Каждая секунда промедления грозила ужасным несчастьем. Сделав несколько прыжков, Томек очутился у места, где похититель перстня скатился в болото и теперь напрасно пытался выбраться на берег. Томек схватил его вытянутую руку. Резким движением дернул мужчину вверх и помог ему встать с земли. Прерывистое дыхание преступника красноречиво свидетельствовало о его крайней усталости. Несмотря на это, едва преступник стал на землю, он сразу же сбросил руку Томека со своего плеча. Отскочил в сторону и сдавленным голосом предупредил:
- Уходи отсюда, а то погибнешь... сагиб!
Томек был до крайности изумлен поведением преступника. Ведь он спас тому жизнь. Томек никак не ожидал такой неблагодарности и воскликнул возмущенно:
- Я начинаю жалеть, что минуту назад спас тебя. Немедленно сними маску с лица, а то я брошу тебя назад в болото! Возможно, ты не только ночной воришка, но и коварный убийца!
- Если так, глупец, то пропадай! - прошипел преступник.
Лунный луч скользнул по алмазу на его пальце. Внезапным ударом он пытался сбросить Томека в болото, но, быстро наклонив голову, Томек избежал удара - предательский кулак лишь слегка коснулся его плеча. Преступник не решился повторить удар и побежал снова.
Теперь Томек совершенно забыл о всякой опасности. Возмущенный до глубины души, он бросился в погоню. Через несколько минут он очутился на развилке тропинки и побежал к храму.
Белые стены храма, освещенные лучами луны, блестели на темном фоне джунглей. Похититель вбежал внутрь таинственного строения. Томек из предосторожности остановился на пороге.
Внутри храма царил полумрак. В неярком свете факела можно было заметить в глубине желтую завесу. Томеку показалось, что преступник скрылся за ней. В нерешительности он остановился. Недоверчиво смотрел на стоявшие вдоль стен изваяния богов, богинь и демонов, с ужасными лицами полулюдей и полуживотных.
Однако Томек быстро овладел собой. Он уже не колебался больше. Осторожно затворил за собой тяжелые створки дверей, чтобы отрезать преступнику путь назад, и направился в глубину мрачного храма.
Открыл завесу. За ней стояло большое изваяние четырехрукой богини. В одной руке каменная богиня держала нож, в другой - человеческую голову, а двумя остальными, казалось, призывала к себе кого-то. Единственным убранством богини был пояс из каменных человеческих рук, свисавших вокруг бедер. В мигающем красноватом свете факела изваяние казалось живым, движущимся и грозным существом.
"Кровожадная богиня Кали", - подумал Томек и не ошибся.
Осторожно ступая между священными цветами, разбросанными на полу, он обошел изваяние кругом. Увидел в стене низкий, темный проем. Углубился в душный коридор. Вздрогнул, когда над его головой пролетело какое-то существо. Томек подумал, что это летучая мышь. Не останавливаясь, он направился дальше вдоль стены храма. Вскоре впереди показался свет. Томек дошел до конца коридора. Всем телом прижался к стене. Осторожно высунул голову.
Перед каменным изваянием какой-то богини, с поджатыми по-восточному ногами сидел мужчина в маске. Видимо, успокоенный, он с выражением радости на лице рассматривал трофей, лежавший у него на ладони. Преступник, видимо, уже не ожидал погони.
Томек направился к нему. Его шаги глушил мягкий ковер, которым был устлан пол. Томек остановился сзади сидевшего мужчины, нагнулся над ним и внезапным движением схватил с его ладони свой перстень. В первый момент преступник от неожиданности остолбенел, однако сразу же вскочил и очутился рядом с Томеком.
- Умри, проклятый сагиб...! - крикнул преступник дрожащим от бешенства голосом, быстро выхватывая из-за пояса кинжал.
А Томек, отобрав свой перстень, машинально надел его на палец. Увидев внезапно блеск клинка, он молниеносно отскочил в сторону, схватил правой рукой кисть преступника, а левой нажал на его локоть. Резким рывком повалил похитителя на землю, так что тот застонал от боли и выпустил кинжал. Томек прижал лежавшего противника коленями, придержал его руку и хотел сорвать маску с лица преступника.
- Прочь! - крикнул испуганный похититель перстня.
Свободной рукой он пытался закрыть лицо. Томек почти добрался до маски и готов был ее сорвать, как вдруг юношу остановил взволнованный женский голос:
- Оставь его, сагиб, он и без того сильно наказан.
До крайности изумленный Томек оглянулся. На пороге стояла молодая рани Алвара. Удивленный ее присутствием ночью в лесном храме, Томек прервал борьбу. Он отпустил преступника, встал и поклонился княгине.
Мужчина в маске тоже поднялся с земли. Он, крадучись, направился к коридору, проскользнул около княгини и исчез во мраке. Закутавшись в узорчатый шелковый платок, княгиня подошла к Томеку.
- Ты не очень осторожен, молодой сагиб, - сказала она. - Сначала позволяешь, чтобы у тебя похитили перстень, а потом легкомысленно появляешься в одиночестве в индийском храме, чтобы у ног богини Богири Махалакшми, покровительницы преступников, пытаться отобрать у вора трофей. Это не только неразумно, но и... опасно. Если бы я не прибыла вовремя, один из вас был бы уже мертв.
- Я вовсе не хотел убивать похитителя, хотя он, как мне кажется, убил бы меня, даже не моргнув глазом, - ответил Томек. - Но как же вы, ваше высочество, узнали о том, что у меня пропал перстень?
- Об этом мне сообщила богиня Кали, в честь которой нынешней ночью, во время полнолуния, будет совершен ритуальный танец, - ответила княгиня и, беззаботно рассмеявшись, добавила: - Ты должен сейчас же уйти отсюда, потому что баядеры уже готовятся к танцу.
Томек внимательно смотрел на княгиню. Ее поведение свидетельствовало о том, что она знала таинственного похитителя. Вдруг Томек заметил брошенный во время борьбы кинжал. Поднял его. На верху обсыпанной алмазами ручки виднелся большой кровавый рубин. Томек прекрасно помнил это драгоценное оружие. Кинжал принадлежал магарадже.
Пораженный столь неожиданным открытием, Томек удивленно взглянул на княгиню. Она смотрела на него без всякого смущения, а на ее устах играла легкая улыбка.
- Значит, ты узнал этот кинжал? Точно такой же кинжал есть и у моего мужа, - сказала она. - Магараджа когда-то заказал у оружейника три совершенно одинаковых кинжала. Один из них он взял себе, второй дал моему брату, а третий... это как раз и есть третий кинжал. Имя его владельца тебе ничего не скажет, поэтому возьми этот кинжал себе на память и... забудь обо всем. Индия - страна всяческих тайн. И хотя у нас происходят события, подчас совсем непонятные европейцам, в чем ты только что сам убедился, боги хранят тех, кого мы любим. Обещай мне, что ты обо всем забудешь... благородный сагиб.
- Ваше высочество, вы помешали мне сорвать маску с лица этого человека, - сказал Томек. - Прежде, чем я что-нибудь обещаю, я должен убедиться, что у него нет шрама на лице. Можете ли вы, ваше высочество, сказать мне об этом со всею уверенностью?
- У него нет шрама на лице. А что плохого сделал тебе человек со шрамом? Это произошло в Алваре?
- Человек со шрамом на лице убил в Бомбее служащего пароходства, у которого Пандит Давасарман и Смуга оставили для нас письмо и ценный депозит.
- Ах, сагиб! Я тебе даю слово, что человек, укравший кольцо, не имел с этим убийством ничего общего и даже не мог иметь. А теперь ты обещаешь забыть об этом неприятном событии?
- Я уже забыл, - в смущении шепнул Томек. В доказательство этого я отдаю вашему высочеству кинжал и прошу вернуть его владельцу.
С лица прекрасной княгини исчезла улыбка. Она взяла кинжал и, пряча его под платок, тихо сказала:
- Твой отец и друг в этот момент беседуют с Пандитом Давасарманом. Он приехал час тому назад. Возвращайся скорее домой, ты услышишь от них интересные новости. Спокойной ночи, дорогой сагиб.
- Скажите, приехал ли Смуга? - спросил Томек.
- Нет, завтра вы с моим братом отправитесь к нему.
- Спасибо за хорошую новость. Спокойной ночи!
Княгиня печально улыбнулась, и долго смотрела в проем темного коридора, в котором скрылся молодой человек.
VIII
Пандит Давасарман
Томек в нерешительности остановился у входа на веранду. Дверь, ведущая в дом, была широко открыта и находилась в том же положении, в каком он ее оставил, выбежав за похитителем перстня. Внутри дома царила тишина, в окнах не было света. Как видно, отец и боцман еще не вернулись из дворца магараджи. Их отсутствие помогало Томеку сдержать слово, данное княгине. Если отец и боцман застанут его дома, они ни о чем не догадаются и ни о чем не станут спрашивать. Следовало только прибрать в комнате и уничтожить все следы борьбы. В доме стояла глухая темнота. Томек не знал, не забрался ли в дом приблудный тигр или пантера[78]. Возможно также, что и преступник, который раньше Томека выбежал из храма, вновь притаился в опустевшем домике, чтобы возобновить борьбу.
Томек раздумывал о всех этих возможностях и одновременно вслушивался, не донесутся ли до него подозрительные звуки.
"Дверь отворяется внутрь, если я успею проскользнуть через нее, то сумею спрятаться за ней и сообразить, что делать дальше" - решил он.
У него не было времени на раздумья. Он поднялся на веранду на цыпочках, крадучись дошел до двери, ведущей в комнату, и быстро спрятался за створкой. В доме все было тихо. Томек достал из кармана спички. В доме никого не было. Юноша быстро запер дверь на замок. Положил на место бамбуковую решетку, закрывающую отверстие в крыше. Не прошло и четверти часа, как Томек лежал раздетый на своей постели. Теперь он уже ничего не боялся. Его безотказный кольт торчал из-под подушки.
Несмотря на позднюю пору, Томек не мог заснуть. Его очень интересовали результаты беседы отца и боцмана с Пандитом Давасарманом. Томек с нетерпением ждал их возвращения и продолжал думать о необыкновенном, странном приключении с перстнем. Княгиня знала преступника. Ее уверения об отсутствии шрама на его лице свидетельствовали о том, что не он совершил убийство в Бомбее. Кто же, в самом деле, был этот похититель перстня? Слова княгини о существовании трех одинаковых кинжалов могли быть простой уловкой, которую она придумала, чтобы отвлечь подозрения от ее супруга. Впрочем, зачем магарадже, обладающему несметными богатствами, совершать подобное преступление, Томек никак не мог понять.
То, что вор спрятался в одиноком храме, скрытом в джунглях, упорно приводило на память изваяние жестокой богини Кали, особенно почитаемой сектой профессиональных преступников. А преступники, в частности, на севере Индии, объединялись в мощные банды. Члены этой секты душили или отравляли свои жертвы, грабили и воровали, причем все преступления находили оправдание в их верованиях. Они бесстрашно шли на любой риск и были убеждены, что за смерть во время разбойничьего нападения им уготован рай. В Индии был даже целый период, когда деятельность этой секты парализовала торговлю между городами, потому что ни один купец не был уверен, сможет ли он целым и невредимым вернуться домой. Правда, это было довольно давно; еще в тридцатые годы XIX века англичане пресекли деятельность этой секты. Уничтожение секты значительно снизило число убийств на религиозной почве, но, несмотря на это, в Индии все еще действовала широко распространенная каста кримов - профессиональных воров, считавших богиню Богири Махалакшми своей покровительницей. Ведь именно у стоп ее изваяния Томек отобрал у похитителя свой перстень.
Таинственный храм в джунглях, возможно, был когда-то построен кримами или другой сектой преступников. А так как храм находился в охотничьих угодьях магараджи, можно было предполагать, что владыки Алвара были каким-то образом связаны в прошлом с кастой преступников. Ведь Томеку уже приходилось слышать, что некоторые, иногда даже очень богатые индийцы из религиозных побуждений состояли членами секты кримов. Все индийцы должны оставаться членами касты, в которой они родились. Значит, если кто-нибудь из предков магараджи Манибхадры принадлежал к касте кримов, то и Манибхадра, не желая быть изгнанным из касты, что является страшным позором для индийца, должен был совершать преступления.
"Возможно, магараджа состоит членом, или даже предводителем банды кримов? - думал Томек. - Это до некоторой степени объясняло бы непонятный поступок. А может быть, княгиня сказала правду о существовании трех кинжалов?"
Голоса, послышавшиеся вблизи охотничьего домика, прервали размышления Томека. Вскоре на веранде раздались гулкие шаги боцмана Новицкого.
- Наш паренек, пожалуй, уже спит, - громко говорил моряк. Он не зря обижается на нас. По-моему, ты напрасно отправил его домой. Что нам смотреть на Бартона и этого молчальника Макдональда?! Пусть себе злятся из-за того, что красавица княгиня больше любит поляков, чем англичан. Я прямо завидовал Томеку, когда она с ним так мило ворковала...
- И это тоже кое-что значило, боцман, - оправдывался Вильмовский. - Мне показалось, что магараджа был недоволен их беседой.
- Эх, Томек за Салли света божьего не видит, и, наверно, скоро сделает ей предложение, а ты лезешь к нему с упреками насчет княгини! Самая настоящая несправедливость, да и только!
- Говори тише, боцман! Ты готов разбудить Томека и тигров в джунглях. Уж и не знаю, сколько раз надо повторять, что я не имею к нему никаких претензий, и даже жалею...
Обрадованный Томек, отворил дверь и воскликнул:
- Я вовсе не сплю и все слышал! Я рад, папа, что ты не сердишься на меня. Я беспокоился об этом и ждал вашего возвращения.
- Никогда заранее не беспокойся. Я просто иногда бываю слишком осторожным. Но я уже получил свое, потому что боцман всю дорогу не давал мне житья. И все из-за тебя. Но у нас есть интересная новость. В Алвар приехал Пандит Давасарман.
- Как, неужели он приехал один? - спрашивал Томек, стараясь не выдать того, что уже знает о его приезде.
- Да, Томек! Это усилило нашу тревогу. Пандит Давасарман поедет с нами к Смуге, который, по его словам, находится теперь в Сринагаре в Кашмире[79], - ответил Вильмовский, насупив брови. - Все это совсем не похоже на Смугу и кажется мне странным.
- Дядя Смуга не прислал письма? - продолжал спрашивать Томек.
- Нет, ни слова, - вмешался боцман.
- Это и в самом деле очень странно, - сказал Томек. Вы рассказали Пандиту Давасарману о трагической смерти Аббаса?
- Конечно, Томек, ведь это он просил Аббаса оказать услугу Смуге. Пандит Давасарман был поражен этим убийством, - ответил Вильмовский. - У нас создалось впечатление, что он догадывается, кто был убийцей, хотя прямо нам ничего не сказал.
- Это чистая правда, Пандит Давасарман умеет держать язык за зубами, - вмешался боцман, - я совершенно уверен, что он больше знает, чем говорит.
- От Пандита Давасармана мы узнали немного. Будем надеяться, что в Сринагаре застанем нашего друга и узнаем, в чем дело.
Томек лег на циновку. Боцман, держа в зубах трубку, уселся на краю постели. Вильмовский разделся и пошел в ванную.
Оставшись наедине с другом, Томек сейчас же воспользовался случаем, чтобы еще кое-что узнать.
- Вы хорошо провели время после моего ухода из дворца? - спросил он.
- Неплохо, хотя я не знаю, заинтересует ли это тебя, - ответил боцман. - Девчонки, или, как их здесь зовут, баядеры, танцевали. Зрелище - подходящее!
- Княгиня, наверно, все время была с вами, - продолжал Томек, внимательно глядя на простодушного друга.
- А как же, она ушла только после приезда своего брата, Пандита Давасармана.
- И магараджа ушел вместе с ней?
- Нет, откуда ты взял? Как он мог уйти вместе с ней, если его тогда уже давно не было?
- Неужели он вышел сейчас же после меня?
- Ну да, - подтвердил боцман. - Сказал, что скоро вернется, но мы его больше так и не видели, потому что пришел этот Пандит Давасарман, и княгиня предложила, чтобы мы с отцом с ним побеседовали.
Томек замолчал. Значит, магараджа мог быть похитителем перстня!
- Итак, Пандит Давасарман ничего больше не сказал вам о Смуге, - спросил он поспешно, чтобы скрыть от боцмана свое волнение.
- Немного, дорогой браток, совсем немного, - ответил моряк, тяжело вздыхая. - Он только заявил, что мы поедем с ним к Смуге, который ждет нас в Кашмире.
- А вы не спрашивали, зачем Смуга вызвал нас в Индию?
- Спрашивали, а как же? Но он только повторял: "Шикарр Смуга сам расскажет вам о своих планах". И ничего больше из него нельзя было вытянуть.
- Что же это все значит? - ломал голову Томек.
- Ах, скажу только одно: мой боцманский нос чувствует приближение адского шторма. По-видимому, нас ждет дьявольский танец. Я думаю, что нам не придется жаловаться на скуку во время этого путешествия!
- Лишь бы Смуге не грозила опасность, пока мы доберемся до него.
- Не печалься, браток! Смуга не из тех, кто не умеет за себя постоять. Твой папаша говорит, что все это дело пахнет политикой.
- Хотел бы я знать, какую роль играет Пандит Давасарман в этом деле. Искренний он друг Смуге или нет? Пока мы уверимся в этом, нам надо к нему внимательно присматриваться.
- Будь спокоен. Не хотел бы я быть в его шкуре, если он вздумает дуть в паруса нашего друга с обратной стороны.
* * *
Ночью Томек спал очень плохо. Необыкновенные события не давали ему покоя. Пробуя связать в единое целое все вопросы, связанные со Смугой, он пытался раскрыть причины таинственного поведения последнего. Ему казалось, что если Смуга доверял Пандиту Давасарману, то и он мог верить словам княгини. А она ручалась за то, что похититель перстня не имеет шрама на щеке. Значит, это не был убийца из Бомбея. Этот вывод подтверждался словами отца и боцмана Новицкого, которым казалось, что Пандит Давасарман знает человека со шрамом. Если бы убийца и похититель перстня были одним и тем же лицом, стало быть, человек со шрамом, в качестве владельца одного из трех кинжалов магараджи, находится здесь, в его окружении. В таком случае, его должен знать Пандит Давасарман. И тогда он совсем иначе отнесся бы к известию, что кто-то из приближенных магараджи является убийцей несчастного служащего морского пароходства.
Но кто же в таком случае был преступником? Томек задумался о том, почему княгиня помешала ему сорвать маску с лица похитителя перстня. Почему она просила, чтобы Томек забыл о нападении и краже?
"Если бы только мне удалось узнать, действительно ли существуют три одинаковых кинжала, - думал Томек. - Ведь княгиня могла сказать неправду, желая отвести подозрение от мужа..."
Невыспавшийся и злой, Томек вскочил с постели, как только утренний свет проник в зарешеченное окошко. Юноша быстро оделся и, не разбудив никого, вышел из дому. Ему казалось, что утренняя прогулка по парку успокоит его взбудораженные мысли. Кроме того, он хотел избежать беседы с отцом и боцманом, так как его охватывали сомнения, правильно ли он поступает, скрывая от них странное приключение с перстнем. Из врожденного благородства он дал обещание красавице княгине не говорить никому о похищении, а теперь стыдился своего поведения перед друзьями. Ведь до сих пор у него не было от них никаких тайн. Поэтому, пока не придет Пандит Давасарман, в обществе которого они должны отправиться во дворец, чтобы попрощаться с любезными хозяевами Алвара, Томек предпочитал не встречаться с отцом и боцманом.
В задумчивости, Томек, держась на довольно большом расстоянии, миновал дворец, взглянул на слонов, которые совершали утренний туалет, и свернул в длинную, тенистую аллею. Немного погодя, Томек уселся на лавочку под платаном. Вскоре его мысли были прерваны донесшимся до него шепотом. Он стал прислушиваться и сразу определил, откуда долетали к нему обрывки беседы. Юноша встал со скамьи, тихонько приблизился к растущей за ней живой изгороди и осторожно раздвинул ветки.
В этом месте живая изгородь отделяла владения магараджи от нескольких деревенских хат, стоявших поодаль. Под кустами Томек увидел двух мальчиков и девочку в возрасте около десяти лет, сидевших на корточках перед пожилым мужчиной. Они вели беседу на языке хинди, которого Томек не знал, но он легко догадался, что предметом их разговора были несколько кур, бродивших около одной из хат. Мужчина показывал на них рукой и что-то объяснял полушепотом, а дети внимательно его слушали, словно своего школьного учителя.
Вскоре девочка встала и медленно направилась к ближайшей хате. Томек пристально за ней наблюдал, заинтересованный тем, что она вела себя так, словно играла роль, навязанную ей пожилым мужчиной. Она срывала цветочки и постепенно все ближе и ближе подходила к хате. Тем временем пожилой мужчина раздал мальчикам по горсточке неочищенного риса, который он достал из мешочка. Мальчики сразу же стали медленно жевать рис и, подобно своему опекуну, наблюдали за девочкой, подходившей к дому.
Вдруг хитрая маленькая женщина повернулась к мальчикам и приколола к волосам цветок. Это был, вероятно, сигнал, так как мальчики стали подкрадываться к стайке кур. Подойдя к ним, они выплюнули на землю шарики из неочищенного риса. Две ближайшие курицы жадно набросились на них, но коварное лакомство было нелегко проглотить, и обе птицы стали давиться. Воспользовавшись временным бессилием кур, мальчики схватили их и побежали к мужчине, который поджидал их возле живой изгороди. Вскоре к ним присоединилась и девочка.
Кивком головы мужчина похвалил детей, всадил кур в мешок и все они, крадучись, покинули место преступления.
Томек изумленно смотрел им вслед. Ему приходилось слышать от отца, что индийцы из касты кримов стараются иметь как можно больше детей в семье, или похищают чужих детей, чтобы обучать их воровству. Томек теперь уже не сомневался, что два мальчика и девочка изучали тут на практике воровское ремесло, а мужчина был их учителем. До глубины души возмущенный Томек хотел догнать мужчину, так спокойно развращавшего детей, чтобы как следует проучить его. Однако он не стал этого делать, так как понял, что не изменит своим вмешательством веками сложившиеся обычаи Индии. Здесь, в такой богатой и одновременно такой бедной стране, дети с малолетства должны помогать родителям зарабатывать на хлеб насущный. Во время путешествия по Индии Томек не раз уже видел малолетних детей, работающих на плантациях чая, хлопка и мака. Ничего не было удивительного и в том, что профессиональные воры тоже приучали своих потомков к "работе".
Из этой печальной, хотя в какой-то степени и комической сцены Томек заключил, что вблизи частных владений магараджи обосновалась банда преступных кримов. Неужели и сам магараджа был одним из ее членов?
Обуреваемый противоречивыми чувствами, Томек вернулся в охотничий дом.
Отец и боцман занимались приготовлениями к предстоящей дороге. С минуты на минуту должен был прибыть Пандит Давасарман. Это позволило Томеку избежать объяснений по поводу его длительной отлучки. Он мало говорил и постоянно выбегал на веранду, словно для того, чтобы проверить, не идет ли Пандит Давасарман.
Боцман вскоре обратил внимание на необыкновенную молчаливость Томека. Несколько раз он пытался заговорить с другом, но тот отделывался краткими ответами. Удивленный подобным поведением юноши, боцман сказал Вильмовскому:
- Наш Томек сегодня в плохом настроении. По-видимому, он обижается на нас за вчерашний вечер. А может быть, его угнетает что-то другое? Уж очень он молчалив и задумчив. Ты не заметил, Андрей?
- Ты, пожалуй, прав. Однако я не думаю, что он принял к сердцу свой вынужденный уход с приема у магараджи. Он выше этого. Может быть у него сегодня просто "плохой день", или он, так же как и мы, тревожится о судьбе Смуги. Ты ведь знаешь, как он его любит. Я тоже все время думаю, как объяснить странное поведение Яна.
- Вероятно, обо всем этом мы узнаем в Сринагаре. Может быть, мне только привиделось, но у Томека, кажется, на подбородке синяк? Совсем такой, как от удара кулаком...
- Я ничего не заметил, - сказал Вильмовский.
- Так присмотрись, но только чтобы он этого не увидел.
- Тебе, пожалуй, показалось, в комнате темновато.
- Темновато не темновато, а синяк на подбородке у него есть, хотя вчера на приеме его не было.
- Черт возьми, скажи ясно, в чем дело? - встревожился Вильмовский.
- В чем дело? - повысил голос боцман. - Я говорю, что вчера у Томека не было синяка, а сегодня есть! Готов держать пари на бутылку ямайского рома...
- Значит, ты утверждаешь, что у него на подбородке синяк от удара кулаком, - задумчиво спросил Вильмовский.
- Ну, наконец до тебя дошло. Лучше выйди на двор и незаметно за ним понаблюдай. Что-то наш малыш мне сегодня не нравится...
Вильмовский быстро закрыл чемодан. Он как раз окончил упаковывать свои вещи и мог выйти к Томеку на веранду. Вскоре он вернулся, явно обеспокоенный.
- Странно, но ты прав, - в смущении сказал Вильмовский. - У Томека на подбородке синяк. Вчера вечером я его не видел.
- Может быть, он вчера упал, возвращаясь домой? А может быть, встретился с кем-нибудь во время утренней прогулки? Нет, мой боцманский глаз еще достаточно зорок. Это синяк от кулачного удара. Мне такое дело знакомо. Разве я сам не носил таких синяков? Интересно, где его подцепил наш паренек?
Они прервали беседу, так как в комнату вошел Томек. Он прямо в одежде растянулся на циновке и, не говоря ни слова, глядел в потолок. Через какое-то время Вильмовский сел рядом с ним и незаметно еще раз взгянул на его подбородок. Теперь, когда Томек лежал, большой темный синяк был виден во всей своей красе. Вильмовский, несмотря на спокойный характер, во время скитаний по свету насмотрелся всего, и во многом умел разобраться. По цвету синяка он определил, что случайный или нарочный удар имел место вчера. А раз во время приема во дворце у Томека этой отметины на подбородке не было, значит, неприятность случилась с ним несколько позже, когда он возвращался в одиночестве домой.
- Что это ты такой задумчивый сегодня? Может быть, ты плохо себя чувствуешь? - спросил Вильмовский.
- Вовсе я не задумчив, и чувствую себя превосходно, папа. Почему ты спрашиваешь об этом? - удивился Томек.
- Да ты все молчишь и не хочешь говорить с нами, будто злишься на нас. Скажи-ка, сынок, не случилась ли с тобой какая-нибудь неприятность? У тебя большой синяк на подбородке.
- У меня синяк на... Ах, черт возьми, а я ничего об этом не знал! - воскликнул Томек, пытаясь скрыть смущение.
Томек вскочил, сел на циновке и, достав из кармана небольшое зеркало, быстро осмотрел свое лицо. Тяжелый вздох невольно вырвался из его груди. На подбородке темнело синее пятно.
"Это, наверно, от того коварного удара на тропинке около болота с крокодилами, или во время борьбы в храме", - подумал Томек, злой на себя, что не заметил этого раньше. Тогда он сумел бы объяснить происхождение синяка. А теперь он смущенно смотрел в зеркало, лихорадочно думая о том, что ему ответить отцу.
А Вильмовский сделал вид, что не обращает на сына никакого внимания. Но сам искоса поглядывал на Томека, встревоженный и заинтересованный его смущением. Он убедился, что Томек ничего не знал о синяке.
- Видно, у тебя в глазах помутилось после такого удара, - сказал боцман, прикидываясь простачком.
Томек покраснел; он не мог сказать правду и не хотел лгать. К счастью для него, в этот щекотливый момент на веранде послышались шаги и раздался стук в дверь.
- Войдите! - сказал Вильмовский.
В комнату вошел мужчина не слишком высокий, с загорелым лицом, на котором чернели остроконечная бородка и коротко подстриженные усы. Он был одет по-европейски, в костюм цвета хаки, но на голове носил небольшую белую чалму.
- Приветствуем вас, - сказал Вильмовский, подавая руку прибывшему. - Познакомьтесь - это мой сын Томек, который вчера слишком рано ушел из дворца и не имел удовольствия вас видеть. Томек, это господин Пандит Давасарман.
Томек облегченно вздохнул. Неожиданная помощь подоспела вовремя. Он с благодарностью посмотрел на брата княгини. Теперь отец и боцман забудут о несчастном синяке. Пандит Давасарман несколько дольше придержал в своей руке руку Томека. А Томек опять смутился, почувствовав испытующий, настороженный взгляд индийца.
- Моя сестра говорила мне о вас много хорошего. Она утверждает, что вы самый благородный белый джентльмен из всех, которые когда-либо посетили Алвар, - сказал Пандит Давасарман, пожимая руку Томека.
- Я не знаю, чем заслужил столь лестный отзыв, - буркнул Томек, опуская голову, потому что ему показалось, что и Давасарман с любопытством смотрит на его подбородок.
- Все настоящие женщины больше всего ценят в мужчине отвагу, рыцарство и благородство, - двусмысленно сказал Пандит Давасарман. - Поэтому я очень рад, что мне суждено совершить путешествие в обществе столь благородных спутников.
- Мы, вероятно, еще сегодня выедем из Алвара. Мы даже упаковали вещи, - быстро ответил Томек, чтобы переменить тему беседы.
- Я все приготовил, что может понадобиться в дороге, - медленно сказал Пандит Давасарман. - Мы можем выехать, когда вы пожелаете. Одновременно я хочу извиниться от имени шурина и сестры, - они не смогут лично проводить вас. Как раз вчера вечером шурин поскользнулся на лестнице и слегка повредил себе руку. Ну а жена обязана ухаживать за мужем. В этом вся причина.
Томек отступил шаг назад. Его лицо побледнело. Значит, это именно магараджа был неудачным похитителем перстня: ведь Томек, применяя надежный прием боцмана, слишком крепко выкрутил ему руку.
Пандит Давасарман не спускал глаз с белых сагибов. Он превосходно понял, какое впечатление произвели на Томека его слова, а также заметил выражение искренней тревоги и сочувствия магарадже в глазах Вильмовского и боцмана, которые, очевидно, ни о чем не догадывались и не обращали на Томека внимания.
Томек сумел овладеть собой. Он еще не знал, посвящен ли Пандит Давасарман в подробности событий прошлого вечера, но, впрочем, это не имело значения.
Пандит Давасарман благожелательно улыбнулся Томеку и продолжал:
- Теперь я могу закончить официальную часть моего сегодняшнего выступления. Мой шурин чрезвычайно опечален тем, что по собственной неосторожности и легкомыслию не может вас лично проводить. Поэтому магараджа Алвара через меня шлет вам кое-что на память. Я полагаю, что лучше всего будет, если я вручу подарок молодому господину Вильмовскому, который сумел снискать искреннее благорасположение магараджи и его супруги.
С этими словами Пандит Давасарман достал из внутреннего кармана сюртука довольно длинный предмет, завернутый в кусок цветного шелка, и подал его Томеку. Воцарилось молчание. Глядя прямо в глаза Пандиту Давасарману, Томек ощупал рукой подарок, завернутый в шелк. Он уже знал, что прислал ему магараджа Алвара. На рукоятке кинжала он нащупал крупный камень. Это был, конечно, большой кровавый рубин. Юноша быстро развернул шелк.
- Кинжал магараджи, - изумленно шепнул он.
- Ты угадал, сагиб, это кинжал Манибхадры, изготовленный по его заказу лучшим индийским мастером-оружейником, - спокойно подтвердил Давасарман. - Магараджа никогда не расставался с этим кинжалом. В доказательство искренней дружбы, которая всегда способна многое простить, он передает свой кинжал вам.
Вильмовский и боцман удивленно переглянулись. Боцман незаметно, но многозначительно коснулся рукой подбородка.
IX
По дороге в Сринагар
Поезд все дальше и дальше шел на север от Алвара. Вдоль пути виднелись бамбуковые хижины, разбросанные среди рисовых полей, бобовых и табачных плантаций; иногда поезд останавливался на грязных станциях у городов с запущенными домами, проезжал через болотистые джунгли, или густую чащу бамбука, зарослей терновника и тростника.
Через несколько часов поезд стал приближаться к Дели, древней столице Великих Моголов[80]. Старинный город носил первоначально название "Дилли", что на санскритском языке значит "порог". Это название прекрасно характеризовало географическое и политическое значение города. Если посмотреть на карту Индийского полуострова, то можно увидеть, что Дели расположен на западном конце Индостанской низменности, в центре северной Индии. К западу от Дели белеют пески обширной пустыни Тар, окаймленной на юге горами Аравалли, которые двумя размытыми эрозией хребтами доходят до самого города. К востоку простирается урожайная долина Священного Ганга, на которой разбросаны многочисленные города, а среди них священный Бенарес (Варанаси) и Илахабад. С верхнего Инда к верхнему Гангу ведет извечный путь, по которому воинственные народы шли завоевывать Индию. По этому пути двигались арии, персы, греки под командованием Александра Великого афганцы, а потом во главе огромных монгольских орд, Тамерлан, положивший начало династии Великих Моголов. Город, основанный в XIII веке магометанской династией, был совершенно уничтожен Тамерланом, потому что всякий, кто хотел господствовать над плодородной долиной Ганга, должен был перейти реку Джамну[81] и захватить расположенный на ее берегу священный город Дели.
Когда поезд проходил через Дели, Пандит Давасарман рассказал спутникам о великолепных памятниках магометанской и индийской архитектуры, находящихся в этом городе. Пандит Давасарман обладал энциклопедическими познаниями о своей стране, притом был хорошим рассказчиком, поэтому Томек, Вильмовский и боцман забрасывали его вопросами относительно различных подробностей.
- Мне приходилось слышать, что некогда индийцы в Дели подняли мятеж против англичан и, говорят, здорово им тогда намяли бока, - начал моряк. - Интересно было бы узнать об этом, потому что, как я вижу, множество индийцев позволяет горсточке англичан хозяйничать в своей стране таким образом, что человека диво берет. И как это индийцы дают водить себя за нос?
Вильмовский и Томек стали незаметно давать своему другу знаки, чтобы он не спрашивал индийца, сотрудничающего с англичанами, об истории знаменитого индийского восстания, но так и не сумели удержать боцмана.
А Пандит Давасарман дружески ему улыбнулся, что не ускользнуло от внимания Томека, и ответил:
- Ты говоришь, сагиб, что на одного англичанина приходится множество индийцев? Это правда, но в нашем муравейнике все кишмя кишит. Англичане умеют из всего извлекать пользу и поэтому заимели верных союзников из числа индийцев. Благодаря этому они господствуют в стране. Это прирожденные конквистадоры[82]. Надо признать, что англичане в критические моменты умеют проявить героизм.
- Значит, вы считаете, что они храбро подавили восстание? - спросил боцман.
- Если это вас интересует - послушайте. Собственно говоря, восстание началось вовсе не в Дели, а в Мератхе[83], городе, расположенном несколько севернее, в Соединенных провинциях Агра-Ауд[84]. Индийские патриоты считали, что они располагают численным превосходством над англичанами, достаточным для достижения независимости. А в этом они видели единственное спасение от нищеты и голода, ставших уделом большинства населения страны. Именно голод и был подлинной причиной крупного индийского восстания, которое вспыхнуло в Агра-Ауд.
Первыми восстали сипаи, то есть индийские солдаты, состоявшие на службе англичан. Поводом к бунту сипаев послужили телесные наказания, которые применяли англичане за отказ солдат вытягивать зубами пыжи из патронов[85] перед зарядкой ружья, так как эти пыжи были пропитаны коровьим и свиным жиром. Бунт подняли одновременно сипаи-индуисты и магометане; первые считали, что нарушен догмат о священности коровы, а вторым магометанская религия запрещала употреблять в пищу свиное мясо и сало. Таким образом, в Мератхе, в воскресенье 10 мая 1857 года вспыхнуло восстание. Взбунтовавшиеся сипаи захватили Дели, убили почти всех европейцев, находившихся там, и объявили о восстановлении империи Великих Моголов. В те времена арсенал в Дели находился вблизи кашмирских ворот. Не имея возможности спасти арсенал и не желая, чтобы оружие и амуниция попали в руки восставших, англичане взорвали арсенал и сами погибли при этом взрыве.
- Ну, ну, не ожидал я этого от англичан, - недоверчиво буркнул боцман.
- Однако это факт. А восстание все ширилось. В Лакхнау[86] население тоже восстало. Во дворце губернатора находились в осаде около трех тысяч человек, в том числе тысяча мужчин, европейцев. Кроме того, там были пятьсот верных англичанам сипаев, в большинстве сикхов[87], пятьсот женщин и детей и несколько сот человек туземных слуг.
Силы восставших росли день ото дня. Горсточка англичан и сикхов, неся большие потери, должна была противостоять всему населению города, насчитывавшему около семисот тысяч человек и тридцать тысяч восставших солдат. Смерть косила защитников дворца. И только через месяц на помощь осажденным пробился полковник Хейвелок во главе отряда из тысячи восьмисот солдат, оставшихся у него после похода через охваченную восстанием страну. Осажденные восемьдесят дней отражали ожесточенные атаки. Они страдали от голода, но все, кто хоть чуть умел владеть оружием, бились на стенах крепости. Защитник Лакхнау, Лауренс, был смертельно ранен, но до конца продолжал руководить обороной. Несмотря на храбрость, всех защитников ждала бы неминуемая гибель, если бы на помощь не подоспел сэр Колин Кемпбел во главе десятитысячной армии. Несколько влиятельных магараджей поспешили англичанам на помощь. Англичане подавили восстание и начали жестоко мстить противникам. Они сносили с лица земли целые поселения и, желая, чтобы будущие поколения индийцев раз и навсегда перестали думать о новом восстании, не позволяли восстанавливать разрушенное.
В результате восстания англичане упразднили знаменитую Ост-Индскую Компанию, которая, начиная с 1600 года, представляла британские интересы в Индии. Править Индией стал вице-король, назначенный английским королем. Вся территория страны была разделена на Британскую Индию, которая управлялась непосредственно английскими губернаторами, и туземную Индию, состоявшую из большого числа мелких княжеств, управляемых раджами и магараджами, в помощь которым были приставлены английские резиденты.
Все это говорит о том, что британцы умеют великолепно отстаивать свои интересы. И нам следует многому у них поучиться, если мы хотим когда-нибудь добиться независимости.
- Они действительно ловко устроились, но без вашей помощи ничего бы не сделали, - сказал боцман, выслушав интересный рассказ. - Странно, что сикхи их так любят.
- Насколько я помню, сикхи не всегда поддерживали англичан и порой даже воевали с ними, - заметил Вильмовский.
- Религиозные различия всегда были яблоком раздора среди индийцев, - пояснил Пандит Давасарман. - Религия сикхов была прогрессивнее индуизма и ислама. Поскольку религия сикхов пользовалась успехом среди населения, их стали преследовать как магометане, так и индуисты.
Сикхам пришлось организовать военно-религиозную общину, чтобы защитить себя от нападений. Потом, в течение четырехсот лет существования, они не только частенько проявляли мужество, но стали и в самом деле великолепными солдатами. В 1764 году они объявили независимость государства, в состав которого вошли Пенджаб[88], Кашмир и долина среднего течения Инда. Это, конечно, не понравилось англичанам. Поэтому в 1849 году они покорили сикхов. Эти последние, урожденные солдаты, привыкшие к военному ремеслу, потеряв возможность сопротивляться англичанам, перешли на их службу. С тех пор англичане пользуются безоговорочной поддержкой сикхов[89].
- Короче говоря, религиозные раздоры среди индийцев помогают англичанам находить себе среди них союзников, - заявил боцман.
- Мы будем проезжать через Амритсар, где находится крупнейшая святыня сикхов, золотой храм Хармандир и священный пруд бессмертия, - сообщил Пандит Давасарман, словно хотел переменить тему беседы.
Благодаря подобным беседам время проходило незаметно. Через несколько часов поезд въехал на равнину Пенджаба, и стал приближаться к его столице - Лахору. На обработанных полях виднелись оросительные каналы. Река Инд и пять ее основных притоков отводили излишки вод из обширной аллювиальной[90] долины Пенджаба, которая с севера и востока окружена предгорьями Гималаев, а с запада - Сулеймановыми горами. Судя по широким, хорошо обработанным полям пшеницы, риса, хлопка, сахарного тростника и плантациям масличных деревьев, большинство населения Пенджаба занималось сельским хозяйством.
Томек с интересом следил за мелькавшими в окне поезда пейзажами. Подобно тому, как это было по дороге в Алвар, он и теперь вносил в записную книжку названия важнейших станций: Дели, Амбала, Лудхиана, Джаландхар, Лахор. От Лахора до Равалпинди, конечного пункта железнодорожной линии, ведущей к границам Кашмира, оставалось уже совсем немного. Из Равалпинди путешественники намеревались отправиться в Сринагар верхом или в дилижансе.
Путешественники с нетерпением ожидали, когда они смогут оставить душный железнодорожный вагон. Пышущие жаром равнины Индии остались уже позади. На севере подпирали небо вершины западных Гималаев - самых высоких гор в мире - защищающих Индию с севера мощной дугой протяженностью в две тысячи двести километров и шириной около двухсот километров. Бодрящий воздух гор уже чувствовался в открытых окнах вагона.
Один только боцман не восхищался перспективой горного путешествия. Он не любил гор и всегда утверждал, что не пристало моряку трясти свое брюхо по горным ущельям.
В Равалпинди размещалась военная база англичан. Об этом свидетельствовали многочисленные казармы. Путешественникам везде встречались вооруженные гуркхи, то есть стрелки из племени непальских горцев. Именно в Равалпинди начиналась единственная дорога, соединяющая Индию с Кашмиром. Здесь находилось также главное командование так называемой английской северной армии.
Для поездки из Равалпинди в Сринагар требовалось специальное разрешение. Белые путешественники только теперь оценили влияние Пандита Давасармана. Достаточно было его краткого визита к представителю английского военного командования, чтобы документы были немедленно выданы.
- Что я вам говорил. Видно, этот Пандит Давасарман крупная шишка, если пользуется таким влиянием у англичан, - заметил боцман, когда индиец на минуту вышел. - Немножко поболтал с полковником - и все нужные бумажки у нас в кармане.
- Мне говорил полковник Бартон, что Пандит Давасарман облегчит нам путешествие, - ответил Вильмовский. - Но раз мы теперь сами убедились, сколь велико его влияние, ты, дорогой боцман, держи язык за зубами и будь осторожен, когда с ним беседуешь.
- Верное замечание. Ты, Андрей, как всегда прав. Впрочем, когда он в поезде рассказывал о восстании сипаев, то в его словах слишком большой любви к англичанам не чувствовалось.
- Все это очень странно... - буркнул Томек и замолк, увидев, что Пандит Давасарман направляется к ним.
- Теперь нам остается найти самый быстрый способ передвижения, чтобы успеть добраться до Сринагара еще перед бурей, которую предсказывает метеорологический пост, - сообщил Пандит Давасарман. - Я предлагаю нанять тонга[91]. Эти повозки лучше всего пригодны на плохих горных дорогах. Багаж мы отошлем с почтовым экка[92].
- Долго ли нам придется ехать до Сринагара? - спросил Томек.
- Если менять лошадей через каждые пять миль, то хватит и нескольких часов, - ответил Пандит Давасарман. - Это будет, конечно, утомительно, однако надо спешить, а то буря может задержать нас надолго.
- Я согласен, что не следует терять времени. Ведь мы стремимся как можно скорее увидеть Смугу, - сказал Вильмовский. - А долго ли будет идти наш багаж?
- Через два дня он должен быть уже в Сринагаре. С собой мы возьмем лишь самое необходимое. Пойдемте к моему знакомому, который занимается тут перевозкой почты и пассажиров.
Владелец станции дилижансов встретил Пандита Давасармана и белых сагибов низкими поклонами. Это был высокий, полный кашмирец с хитрым выражением лица.
- Как дела, Бабукхан? Мы направляемся в Сринагар и хотели бы на твоих тонга добраться до Барамула, где пересядем на лодки. Ты и погонщики получат хороший дастур[93], если, конечно, мы останемся вами довольны, - сказал Пандит Давасарман.
- Селям[94], благородный господин, - ответил Бабуххан, прикладывая правую руку ко лбу. - Ты можешь не говорить о дастуре, потому что я знаю твою щедрость. Но увы, два тонга слишком мало, чтобы поместить сагибов и их багаж. Ты хорошо знаешь, о радость моих очей, что дорога очень плохая.
- Знаю, знаю, досточтимый Бабукхан. В тонга поедем только мы, а багаж ты отошлешь почтовым экка. Поспеши, пожалуйста, так как у нас очень мало времени. Метеорологический пост предупреждает, что в горах ожидается буря.
- Ты сказал, благородный и щедрый господин. Уже бегу давать соответствующие указания.
Бабукхан поспешно удалился. Во дворе послышался его громкий голос, как видно, он был возбужден перспективой хорошего заработка. Хозяин подгонял своих возниц.
- В тонга могут поместиться только два человека, поэтому молодой Вильмовский и я, как самые легкие из всех, поедем в одной повозке и возьмем с собой необходимый багаж, а вы сядете в другую повозку. Это позволит нам ехать с одинаковой скоростью - предложил Пандит Давасарман.
- Прекрасно, - согласился Вильмовский. Он предпочитал не оставлять простодушного боцмана наедине с Пандитом Давасарманом.
Не прошло и часа, как две легкие повозки остановились у дома. В первой из них заняли место Томек и Пандит Давасарман. По-видимому, Бабукхан, кроме условленной платы, получил хороший дастур, потому что "селямы" лились из его уст, как струи горного потока. Возницы уселись на козлы, Бабукхан еще раз поклонился Пандиту Давасарману и коснувшись рукой лба, сказал:
- Селям, благородный господин! Пусть всемогущий аллах[95] хранит тебя в пути. Но, если ты предпочитаешь другое, пусть сопутствует тебе Шива, Вишну, или какая-нибудь могучая и красивая богиня!
- Селям, достопочтенный Бабукхан! Пусть и тебе благоприятствуют боги, дадут здоровье и... счастье в делах, - ответил Пандит Давасарман, многозначительно подмигнув мусульманину.
Возницы-пенджабцы, рослые и крепкие люди, хлопнули в воздухе бичами. Повозки тронулись в путь.
Томек задумчиво смотрел на необыкновенную картину, развертывавшуюся перед его взором. На севере, на фоне чистого, голубого неба, высились покрытые снегом вершины южного хребта Гималаев. После длительного, тяжелого путешествия по жарким равнинам Индии свежий горный ветерок был особенно приятен путешественникам. Сколько раз приходилось Томеку слышать в школе, что Гималаи представляют резкую климатическую границу между южно-азиатской сферой муссонов и континентальным климатом Средней Азии. Здесь проходил извечный путь через Кашмир из Индостана в Тибет, Памир и Китайский Туркестан. Здесь, на этом пути, встречались древнейшие культуры человечества.
Размышляя о том, с какой целью Смуга поехал в глубины Азии, Томек блуждал взором по белым от снега вершинам гор. Что, или кого, искал там Смуга? Предложит ли он им участие в экспедиции, о которой вспоминал в своем письме? Что у него общего с таинственным Пандитом Давасарманом?
Томек машинально взглянул на своего соседа. Пандит Давасарман вовсе не восхищался величественными видами гор. Он, казалось, дремал, опустив голову на грудь. Интерес к индийцу у Томека возрастал. Полковник Бартон утверждал, что Пандит Давасарман и магараджа Алвара относятся доброжелательно к англичанам. Сомневаться в этом было трудно, ведь Давасарман действительно пользовался доверием англичан, доказательством чего было разрешение на поездку в Кашмир, выданное англичанами без лишних хлопот, по одному слову Пандита Давасармана. Но, с другой стороны, рассказ о индийском восстании довольно странно звучал в его устах. Кроме того, разве он не иронизировал над индийскими богами в беседе с магометанином Бабукханом?
"Во всяком случае, Пандит Давасарман - человек необыкновенный, если англичане так считаются с ним", - подумал Томек.
Индиец, словно почувствовав на себе взгляд Томека, поднял голову.
- Вы, наверно, часто бываете в этих краях, если совсем не интересуетесь красочным видом гор, - начал беседу Томек.
- Девственная белизна вечных снегов, лежащих на вершинах гор, плохо действует на мои глаза. Путешествуя по Тибету, я заболел глазами, - ответил Пандит Давасарман.
- Как видно, вы объехали немалый кусок света. Экспедиции подобного рода в слабо изученные страны часто бывают опасны. Вы не боитесь рисковать собственной жизнью?
Индиец улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
- А вы не боитесь рисковать собственной жизьню во время ловли диких животных? Мне кажется, что вы... любите свою опасную профессию!
- Конечно, ловля и приручение животных доставляет нам много радости.
- Вот видите! А я окончил специальную школу, которая подготовила меня к изучению отдаленных стран Азии. Я никогда не бываю уверен, удастся ли мне счастливо вернуться из очередной поездки, но, несмотря на это, охотно рискую жизнью. Взаимное ознакомление сближает народы. Разве такая цель не достойна нескольких скромных человеческих жизней?
- Конечно, если посмотреть на вопрос с такой стороны. Я слышал много интересных рассказов о необыкновенных приключениях Пандитов.
- Нас часто называют Пандитами, хотя этот титул присваивается, как правило, лишь ученым брахманам, - пояснил Пандит Давасарман.
- Не могли бы вы мне сказать, какие страны вам пришлось посетить? Меня очень интересуют такие рассказы.
- Конечно, для друзей мои путешествия не являются тайной. Я три раза посетил Тибет, путешествовал по Китайскому Туркестану, дважды был на Памире, по одному разу на берегах озера Байкал и в Афганистане. Я, естественно, не упоминаю о странах, входящих в состав Британской империи.
- Значит, вам пришлось путешествовать целые годы? - воскликнул удивленный Томек.
- Я путешествовал по Азии больше десяти лет, - ответил Пандит Давасарман. - Мне уже перевалило за сорок, но, как вы можете убедиться, путешествия сохраняют человеку молодость. Особенно пешие. Ведь я выгляжу моложе своих лет, не правда ли?
- Да, конечно! А вы давно знаете Смугу?
- Мы познакомились во время охоты в Бенгалии. Впрочем, это дела давно минувших дней... Шикарр Смуга очень энергичный и храбрый человек.
- О, да! Это великолепный человек! С тех пор, как мы познакомились со Смугой, я всегда мечтаю быть похожим не него, - порывисто заявил Томек.
- У вас есть для этого все возможности, - серьезно ответил Пандит Давасарман. - Вы многим похожи на Смугу. Моя сестра, Сита, сказала мне это еще до того, как я познакомился с вами.
- Вы говорите о рани Алвара?
- Конечно, и могу вас уверить в том, что она очень расположена к вам. Она была так опечалена этим... неприятным инцидентом с перстнем.
Томек смущенно умолк. Пандит Давасарман улыбнулся и спросил:
- Вы слышали о касте кримов в Индии?
- Не только слышал, но и читал в какой-то книге.
- Времени у нас предостаточно, поэтому я расскажу вам занятную, но совершенно правдивую историю. По капризу судьбы два весьма богатых купца принадлежали к касте кримов. Конечно, у них не было абсолютно никакой надобности совершать преступления, но, не желая нарушать священные обычаи своей касты, они раз в году посещали друг друга и во время этого визита похищали какие-нибудь предметы, более или менее равные по стоимости. Таким образом, и волки были сыты, и овцы целы. Однажды к одному из наших купцов прибыл желанный гость. Брат купца подарил гостю красивую шкатулку для бетеля. Незадачливый крим подумал, что хоть раз в жизни сможет обрадовать свою попечительницу богиню Богири Махалакшми, совершив настоящее преступление по всем правилам воровского искусства. Он решил украсть у гостя шкатулку для бетеля, а потом, после того, как жертва будет принесена богине, вручить ему еще более ценный подарок. Купец наскоро обдумал план действий и ночью забрался в комнату своего гостя. К несчастью, купец, впервые предпринявший настоящую кражу, не обладал умением, необходимым в этом ремесле. Гость не только проснулся, но чуть было не узнал вора. Дело могло кончиться крупными неприятностями, если бы брат купца, словно предчувствуя это, не принял своевременных мер. Поняв, в чем заключается дело, гость проявил много подлинного благородства, чем заслужил себе дружбу купца и всей его семьи.
- Каждый человек хоть раз в жизни совершает ошибку. Посмотрите, я вижу перед нами какую-то изгородь, а возле нее лошадей! - сказал Томек, искренне обрадовавшись возможности прекратить щекотливую беседу.
- Здесь мы меняем лошадей, - заявил Пандит Давасарман.
Лошадей перепрягли в течение нескольких минут, и тонга помчались дальше по ухабистой дороге, вьющейся среди живописных долин и поросших лесом возвышенностей. По мере удаления от Равалпинди, местность становилась все более холмистой. Склоны гор были покрыты пихтовыми и кедровыми лесами[96]. Вокруг разбросанных здесь и там деревенских строений, росли фруктовые сады, на полянах цвели фиалки. Сначала местность несколько напоминала предгорья Альп в Италии, но чем выше поднимались тонга по извилистой дороге, тем суровее становился пейзаж.
Возницы, поощряемые обещанием хорошего дастура, непрерывно погоняли лошадей, не обращая внимания на то, что быстрая езда по узкой, ухабистой и извилистой дороге могла закончиться падением в пропасть. Чтобы предостеречь едущих навстречу, возницы перед каждым поворотом трубили в небольшие рога. Разминуться на узкой дороге было чрезвычайно трудно, и требовало настоящего искусства от возниц. Поэтому Томек то и дело огладывался на повозку, в которой ехали отец и боцман.
Вскоре дорога стала петлять по долине реки Джелама, вдоль которой проходила граница между Британской Индией и территорией, принадлежавшей магарадже Кашмира. В деревушке Кохала Томеку пришлось пережить немалое испытание, когда повозка, на которой он ехал, понеслась по высокому, раскачивающемуся мосту из деревянных колод, свободно переброшенных над пропастью и опирающихся на балки, выдвинутые по обоим берегам реки. Качающийся мост не произвел никакого впечатления на возниц. Они остановились перед одним из домиков, на котором висела вывеска на английском и персидском языках: "Таможня". По-видимому, здесь хорошо знали Пандита Давасармана, потому что таможенник, провозгласив несколько вежливых "селямов", заявил, что охотники и путешественники свободны от таможенного досмотра и пошлин.
Пандит Давасарман наблюдал за порядком во время замены лошадей. Боцман воспользовался случаем, чтобы пожаловаться друзьям:
- Я никак не ожидал, что такой рассудительный человек, как Смуга, потребует от нас безумной скачки по горам, - говорил боцман, распрямляя свой огромный, натруженный корпус. - В этом индийском тарантасе тесно, неудобно, и так ужасно трясет, что самая худшая качка во время шторма на море, покажется, по сравнению с этим, невинной забавой. Вдобавок, все это происходит на голодное брюхо. Такая дорога хороша лишь для здешних пустынников, давших обет полного воздержания от всего съестного.
- У меня тоже живот подвело, - сказал Томек.
Проголодался и Вильмовский, поэтому все, включая Пандита Давасармана, отправились в корчму и наскоро поели. После этого настроение их заметно улучшилось, и они снова уселись в повозки.
От Кохала дорога вела вдоль крутого левого берега реки Джеламы. Пришлось уменьшить скорость езды. Узкая, ухабистая дорога местами шла по мосткам, переброшенным через пропасти, или исчезала в темных туннелях, пробитых сквозь скалы. К тому же дорогу преграждали частые обвалы. Поэтому пассажирам приходилось вылезать из повозок, пока возницы, рискуя свалиться в пропасть, под уздцы вели лошадей через опасные места. На ночь путешественники задержались в Домеле, оставив за собой самый изнурительный участок пути. Многочисленное население Домела состояло из воинственных сикхов, отличающихся от индийцев не только внешним видом, но и обычаями. В физическом отношении сикхи были лучше развиты, чем индийцы. Они носили длинные волосы, завязанные узлом, спрятанным под тюрбаном, и такие же длинные бороды, запястья их рук были украшены стальными браслетами - в знак принадлежности к разряду воинов. Женщины сикхов не закрывали лиц и пользовались полной свободой. Они ходили по деревне вместе с мужчинами и с любопытством разглядывали белых путешественников.
На рассвете путешественники отправились в дальнейший путь. В Ури находился небольшой гарнизон, состоявший из сипаев, одетых в светло-красные носки, синие камзолы, украшенные красным позументом, желтые, свободные брюки и красные тюрбаны. К полудню путешественники подъехали к городу Барамулу, где должны были пересесть на судно, и последние пятьдесят километров, отделяющих Барамулу от Сринагара проделать по извилистой реке Джеламе и озеру Вулар.
Вскоре они оставили за собой ущелье, которое часто зовут "воротами Кашмира", и очутились на краю обширной котловины. Горные цепи как бы расступились, а их место заняли возделанные поля. Бурная, с многочисленными порогами и водопадами, река Джелам превращалась на этом участке в медленно текущий поток. За городом простиралось широкое, зеленое плоскогорье, кончавшееся вдали, у подножия повитых туманами и покрытых вечными снегами и ледниками гор.
Увидев после головокружительной езды на повозке "дунгах", которую Пандит Давасарман шумно называл судном, боцман и даже Томек с облегчением вздохнули. Дунгах - это своеобразная лодка, напоминающая китайскую джонку; посредине дунгаха устроен тент из циновок, прикрепленных к жердям. Дунгах одновременно служит постоянным жилищем для его владельцев, так называемых ханджисов. В Кашмире они принадлежат к отдельной касте, а в религиозном отношении являются магометанской сектой, не очень строго придерживающейся предписаний корана[97]. В дунгахе живут всей семьей с женами и детьми. Свою лодку передвигают с помощью длинных шестов или тянут ее за собой, идя вдоль берега. Ханджисы, подобно всему населению Барамулы, очень неопрятны. Хозяин дунгаха, человек высокого роста, униженно рассыпался в "селямах", одновременно оценивая хитрым взглядом белых сагибов.
Подозрительный вид владельца лодки не возбуждал доверия, но Пандит Давасарман успокоил своих спутников, говоря, что им нечего опасаться, так как по закону, действующему в Кашмире, за нападение на иностранца отвечает головой население всего округа.
Путешественники быстро условились о вознаграждении за использование лодки и вскоре уселись в ней. Ханджисы охотно схватили длинные шесты; как только отчалили от берега, они начали хоровую песню.
Белые сагибы совсем не жалели о том, что оставили позади грязную, запущенную Барамулу. Река вилась среди сочной зелени берегов. В садах, наряду с шелковицами, росли груши, черешни, яблони, ореховые деревья, персики, каштаны и кусты винограда. Среди буйного разнотравья, стелющегося между деревьями, росли лилии и ирисы. Восхищаясь этой живописной страной садов и лугов, с одуряющим запахом цветов, путешественники к вечеру добрались до берегов озера Вулар, где заночевали, и на следующий день, вскоре после рассвета, подошли к Сринагару, над которым возвышалась вершина Тахти-Сулейман, то есть Трон Соломона, и Хари Парбат - тюрьма и неприступная крепость, построенная на полукруглой вершине горы.
X
В азиатской Венеции
Томек находился в лодке, ставшей на якорь в одном из многочисленных каналов, пересекающих весь город. Лодка стояла у берега, укрытая от солнца тенью, нависших над водой, ветвей явора. Положив на колени доску, Томек на этом импровизированном столе принялся писать письмо:
"Сринагар в Кашмире, 30 июня 1907 годаДорогая и милая Салли!Ты, вероятно, беспокоишься столь длительным моим молчанием. В письме, отправленном из Бомбея, я описал Тебе трагическое событие, с которым мы встретились сразу же после того, как ступили на землю Индии. Следующее письмо я обещал написать Тебе после встречи со Смугой. Я ожидал, что встреча произойдет в Алваре, куда нас просил приехать Смуга. К сожалению, в Алваре мы его не застали и не видели до сих пор, хотя, идя по его следам, очутились в Кашмире, в городе Сринагаре.Об этом я должен написать Тебе подробнее, потому что все дело приобретает несколько странный и даже таинственный характер. Когда мы были в Алваре, туда приехал брат княгини, Пандит Давасарман, который сообщил, что Смуга будет нас ждать в Сринагаре. Хотя от Алвара до Сринагара довольно далеко, мы, не колеблясь, отправились туда. С поезда мы сошли в городе Равалпинди, самой северной станции железной дороги и там пересели на легкие повозки, которые называют здесь "тонга". Боцман все время проклинал свою судьбу, ведь дорога между Равалпинди и Сринагаром построена семьдесят лет назад и изобилует многочисленными перепадами и прочими горными "прелестями". А Ты ведь знаешь, как боцман не любит гор!К счастью, мы проехали, не скатившись в пропасть, и благополучно очутились в Сринагаре - настоящей азиатской Венеции. Если бы не беспокойство о судьбе Смуги, я был бы восхищен необыкновенной красотой здешних мест. К сожалению, нам пришлось вновь разочароваться. Вместо Смуги в Сринагаре нас встретил слуга Пандита Давасармана, который сообщил, что Смуге пришлось срочно выехать в Лех, и он будет нас ждать там. Трудно описать все наше разочарование и тревогу. Но особенно ужасным был гнев боцмана. Дело в том, что Лех находится в Ладакхе, который называют также Малым Тибетом.От Сринагара до Леха надо недели две ехать верхом. Боцман набросился на Пандита Давасармана и заявил, что не желал бы быть в его шкуре, если в конце концов выяснится, что Смуга давно только дух, а не живой человек. Пандит Давасарман отнесся к словам боцмана с необыкновенным спокойствием. Люди Востока - фаталисты; они считают, что без воли небесных сил у человека волос не упадет с головы. Поэтому он спокойно заявил, что только Смуга может нам сообщить, с какой целью он вызвал нас в Азию. Теперь нам больше ничего не остается делать, как отправиться в дальнейший путь. Честное слово, я не знаю, что и думать об этом. Пандит Давасарман - необыкновенно богатый человек, и, кроме того, хорошо известный здесь исследователь Азии. У него нет причин обманывать нас или относиться враждебно к Смуге.Однако факт остается фактом, и нам приходиться с этим мириться. Мы решили отправиться в путь как можно скорее. К сожалению, уже второй день мы торчим в Сринагаре и ждем прибытия нашего багажа. Багаж выслан вслед за нами почтовым дилижансом, но тот до сих пор не прибыл. Пандит Давасарман сообщил нам, что вся дальнейшая дорога ведет по горной местности. Он посоветовал пополнить наше снаряжение, в частности, приобрести весьма практичные кожаные вьюки, так называемые "якданы". Они удобны для упаковки личных вещей, а на постоях с успехом заменяют постель. Якданы снабжены сбоку железными ручками. Таким образом, если растянуть два таких вьюка и прикрепить их ручки к жердям, то можно получить кровать, весьма удобную в суровых горных условиях. Кроме того, по местному обычаю, один якдан считается здесь грузом для одного кули, а два якдана - для яка, лошади, или мула. Мы считаем, что такие вьюки, повсеместно применяемые здесь, облегчат наше путешествие и избавят нас от лишнего торга при найме перевозочных средств. Поэтому отец и боцман, в обществе Пандита Давасармана, пошли в город за покупками. Они должны приобрести еще теплые тулупы и высокие валенки, так как только они могут надежно защитить человека во время снежных бурь в горах.Мне лично Пандит Давасарман очень нравится. Я надеюсь, что раньше или позже, но мы найдем Смугу, и тогда кончатся все наши треволнения. Мы так до сих пор и не знаем, зачем Смуга вызвал нас в глубины Азии, и что он намерен делать дальше. Ведь это не простое туристское путешествие. Как только я узнаю правду, сейчас же напишу Тебе обо всем. Не беспокойся, если следующее мое письмо немного запоздает. В Центральной Азии нет железных дорог. Письма здесь носят специальные курьеры, вооруженные копьями, увешанными раковинами и колокольчиками; они позванивают ими для того, чтобы отпугивать зверей в пустынных местностях. Ты можешь легко догадаться, что такой способ отправки корреспонденции не очень надежен, хотя говорят, что нападения на одиноких письмоносцев случаются весьма редко.Я уже написал, что отец и боцман отправились за покупками, а я остался в крытой лодке, носящей здесь название "дунгах" и пишу Тебе это письмо. Надо Тебе еще сказать, почему мы живем в лодке, а не в гостинице. Дело в том, что в Кашмире европейцам запрещено иметь недвижимое имущество. Правда, магараджа отдал несколько домов в распоряжение европейцев, но во время летней жары, господствующей на равнинах Индии, в Кашмир съезжается множество английских чиновников. Все они поместиться в домах просто не в состоянии, и многие семьи нанимают дунгах, на которых можно неплохо устроиться. Таков здесь обычай. Жизнь под открытым небом удобна еще и тем, что позволяет нам свободно любоваться живописными видами. По сравнению с жаркими индийскими равнинами и горами, покрытыми вечными снегами, Кашмирская долина - это настоящий рай, а Сринагар - азиатская Венеция. Въехать в город удобнее всего по одному из многочисленных каналов. Река и озера соединены тут между собой каналами, по которым плавают "схикарах" - вид быстрых гондол с подушками для пассажиров. На реке полно различных лодок и барж, на которых перевозят товары, а дунгах днем и ночью переполнены пассажирами. С набережной к воде спускается широкая лестница. Женщины носят воду ведрами, последователи брахманизма совершают ритуальные омовения, мусульмане ведут себя так шумно, что уши пухнут.Узенькие улочки города застроены многоэтажными домами, украшенными лепкой. Странно выглядят крыши домов. Большинство из них превращено в лужайки, покрытые травой и цветами. Даже крыши индийских храмов и мусульманских мечетей покрыты буйной растительностью. Ты даже не представляешь, как необычно и интересно выглядят такие крыши. Здесь встречаются остатки прежних дворцов, построенных еще до монгольского нашествия. Над городом, словно огромный памятник, высится гора, называемая Троном Соломона, на вершине которой стоит древний храм, возведенный около двух тысяч лет назад. А вот второе сооружение, господствующее над Сринагаром, возбуждает неприятное чувство. Это неприступная крепость и тюрьма - Хари Парбат.Но сады на крышах домов и гондолы на каналах - не единственная достопримечательность этого города. На меня большое впечатление произвели плавающие огороды на озере Даль. Представь себе крупное озеро, а на нем сотни искусственных островков. Прежде это озеро было местом отдыха и развлечений азиатских владык, а теперь знаменитые плавающие огороды служат крестьянам для выращивания овощей. Интересен способ, при помощи которого создают эти острова-огороды. Сначала обрезают водяные растения на глубине около трех футов ниже уровня воды, а потом их стебли переплетают тростником. Получается циновка, на которую кладут тонкий слой ила, так что в конце концов получается что-то похожее на подводный плот. Все это удерживается на месте вбитыми в дно озера бамбуковыми жердями. Через несколько месяцев плот преображается в настоящий огород. Тут выращивают арбузы, огурцы, помидоры и другие овощи. Большинство кашмирцев исповедует магометанство, но правящий класс состоит из индуистов. По этой причине и мусульманам приходится уважать религиозные обычаи правящей касты. Если прежде за убийство коровы, почитаемой индуистами, угрожала смертная казнь, то теперь виновный в совершении этого приговаривается к пожизненному заключению. Мрачные стены Хари Парбат служат магометанам постоянным напоминанием.Я не уверен, почувствуешь ли Ты всю оригинальность и красоту Кашмира по моему скромному описанию. Добавлю еще, что европейцу трудно пройти по шумной и многолюдной улице. Торговцы и ремесленники пытаются навязать каждому из них свои товары или предложить услуги. Отвязаться от них непросто. Кашмирцы не лишены черт, смешных у столь сильных в физическом отношении людей. Смех, плач и пустая болтовня сменяются у них непрестанно. Чтобы отличить себа от индусов, магометане делают все наоборот. Они иначе носят тюрбаны, иначе застегивают халаты, в седло садятся с левой стороны, подобно европейцам, тогда как индусы делают это с правой. На самом деле различия эти очень поверхностны. Да, необходимо еще удовлетворить Твое любопытство относительно убранства женщин. Они здесь носят свободные платья, похожие на ночные сорочки, большей частью светлых тонов. На головах у женщин легкие шали. Индуски очень любят всякого рода украшения и носят их в ушах, на шее, на руках и ногах. Мусульманки же, наоборот, одеваются во все черное и плотно закрывают лица чадрой.Ну, пора кончать письмо, ведь оно и так слишком длинно. Что Ты делаешь после возвращения из школы домой? Хорошо ли развлекаешься? Часто ли приходит к Тебе двоюродный брат? В следующем письме постараюсь описать охоту на тигров в Алваре. Надеюсь, что мы скоро встретим Смугу и настроение у нас улучшится. Жди терпеливо известий от меня и не беспокойся, даже если письмо запоздает. Обнимаю Тебя, милая Салли, и шлю привет твоему дяде.Томек.
P.S. После охоты на тигров княгиня Алвара подарила мне красивый перстень с алмазом. Я привезу его Тебе в качестве подарка из Индии. В Сринагаре я купил несколько браслетов очень искусной выделки. К одному из них прикреплены серебряные колокольчики.Твой Томек."
* * *
Томек заклеивал конверт, когда на берегу, рядом с дунгах, остановилась двуколка доверху нагруженная покупками. Томек увидел около нее отца и боцмана.
- Эй, браток, помоги-ка нам выгрузить это барахло! - воскликнул боцман, призывая рукой друга.
Томек выбежал на берег. Он изумленно смотрел на гору упакованных вещей и не верил своим глазам.
- Неужели все это надо брать с собой в дорогу? - спросил он.
- А то как же! Ведь до Леха путь неблизкий, нам придется около двух недель ехать верхом, а по дороге туда до сих пор не построены лавки, - ответил боцман. - Мы берем с собой даже корм для лошадей.
- Но Томек еще не знает, что у нас есть десять верховых лошадей, - вмешался Вильмовский.
- Значит, вы уже успели нанять лошадей? - удивился Томек. - Ведь наш багаж еще не пришел из Равалпинди.
- Как раз пришел, ровно час тому назад. Ты удивишься еще больше, когда узнаешь, что лошадей мы вовсе не нанимали. Их оставил нам Смуга, понимаешь? - сказал боцман.
Томек немного подумал и спросил:
- Кто и когда сказал вам о лошадях?
- А кто же еще, как не этот индиец? - пробурчал боцман.
- Если он знал о том, что для нас здесь оставлены лошади, то должен был знать, что в Сринагаре мы не застанем Смуги. Почему же он нас обманывал?
- Пандит Давасарман утверждает, что известие о покупке Смугой лошадей привез ему служитель, который сказал об этом в то время, когда он хотел нанять лошадей для поездки в Лех, - пояснил Вильмовский.
- Почему же он не сказал об этом сразу, еще вчера? - продолжал Томек.
- Ну, мой дорогой, ты, пожалуй, заметил, что оба индийца довольно молчаливы, - ответил отец.
- Дело выглядит так, словно Смуга задумал большую экспедицию...
- Мне тоже так начинает казаться. Разве не об этом же говорит присутствие в нашем обществе индийского ученого? Ведь о лучшем проводнике по Азии трудно мечтать, - сказал Вильмовский.
- Верно! Я уверен, что дело тут нечисто, - добавил моряк. - Откуда у нас может быть веренность, что эти два молчальника говорят правду? Ведь это они нам сказали, что лошадей оставил Смуга.
- Необходимо соблюдать осторожность, пока мы не найдем нашего друга, - сказал Вильмовский. - Давайте выгрузим покупки, потому что скоро явится Пандит Давасарман с багажом из Равалпинди.
Вскоре куча покупок лежала на берегу, рядом с новыми якданами. Вильмовский купил восемь якданов, четыре китла, то есть корзины для провианта, и три брезентовые палатки. В числе запасов, привезенных на двуколке, находились: чай, сахар, мука, рис, супы в порошке, мармелад, жиры, свечи и спирт для спиртовки. Кроме того, каждый из трех путешественников получил меховой тулуп, шапку и валенки с голенищами.
Спустя некоторое время появился Пандит Давасарман и привез с собой багаж. Общими силами путешественники взялись за упаковку якданов и китлов. Служитель Пандита Давасармана, Удаджалак, показал себя опытным путешественником, умеющим готовиться в дорогу. Сразу было видно, что все это для него не впервые. Как только они закончили упаковку, Пандит Давасарман сказал:
- Если вы желаете, мы можем еще сегодня на лодке отправиться в Гандарбал, где оставлены для нас лошади. Надо спешить, потому что ночью в горах шел снег. Дорога будет тяжелой, а ведь нам надо пройти девятнадцать дневных маршей.
- Хорошо, едем, - решил Вильмовский.
- Скажите, пожалуйста, могу ли я перед отъездом из Сринагара послать письмо в Европу? Будем ли мы проходить вблизи почтамта? - обратился Томек к Пандиту Давасарману.
- Я сам займусь этим, дайте мне письмо, и оно будет отправлено в Равалпинди, - ответил Пандит Давасарман.
Томек достал из кармана письмо, и Пандит Давасарман сразу же позвал:
- Удаджалак! Возьми письмо сагиба и занеси в контору Бабукхана, да скажи там, что они должны его отправить еще с сегодняшней почтой.
- Слушаюсь, Пандит! - по-военному ответил Удаджалак, вытянувшись перед ним, как струна.
- Да поживее, а то через полчаса мы уезжаем.
Удаджалак быстрым, пружинистым шагом удалился. Боцман с удовольствием смотрел ему вслед, потом сказал:
- У вас хороший служитель. Выучка у него не хуже, чем у солдата.
Произнося эти слова, боцман многозначительно подмигнул друзьям, так как подозревал, что Пандит Давасарман обманул их, представив Удаджалака в качестве своего служителя. Но Пандит Давасарман нисколько не смутился, а спокойно пояснил:
- Удаджалак - сержант индийского стрелкового полка. Он сопровождал меня во время большинства экспедиций, исполняя обязанности служителя. Это верный и храбрый человек.
- Почему же Удаджалак не носит мундира, если он военный? - спросил Томек.
- Военный мундир обращает на себя внимание, а этого следует избегать во время исследовательских экспедиций. Я предлагаю начать готовиться к отъезду. Вот уж подошли наши дунгах.
XI
Холодное дыхание Тибета
Удобную поездку на лодках из Сринагара в деревню Гандарбал, скрытую в тени платанов-великанов, путешественники могли считать приятным отдыхом перед ожидающим их путешествием на верховых лошадях.
На ночлег они остановились в караван-сарае[98] в Гандарбале, где их ждали лошади, якобы оставленные Смугой. Сразу же после прибытия в караван-сарай Пандит Давасарман заявил, что тут необходимо нанять погонщиков для вьючных лошадей и слуг для белых путешественников. Против последнего предложения энергично возразил боцман.
- Ну, уважаемый Пандит, нам совсем ни к чему эти слуги, - возмущенно заявил он. - Погонщики для кляч нам действительно нужны. Можно нанять еще какого-нибудь поваренка, чтобы стряпал обеды. А остальное мы всегда делаем сами. Кроме юнги, который все равно не умел начистить сапоги до блеска, у меня личной прислуги никогда не было.
- Благородный сагиб, я знаю, что ты впервые находишься в этой стране, где царят совсем другие обычаи, - ответил Пандит Давасарман, которого не смутили протесты боцмана. - Здесь белые не берутся за обыкновенную работу. Если бы вы поступили иначе, то потеряли бы уважение у туземцев. Организуя караван, здесь, как правило, нанимают бабу - то есть переводчика, шупрасси - гонца, повара, лакея, чистильщика сапог, погонщиков и носильщиков; некоторые белые нанимают даже парикмахера, сапожника, портного и так далее.
- А может быть, мы наймем еще слугу, который бы набивал мне табаком трубку? - с иронией спросил боцман.
- Никто бы этому не удивился, а на вас, скорее всего, смотрели бы с большим уважением, - ответил Давасарман.
- Я и без того умею возбудить к себе уважение, - буркнул боцман.
- И все же нам лучше положиться на опыт Пандита Давасармана в деле организации каравана, - вмешался Вильмовский. - Прошу, однако, чтобы вы не переборщили с количеством слуг.
- Я думаю, нам надо нанять погонщиков, повара, трех служителей, бабу и шупрасси, - твердо заявил Пандит Давасарман. - Я сейчас позову лумбадара[99] и решу с ним все дело.
- Пожалуйста, займитесь этим, - заключил беседу Вильмовский.
На этот раз все легли спать рано, и на следующее утро были готовы в дорогу еще до рассвета. Путешественники еще заканчивали завтрак, когда во дворе караван-сарая раздался топот лошадиных копыт.
- Интересно, почему Пандит Давасарман и сержант Удаджалак не завтракают вместе с нами, - спросил Томек. - Неужели они на нас обижены.
- И я бы этому не удивился, потому что наш милый боцман совсем не считается со словами и слишком часто вступает в спор, - сказал Вильмовский. - Вчерашний разговор насчет служителей был излишне резким.
- А мне этот княжеский родственник действует на нервы. Любой человек должен, по мере возможности, обслуживать себя сам, а не пользоваться трудом других столь же хороших людей, как и он сам, чтобы те, извиняюсь за выражение, ковыряли ему в носу. У моих стариков в домике на Повислье никаких прислужников не было. А я, нынешний боцман, носил воду ведром, и корона у меня с головы не слетела, - защищался моряк. - Зачем нам расходовать напрасно тяжело заработанные деньги?
- Вы совершенно правы, боцман, но ничего с этим мы поделать не сможем. Тут что ни город, то норов, что деревня, то обычай, так что лучше не смотрите косо на Пандита Давасармана, потому что ничего путного из этого не выйдет, - вмешался Томек.
- Ну да шут с ним. Я запру пасть на замок, а вы его как-нибудь задобрите, - примирительно сказал боцман.
В комнату вошел Удаджалак. Он встал, словно по команде "смирно", и отрапортовал:
- Пришел наш новый бабу, желают ли благородные господа побеседовать с ним?
- Вольно, сержант, вольно, мы обыкновенные гражданские люди, и нам ни к чему устраивать лишние церемонии, - отозвался боцман, словно уже забыл, что только что обещал не вмешиваться в разговоры с индийцами.
Вильмовский толкнул его под столом. Удаджалак весело улыбнулся и ответил:
- Слушаюсь, благородный сагиб, большое спасибо! Могу ли я ввести переводчика?
- А где же Пандит Давасарман? Он руководит нашим караваном, и переводчик должен прежде всего обратиться к нему, - сказал Вильмовский.
- Пандит Давасарман приказал мне представить нового переводчика вам, - был ответ.
Вильмовский и Томек с укором посмотрели на боцмана. Тот тоже понял, что Пандит Давасарман обиделся.
- В таком случае пусть переводчик войдет, - согласился Вильмовский.
Удаджалак отворил дверь и кивнул головой, приглашая кого-то войти. В комнату вошел переводчик, он же проводник. Это был не очень высокий мужчина, одетый в толстый плащ из грубого сукна, перетянутый кожаным поясом с серебряными насечками. На ногах бабу носил валенки. Из-под фетровой шапки с поднятыми вверх наушниками на плечи мужчины спускались две черные косички с вплетенными в них красными ленточками. За поясом был заткнут кукри, то есть короткий нож с широким лезвием, распространенный среди гуркхов.
- Я ваш новый переводчик, сагиб, - тихо сказал мужчина.
Путешественники с удивлением взглянули на него, потому что им показалось знакомыми его лицо и голос.
Томек встал от стола и быстро приблизился к переводчику. Он заглянул ему прямо в глаза, потом отступил, еще более удивленный. Переводчик расхохотался, довольный произведенным эффектом.
- Ты не ошибаешься, сагиб, это я с сегодняшнего дня ваш переводчик, - весело сказал он.
- Пандит Давасарман! - одновременно воскликнули Вильмовский и боцман.
- Что значит этот маскарад? - смеясь, спрашивал Вильмовский.
- Ах, чтоб его кит проглотил! Я никогда бы не поверил, что одежда может так изменить человека. Только голос тебя выдал, Пандит.
- С сегодняшнего дня я являюсь вашим переводчиком, а Удаджалак - гонцом. Я с самого начала предполагал занять для нас эти места, потому что все сразу же обратили бы внимание на индийцев, путешествующих в обществе белых сагибов. А мне кажется, что чем меньше будут говорить о нас, тем будет лучше. Всякого рода известия распространяются в Азии с быстротой молнии, несмотря на то, что передаются только из уст в уста.
- Почему же вы вчера не сказали нам об этом? - спрашивал Вильмовский.
- Я хотел проверить, узнаете ли вы меня в этой одежде. Одновременно я вас прошу называть меня с этой поры только "бабу". А теперь - в дорогу!
- Ехать, так ехать, - сказал боцман, нехотя вставая из-за стола.
Вскоре все очутились во дворе караван-сарая. Кроме пяти верховых и пяти вьючных лошадей, они застали там троих погонщиков мулов, троих служителей и повара. Путешественники, Давасарман и Уджалак приторочили к лукам седел карабины и, не мешкая, вскочили на коней. Лошадиные копыта глухо зацокали по мостовой. Уже светало.
Сразу за деревней караван проехал по мосту на другой берег бурного, вспененного Инда. Довольно удобная до того дорога, теперь перешла в тропинку, вьющуюся вдоль берега реки.
Лошади путешественников брели по следам старых лавин, осторожно переступали через предательские трещины, въезжали в лесные долины, наполненные пением птиц, и снова взбирались вверх по каменистым тропам. Во время трудной езды путешественники мало говорили друг с другом - так как шум реки заглушал слова.
На ночь они разбивали палатки на небольших лужайках. Утомленные путешественники спали так крепко, что не обращали даже внимания на возможность медвежьих визитов. За четыре дня они миновали расположенные у дороги станции Канган и Гунд, после чего пересекли Гагангир и Сонамерк, то есть "желтые луга". Такое название луга получили от желтых цветов шафрана, покрывающего горные поляны. Вдали, в горах, искрилась белизна снегов, а холодный ветер, резкими порывами бьющий в лицо путешественников, вынудил их надеть тулупы и валенки.
На отдых путешественники остановились в деревне Балтал, расположенной в обширной котловине, со всех сторон замкнутой мощными стенами скал. Здесь повсюду царила роскошная тишина, особенно приятная после шума горного Инда, который они оставили позади. Поселение, хотя оно и называлось деревней, состояло всего из трех жалких хижин. Путешественники разбили палатки неподалеку от них. Несколько часов они отдыхали у костра, и даже едкий дым не мешал им. На дрова тут рубили карликовую березу.
Деревушка Балтал была последней в Кашмире. Прямо за ней врезался в небо хребет Западных Гималаев, самых высоких гор в мире. Перед тем, как отправиться в дальнейший путь, переводчик снабдил белых сагибов оригинальными очками. Они состояли из деревянных оправ, в которых вместо стекол находилась сетка из конского волоса. Такие очки нужны для защиты глаз от белизны вечных снегов, залегающих в горах, - ведь неосторожные путешественники часто заболевали так называемой "снежной слепотой".
Начиная от Балтала, дорога стала непрерывно подниматься в гору, вплоть до перевала Зоджи - единственного перевала в высоком хребте западных Гималаев[100]. Подход к перевалу был тяжелым и опасным. Тропинка вела вдоль обрывистых склонов, часто нависая над пропастями. Любой неосторожный шаг человека или животного мог стать причиной падения в бездну.
Пандит Давасарман ехал впереди. За ним Удаджалак, потом боцман, Томек, Вильмовский и остальные люди с вьючными лошадьми. Боцман побледнел, потому что его конь, вместо того, чтобы идти посредине узенькой тропинки, взбирался в гору по самому краю пропасти. Хотя моряк несколько раз пытался вынудить лошадь повернуть к середине тропинки, та упорно возвращалась на край.
- Вот глупая тварь, не слушается, да и только, - взорвался, наконец, боцман. - Она готова полететь в пропасть и увлечь за собой меня.
- В чем дело, боцман? - встревожился Томек.
- Никак не могу заставить паршивую клячу держаться середины этой проклятой тропы, - взволнованно ответил боцман. - Эта тварь упрямо плетется по самому краю пропасти. Мы свалимся вместе в преисподнюю, честное слово моряка!
Ехавший впереди боцмана Удаджалак, повернул голову и сказал:
- Послушайте меня, благородный сагиб. Опустите свободно поводья и доверьтесь инстинкту лошади, вы же знаете, что каждое животное охотнее идет по той части плохой дороги, по которой перед ним прошли другие. Здесь часто проходят караваны вьючных лошадей. Лошадь с грузом на спине в любой момент может задеть вьюком отвесную стену и рухнуть в пропасть. Поэтому опытные вьючные животные идут протоптанным краем тропинки, стараясь отодвинуться как можно дальше от предательской стены. Наши лошади инстинктивно выбирают дорогу, по которой раньше прошли другие. Значит, лучше всего предоставить ей полную свободу. Посмотрите, сагиб, все наши лошади идут таким же образом.
- Ты меня убедил, Удаджалак. Но что поделаешь, если я не люблю смотреть в пропасть? Это все чертовы штучки, - ответил боцман, заключив свои рассуждения сочным матросским словцом.
- У меня есть славная идея, боцман! - громко воскликнул Томек. - Зажмурьте покрепче глаза, и вы перестанете видеть пропасть.
- Действительно, неплохая идея, но что будет, если я случайно вздремну и свалюсь с седла? А впрочем, не беда, если в детском возрасте я переболел корью, значит, и теперь как-нибудь переберусь через эти паршивые хребты.
- Браво, боцман! Вы еще полюбите такие путешествия!
- Если я полюбил такого дерзкого шалуна, как ты, то, возможно, когда-нибудь полюблю и горы. Хотя с этим придется еще подождать.
А тропинка вела все выше и выше. В тени отвесных скал было очень холодно, но как только они выезжали на открытое место, солнце начинало сильно припекать. К величайшей радости боцмана, караван через несколько часов тяжелого пути добрался наконец до перевала. Это был знаменитый перевал Зоджи, ведущий прямо на север. На вершине перевала Пандит Давасарман сделал короткий привал, чтобы дать возможность передохнуть измученным животным.
Из-под ледника, находившегося на расстоянии всего лишь около трехсот метров от места отдыха, пробивался быстрый ручей, который здесь, на перевале терял разгон и даже слегка извивался, чтобы несколько дальше снова превратиться в пенистый, бурный, бьющий о каменные пороги поток. Во время зимних вьюг, которые случаются здесь на протяжении ряда месяцев, перевал был недоступен и даже опасен для людей и животных. Об этом красноречиво свидетельствовали белевшие на солнце скелеты мулов и небольшое кладбище, сложенное из каменных плит. Отдыху мешал непрерывно дующий порывистый ветер.
- Ничего себе поездочка! В городе началось все с убийства, а в горах уже в самом начале пути нас встречают скелеты животных и вот это кладбище, - сердито проворчал моряк.
- Перестань стонать, боцман, лучше посмотри назад, - воскликнул Вильмовский.
С высоты перевала как на ладони виднелась тихая, зеленая долина Кашмира. Вспомнив одуряющий запах цветов, гондолы на каналах и песни красивых девушек, боцман улыбнулся. Но тут же тоскливо повернул голову к северу, где простиралось недоступное, пустынное плато.
С перевала Зоджи можно было видеть то различие, которое существует между южной и северной частями страны. Западный хребет Гималаев является естественной границей, отделяющей растительный мир Кашмира от Ладакха, Индии от Тибетского нагорья. Перевал делит Кашмир на две части, каждая из которых имеет свой климат и даже население, совершенно различных культур. К югу от хребта, среди живописных, хорошо увлажненных долин живут арии - индуисты и магометане. К северу - простирается суровое, пустынное нагорье - страна монголов-буддистов. Несмотря на то, что в политическом отношении Ладакх входит в состав Кашмира, фактически он тесно связан в географическом смысле с Тибетом. Ладакх - это преддверие Тибета.
Сразу же за перевалом Зоджи путешественникам пришлось пережить весьма тревожные минуты. Из-за каменных стен показался караван, направлявшийся им навстречу. Раздались крики погонщиков. Оба каравана немедленно остановились. Погонщики каравана, поднимавшегося на перевал, втиснулись вместе с лошадьми в небольшие ниши в отвесной скальной стене, чтобы дать возможность пройти каравану, спускавшемуся вниз. И только после этого Пандит Давасарман дал приказ своему каравану идти вперед.
Когда караван проходил мимо встречного, стоявшего в нишах каменной стены, пот покрыл лица путешественников и даже погонщиков, привыкших к таким событиям. Лошади почти касались друг друга боками, в испуге стонали и с трудом удерживали равновесие на самом краю горной тропы. Боцман, наверное, и в самом деле закрыл бы глаза, но "селямы" заставляли его вежливо кланятся встреченым путешественникам. Это были магометанские паломники из Восточного Туркестана, которые из родного Яркенда направлялись в священный город мусульман - Мекку[101]. Паломничество в Мекку занимало в обе стороны около одиннадцати месяцев, поэтому они ехали со всем своим скарбом, упакованным в большие мешки. На мешках сидели женщины, с головой укутанные в обширные белые покрывала. Из-под покрывал любопытно сверкали черные, раскосые глазки. Мужчины, держа лошадей под уздцы у самой морды, чтобы они стояли спокойно, приветствовали путешественников. Магометане из Яркенда одеты были в долгополые, подшитые мехом кафтаны, на голове носили шапки с меховыми околышами, а на ногах высокие, мягкие сапоги. Они торжественно кланялись, складывая руки на животе, и говорили "селям", хотя кланяться им было нелегко из-за беспокойства лошадей. Наши путешественники отвечали на приветствия и, несмотря на то, что разминуться с чужим караваном было очень трудно, с интересом рассматривали жителей далекого Туркестана. Они дивились их отваге и предпринятому рискованному путешествию. Сколько же паломников гибло во время этого длинного, опасного пути?
Несколько дней караван шел вдоль бурного, прорезающего горный хребет, ручья Драс. На ночлег путешественники задерживались среди каменных осыпей, которые были настоящим царством сурков[102].
Буддисты верили, что души умерших злых людей после смерти переселяются в сурков. Местность просто кишела этими грызунами, так как суеверные тибетцы их не трогали, а от медведей сурки спасались сами. Умные животные напомнили Томеку встретившихся ему в Мексике луговых собачек[103]. Желая получше рассмотреть азиатских сурков, Томек и боцман во время очередного постоя подкрались к жирующему стаду. Им удалось даже окружить одного из зверьков. Сурок, очутившись в ловушке между крупными валунами, не собирался сдаваться. Он перевернулся на спину, защищался острыми когтями и с бешеным отчаянием хватал зубами палку, которую подсовывал Томек.
Развести костер удавалось далеко не на всех привалах. Дело в том, что единственным топливом здесь было растение терескен, по внешнему виду напоминающее укроп. Стебли этого растения многие животные употребляли в пищу. В них содержалось масло, пахнувшее, как камфара. Насыщенные этим маслом свежесрубленные, зеленые растения горели значительно лучше, чем сухие.
Пандит Давасарман был неоценимым организатором, и поэтому караван довольно быстро прошел вдоль берегов Суру и достиг единственного здесь городка, в котором был скромный базар и маленькая больница. Отсюда уже недалеко было до Каргила, первого поселения буддистов, выдвинутого дальше других на запад.
Проходя по долине Вакка, путешественники увидели буддийский монастырь, построенный на высокой скале. В этом монастыре находились ламы-красношапочники. Подобно их тибетским братьям - желтошапочным ламам, они подчинялись Великому Далайламе, находившемуся в Лхасе. Пандит Давасарман превосходно знал все уголки Тибета и рассказывал товарищам по путешествию про жизнь лам, которые никогда не расстаются с молитвенной мельницей и четками. В каждом монастыре находилась небольшая группа лам, занимавшихся исключительно отправлением религиозных обрядов, тогда как большинство членов монастырской общины было занято на тяжелых хозяйственных работах.
Проходя через городок, караван углубился в лабиринт опрятно построенных глиняных домиков с плоскими крышами. На крышах торчали высокие жерди, увешанные белыми тряпочками[104] и черными хвостами яков. На крышах сидели в полном молчании, словно погруженные в глубокие раздумья, мужчины, одетые в теплые кафтаны и шапки с наушниками. Заметив караван, они важно вставали, выкрикивали только одно слово "джуле!"[105], потом наклонялись вперед, поднимали вверх большой палец правой руки и вываливали язык на подбородок.
В первый момент боцман Новицкий даже онемел от возмущения. Он покраснел, натянул поводья и на месте осадил коня. Поднявшись на стременах, он крикнул мужчинам, сидевшим на крышах:
- Ах вы, воловьи хвосты, вот как встречаете вы путешественников? Так вот что называется у вас гостеприимством?!
Сидевшие на крышах мужчины еще громче крикнули "джуле!" и еще дальше высунули языки.
Возможно, случилась бы неприятность, потому что боцман, охваченный гневом, уже собирался соскочить с седла, но, к счастью, Пандит Давасарман подъехал к моряку и схватил его за руку.
- Стой, сагиб! Это они приветствуют вас по своему обычаю! - вполголоса сказал он, кивнул головой мужчинам, крикнул "джуле!" и тоже вывалил язык.
Мужчины еще раз повторили приветствие и спокойно уселись на крышах.
- А, чтоб их... - выругался боцман, и расхохотался до слез. - Значит это их приветствие? - спрашивал он, вытирая глаза. - А я уж собрался ребра им посчитать.
Теперь боцман в свою очередь вывалил свой огромный язык, что сидевшие на крышах жители восприняли с видом большого удовольствия.
В веселом настроении путешественники отправились в дальнейший путь. По дороге им часто встречались каменные валы, доходившие иногда до ста метров длины, насыпанные благочестивыми буддийскими путешественниками из обломков камней, песка и глины. На верху лежали плоские камни с выбитыми на них письменами. Эти валы, подобно тому, как и каменные столбы, украшенные барельефами и надписями, ставятся для того, чтобы указать Будде дорогу в святую Лхасу, когда он снова сойдет на землю.
Около одного из таких памятников необыкновенного благочестия путешественники заметили огромное изваяние Будды, вырубленное прямо в скале тридцатиметровой высоты.
Теперь караван шел через высокие крутые горы, снова лишь на шаг от бездонных пропастей. Днем путешественники страдали от несносной жары, ночью - от пронизывающего холода. Им приходилось часто выезжать задолго до рассвета, чтобы большую часть пути пройти до того, как солнце распустит замерзший за ночь толстый снежный наст. Разреженный воздух затруднял дыхание и вызывал оптические обманы. Благодаря этому далекие предметы казались очень близкими.
Спустя одиннадцать дней опасного, изнурительного путешествия, они добрались до монастыря в Спиттуге и оттуда, вдоль каньона Инда, направились на восток. Теперь перед ними простиралась обширная песчаная пустыня. На краю ее высились башни замка раджи Ладакха, а несколько выше его находился монастырь Саспулгомпа.
Комментарии
Отправить комментарий